– Ага, один момент! – крикнул Андрей и припустил к цели.
Забежал за угол. Принялся искать подходящее место, и быстро нашёл естественную нишу между кусками обвалившейся кладки. Внутри было сухо, место укромное. Он быстро вытащил пакет с надписью «Адидас», бросил в него китайские кварцевые часы, телефон с голой как сосна в степи антенной (ни малейшего приёма, да и откуда ему здесь взяться?), немного денег. Паспорт он с собой не брал, так что назваться можно кем угодно. Да какой в этом смысл? Он что – шпион или диверсант?
Далее, зажигалка. Курил Сосновцев редко. Так, за компанию, чтоб разговор поддержать. Табак не покупал, а вот огонь свой имел. Угостят тебя сигареткой, ты прикурить дашь в ответ, вот уже почти и подружились. Этот приём он вычитал в книжонке «Искусство устанавливать контакт с незнакомым человеком». Для себя этот шедевр коммерческой психологии Андрей назвал: «Как залезть человеку в задницу без мыла, даже если он этого не хочет». Основа основ продаж и продвижения товара. Глупая была книжонка, да и вся затея глупая.
Зажигалка отправилась вслед за часами и телефоном. Аккуратно сложив целлофан, он засунул пакет в нишу, сверху заложил фрагментами кладки. Похлопал себя по карманам – журнал! Тоже примета иного времени. Засунул его в щель между кирпичами, чтоб не видно было. Ну вот, теперь вроде всё. И налегке вернулся к сопровождающему.
Селивёрстов притоптывал от нетерпения – идёмте уже! Добрались они быстро.
Дом, куда привёл Сосновцева новый знакомый, оказалось добротным двухэтажным строением, над дверями которого было написано «Первое полицейское управление. Гор. Владимир». Ну да, чего ещё можно было ожидать? Не на бал же вёл его усач-капитан, не к себе в гости на блины. Конечно, в полицию. И как теперь держаться?
Рядом возвышалась та самая пожарная каланча, заметная ещё от оврага. У входа вытянулся самый настоящий городовой. Такими их показывают в фильмах про «царские времена» – фуражка с кокардой, напоминающей формой ленточку, пышные усы и строгий взгляд. Тёмного сукна мундир с красным кантом, шнуры, портупея, галифе. На поясе шашка и кобура. Там что у него, наган? Ну, наверное, тогда это было самое распространённое в России личное оружие.
Каждый мужчина в душе немного мальчишка. И даже взрослых, солидных мужиков привлекают до старости всякие стреляющие и колюще-режущие штуки. Кто-то становится охотником, кто-то идёт в зал исторического фехтования. Но даже если ничего этого не делает, любой мужчина с интересом перелистает каталог стрелкового оружия.
Сосновцев не был исключением. Кобура большого размера невольно заинтересовала его: для маузера мала, да и форма не та. У парабеллума она тоже другая. Может, американский кольт? Неужто городовых вооружали иностранным оружием, что-то он такого не слышал. Так что, скорее всего солдатский наган, без самовзвода… Погодите, а парабеллум – это у нас «люгер» образца 1908 года… И тут, его словно током пробило. Битый час он общается с представителем этого мира, и не удосужился спросить?!
Селивёрстов, тем временем, негромко что-то сказал городовому. Тот козырнул.
– Прошу, Андрей Павлович, – сделал приглашающий жест штабс-капитан и первым направился к двери.
– Никодим Митрофанович! – проходя в здание, ухватил за рукав провожатого Сосновцев. – А год-то у нас сейчас какой?
– Одна тысяча девятисот первый, батенька. Октябрь, двадцать первое число.
– Ё-ё-ё!.. – не сдержался Андрей. Вот вроде и ждал уже чего-то подобного, а в голове всё равно всё смешалось. Это куда же его занесло? Это как же возвращаться обратно-то? Ну точно, фальшивый городок, съёмки исторического фильма. Вот сейчас покажется режиссёр с ассистентом, послышится жужжание камеры. Хлопнет хлопушка – снято! Дубль второй!..
Вместо этого его провели в типично казённое помещение. Лавки у стен, конторка и два стола под тёмным сукном с писчими приборами – массивные чернильницы, перьевые ручки, пресс-папье. Бумаги на столах в серых папках с подвязками, надписи на обложках с затейливыми завитушками. Тяжеленные фолианты в книжном шкафу у дальней стены. Шкаф тоже тяжёлый, резной, то ли дубовый, то ли из граба – на века.
От конторки отошёл высокий моложавый мужчина с гладко зачесанными назад волосами и аккуратными усиками. Сюртук его более походил на мундир: тёмно-серый, двубортный, с чёрным бархатным воротником. На плечах погоны со звёздочками.
– Наше почтение, Никодим Митрофанович! Давненько к нам не заглядывали. По делам или в гости? На огонёк, так сказать?
Чувствовалось, Селивёрстова здесь знают, притом под радушием и любезным обращением явственно проглядывала существенная доля уважения.
– Здравствуйте, Михаил. Осмелюсь надеяться, что по делу. Амвросий Потапович у себя?
– Его высокоблагородие частный пристав сейчас прибудут. Присаживайтесь, господа. Никодим Митрофанович у нас любитель сигар, а вам, молодой человек, могу предложить папиросу. Не желаете ли?
