– Да. Пушки из гренадерского гарнизона, где им технику взять. На лошадках.
– Вы говорили мне об артиллерийской упряжке – лошадь, передок со снарядным ящиком и само орудие. Так? – Селивёрстов кивнул. – Орудия в деле, а лошади с передками где?
– Обычно их оставляют недалеко от позиции батареи, на случай передислокации.
– Хватайте дельтаплан за тот конец, я за этот – и бежим!
– Андрей Павлович!.. – только и успел воскликнуть Селивёрстов.
Через пять минут спецназовцы, санитары и прочий военный люд, что принимал участие в штурме, наблюдал незабываемую картину. Сосновцев, взобравшись на передок артиллерийской упряжки без орудия, с трудом удерживал над собой дельтаплан. Селивёрстов примостился у него в ногах, выполняя функции кучера. Лошадь топталась на грунтовке, сохранившей ещё кое-где ровные плотные участки.
– Геноссе, только очень прошу – ровнее! – выкрикивал Сосновцев. – Направляй лошадь так, чтобы мы ехали ровнее! Но и скорость, скорость давай! Поехали-и-и!
Селивёрстов стегнул мерина, нелепая колесница тронулась и покатилась по дороге, подскакивая на ухабах. При этом лихого планериста едва не вышибало из импровизированной брички. Андрей тоже чувствовал – вот-вот его затея закончится в кювете, в грязной канаве. Но отставник прихватил его за ногу (второй рукой он настёгивал мерина), и стало чуть легче. А скорость, тем временем, нарастала. До поры Сосновцев держал «дельту» носом несколько книзу, сохраняя отрицательный угол к горизонту. Но когда встречный поток стал подныривать под крыло, дёргать его, нажимать на плоскость – сменил угол атаки на положительный.
Воздух ударил в лицо, создал подъёмную силу, и дельтаплан воспарил. Лишь левый сапог так и остался в руке Селивёрстова. Но Андрей уже был в своей стихии, уже летел, скользил в воздушных струях, перекладывал тело на виражах. Для начала направился к родному Стрелковому валу. Динамики тут были – что надо! Аппарат сразу подскочил до пятисот метров. Но долго кружить в динамическом потоке и на этот раз не входило в планы Сосновского. Он жадно оглядывался – где? где чёртов шар, с оборотнем на борту? Шара нигде не было видно…
Однако аппараты легче воздуха подвластны воле стихии. Только так он может лететь – по ветру! – только так! Сосновцев развернул дельтаплан. Ему в попутном потоке планировать тоже легче, но главное сейчас не поток – сила притяжения. Именно она движет планер. Потому нужны восходящие потоки – динамические или термальные. Ни гор, ни курганов – даже холмов – впереди не предвиделось, гладкая как стол равнина. А вот термальные потоки – термики, – получающиеся из-за разности температур земли и воздуха, могут быть вполне.
Поэтому Сосновцев облетел Платницкий овраг, там поток был отрицательным, и направился к городу. В городе машины, жильё, тепломагистрали, масса прогретых зон. Потоки там сложные: неустойчивые, буйные. Ну да ладно, он справится. Главное лететь вперёд, главное догнать гада!..
Со временем глаза привыкли к темноте. Андрей стал различать, что небо светлее земли, и обсыпано звёздами. Город оставался правее, там горели мириады огней – газовые фонари, окна домов, фары экипажей и автомобилей. Селиверстов зацепил городскую черту краешком, поймал восходящий поток, поднялся примерно до семисот метров и полетел дальше. Ветер дул мимо города. Впереди поблёскивала Клязьма. Вода остывает медленнее поверхностных слоёв почвы, да здесь ещё в неё сбрасывают тёплые сточные воды. Так что, будет термик, обязательно будет!
Вот над Клязьмой он его и настиг. Вернее, вначале заметил светлое пятно шара на фоне более тёмного неба. А потом, воспользовавшись воздушным потоком над рекой, поднялся повыше и переложил центр тяжести кпереди. Дельтаплан послушно перешёл в плавное пике. Никакой ветер теперь тебе не поможет – на пикировании разгоняется любой летательный аппарат. Это азы.
Сосновцев нагонял преступника. Вот он, летит, скользит по воздуху, будто призрак. Да они и есть призраки – оба. Люди чужого времени, далёкие потомки нынешних Постышева, Селивёрстова, Чихова и прочих. Но Андрей хотел им всем помочь, стать в этом мире своим, коль нельзя вернуться домой. Здесь он учил детей, продвигал идею, необходимую русской армии. Здесь впервые по-настоящему полюбил.
А Полухин грабил и убивал, придумав себе отговорку, что вокруг не люди, а тени. Врешь, Юрка, кровь человеческая, она всегда кровь, а убийство – всегда преступление. Вот что сгубило твою душу. И теперь ты бежишь от всего того зла, что сотворил на берегах древней русской реки, в старинном городе Владимире. Только от мерзостей, что совершал с собственными предками, не убежишь…
Андрей аккуратно выравнивал скорости. В кольте не осталось патронов, но сохранился тесак, подаренный поручиком. Вот и цель, рукой подать. На какой-то краткий миг Андрей завис над куполом шара, а потом, отцепив страховку и приведя тело в вертикальное положение, плавно опустился, сел задницей на упругий, эластичный верхний полюс. Ткань чуть прогнулась под тяжестью тела. Снизу что-то кричали – может, Полухин денег сулил, может, грозил страшной карой, – но ветер уносил слова, не позволял различить сказанное.
Преследователь достал тесак и всадил его в оболочку. Появилась маленькая дырочка, газ с шипением начал покидать баллон. Но Андрей нанёс ещё удар, и ещё, и ещё!.. Лёгкое шипение перерастало в громкий свист, и тут оболочка лопнула уродливой косой трещиной. Вырвавший газ ударил в дельтаплан Сосновцева, планер подпрыгнул, в то время как шар, напротив, сдулся, скукожился мятым комком. Стропы перепутались, и странная сидушка – то ли кресло, то ли несостоявшийся трон – камнем полетела в воду.
Но и дельтаплан, переживший уже одно падение, сделанный наскоро из подручных материалов, не выдержал – ткань с громким треском лопнула, и аппарат развалился на две части. Одна половина тут же улетела в сторону, вторая позволила слегка замедлить падение. К счастью, высота была небольшой, через несколько быстрых секунд Сосновцев с плеском упал в холодную воду…
– Андрюха!.. Помоги!.. Тону!..
Крик разнёсся над пустынной рекой резко и тревожно, как пожарная сирена. Голова Полухина то исчезала под водой, то появлялась, и вновь исчезала. Течение было не слишком-то и сильным, но, похоже, ноги главаря опутали стропы тонущего воздушного шара. То, что недавно казалось спасением, превратилось в смертельную ловушку.
В несколько сильных гребков Сосновцев оказался рядом. Попытался прихватить Юрку за одежду, но та, мокрая, выскальзывала из пальцев. Плавать Полухин умел, все они купались в детстве в Южанке, держались на воде как поплавки. Но сейчас сидушка, имевшая, как видно, немалый вес, тянула ко дну останки шара, а вмести с собой и его владельца. Наконец, Андрею удалось обхватить Полухина вокруг груди, вцепиться в ткань армяка. Он попытался грести одной рукой к берегу – не тут-то было. Сразу понял, скорее он пойдёт на дно вместе Юркой, чем вытащит того из воды подобным образом. Нужно менять тактику.
– Держись… – просипел Сосновцев и нырнул.
Ночью, под водой – попробуй разглядеть что-нибудь. Бесполезное занятие. Действовать пришлось на ощупь. Хватаясь за одежду главаря, поднырнул ещё глубже, шаря руками в поисках злосчастной стропы. Одновременно Андрей чувствовал, что Полухин погружается всё глубже. А ему самому уже не хватает воздуха, грудь распирает, неодолимо хочется сделать вдох!..
И тут нащупал верёвку, обвившую ногу утопающего. Выхватив из-за пояса нож Севастьянова, острый как бритва, Андрей перерезал стропу. Получилось с трудом, мокрая верёвка поддалась не сразу, но вот тяга ослабла. Ухватив Полухина за волосы, Сосновцев принялся выгребать на поверхность. Из последних сил…
Вынырнул! Громко, со всхлипом втянул в себя сырой воздух, показавшийся сладким! Закашлялся! Ещё вдох, и ещё!.. Их несло по течению, левый берег был недалеко, но Юрка, нахлебавшись воды, не шевелил ни рукой, ни ногой. Голову его всё также приходилось держать Андрею. Он поплыл, придерживая спасённого разбойника, и чувствую, что последние силы покидают онемевшие руки. Но вот стопа чиркнула по твёрдому. Сосновцев сделал ещё гребок и потянулся ногой – дно! Илистое, скользкое, топкое, но это уже твердь земная, а не водная хлябь.
Течение помогло приблизиться к берегу ещё немного. Андрей стал на ноги, потянул Юрку. Тот наконец начал подавать признаки жизни, шевельнулся, потом закашлялся, давясь речной водой пополам с рвотой. Тело его содрогалось в конвульсиях.
– Стань, стань на ноги! – орал Сосновцев. – Мы на мелководье, тут можно стоять!
Полухин то ли услышал, то ли начал сучить ногами и сам почувствовал илистую опору, но встал. Он ещё откашливался, выталкивал из себя воду, но уже крутил головой, потихоньку двигался к берегу. Они выползли и упали у обреза воды. Обессиленные, задыхающиеся, еле живые. Перед глазами шатром распахнулось небо, пересыпанное звёздами, словно чёрный бархат бриллиантами. Или алмазами…
– Что? – Андрей с трудом повернул голову, Юрка что-то прохрипел.
– Я говорю, в сидении были спрятаны алмазы, – сиплым голосом повторил тот. – Карат эдак сотни на три-четыре. Не с пустыми ж руками уходить…
– Вот они-то тебя чуть и не утопили, – едва справляясь с одышкой, ответил Сосновцев. – Достойный конец: за что боролся, на то и напоролся.
– Ну да, радуйся. Зло наказано, справедливость, в виде Сосновцева Андрея, торжествует, – просипел бывший школьный друг.
Сколько пролежали они на песке, восстанавливая силы, никто из них сказать не смог бы. Минуты, часы? Время обтекало их распластанные тела невесомо и быстротечно, а журчание реки лишь усиливало впечатление того, что всё проходит. Путешественники по эпохам, в этот миг они совершенно утратили представление об этой легкокрылой, загадочной материи – времени, – которую не потрогать рукой, не увидеть глазом, но которая властвует над людьми безжалостно и неотвратимо.
Набравшись сил, Сосновцев сел. Приподнялся и Полухин.
– Что дальше? – спросил он. – Сдашь меня своим жандармам?