Он достал коробку с надписью «Магнолия» и цветком на этикетке. Видно, менты всех времён налаживают контакт с подозреваемыми через курево. Андрей вспомнил пособие «Как залезть…» и отказался.
– Вольному воля, – легко согласился мужчина и спрятал папиросы в карман. – Табак нынче, видите ли, стоит недёшево. В управлении выдают по разнарядке три коробки в месяц, но для курильщика – это слёзы…
В это время из боковой двери вышел дородный господин. Благородная седина в шевелюре, роскошные усы с бакенбардами, особая стать и спокойная, неторопливая уверенность выдавали в нём начальника. Глазастый Сосновцев углядел, что звёзд на погонах у него нет, зато на стоячем воротнике мундира – петлицы, шитые серебром. На груди блестела медаль «За непорочную службу в полиции». Михаил как-то сразу подтянулся – не в струнку, но заметно. Чиновник, в свою очередь, окинул Андрея быстрым взглядом и едва заметно кивнул.
– Приветствую вас, Никодим Митрофанович, – обратился он к Селивёрстову низким голосом. – Вы вновь нам помогаете. Буду ходатайствовать перед господином полицмейстером о премии, право слово. – Начальник обозначил улыбку.
– А я не откажусь, ваше высокоблагородие, – весело отозвался усач. – Только награду попрошу добавочными днями посещения тира, никак не иначе. Но вначале нужно бы разобраться с этим господином. Может, я на воду дую?
– Разберёмся, не извольте беспокоиться. – И обратился к помощнику: – Михаил Васильевич, сопроводите господина в кабинет номер три. И отправьте вестового за Постышевым. Здесь одного взгляда достаточно – его поля ягода.
Сосновцева провели в другую комнату, явно допросную: стол и стул для дознавателя, напротив – привинченная к полу табуретка. Голые стены, выкрашенные свинцовой краской, зарешёченное окошко под потолком, едва пропускающее дневной свет.
Михаил прошёл к столу, запалил светильник. Электрический, между прочим, не керосинку какую или масляную лампадку. Всё цивилизованно. А вот улицы, наверное, ещё газом освещают, вспомнил Сосновцев чугунные фонарные столбы. Ну да какая разница… Он уселся на табурет. Больше никого в комнате не было. Или Михаил был уверен в своих силах и не опасался задержанного, или бежать отсюда было попросту невозможно. А может, то и другое вместе.
– Ну-с, приступим, – сказал полицейский, доставая из стола листы бумаги, перо и чернильницу. – Назовитесь, сударь. Фамилия, имя, отчество.
– Сосновцев Андрей Павлович.
– Документы, подтверждающие личность, имеете?
– Нет…
– Так и запишем – документов не имеет. Где родились, национальность, вероисповедание?
– Русский я. Родился в Южнореченске…
Ручка с пером, напоминающая мамину (она не признавала ни шариковых, ни авторучек, предпочитала писать, макая перо в чернильницу), – застыла над листом бумаги:
– Такого города в реестре Российской империи нет, Андрей Павлович.
– У вас здесь нет, а у нас – есть, – твёрдо ответил Сосновцев.
Что уж теперь – он в совершенно ином мире, это ясно. Возможно ли выбраться отсюда, попасть домой – неизвестно. Но в любом случае, пока что нужно привыкать к здешним реалиям. Россия начала двадцатого века, империя, давно канувшие времена, известные лишь по историческим фильмам да небольшому количеству прочитанных на эту тему книг. Но и начинать знакомство со лжи – ни к чему.
– Стало быть, вы осознаёте, что попали в другой мир?
– Трудно не понять. Да и я сам наверняка выгляжу как белая ворона.
– Здесь вы правы, Андрей Павлович.
– Что со мной будет? – не сдержался Сосновцев.
– Это будет зависеть от многих причин. И не мне решать подобный вопрос. Год рождения?
– Тысяча девятьсот восемьдесят шестой.
– В Бога веруете?
Тут Андрей замялся. По национальной принадлежности он должен считаться православным, но в церковь не ходит. Обрядов не соблюдает. Пробовал как-то поститься, так больше для очищения организма, чем ради веры. Тогда это модно было, да не очень-то получилось. В глубине души он верил в некое высшее начало, организующее всё сущее на земле. Некий высший промысел. Можно называть это судьбой, можно – предназначением, а можно – Богом. Но причислить себя к истинным христианам?…
– Я могу записать вас как атеиста, – видя затруднения пришельца, помог Михаил Васильевич. – В империи свобода воли. Лишь бы вы не состояли в какой-нибудь опасной секте.
– Нет, сектантом никогда не был, – уверенно открестился Андрей.
– Вот и славно. А с верой ещё, быть может, определитесь. Каждый приходит к Господу своей дорогой. Род занятий?
Опять заминка. Художником себя назвать, у Андрея язык не повернулся. Не вышло из него художника. Бизнесмена – тем более. Да здесь и слов таких не знают. Купец, а какой он купец – курам на смех!
– Учитель, – решился Сосновцев. – Преподавал в школе рисование и черчение.
– Так и запишем, – склонился над бумагой полицейский. – Под судом, следствием не состояли? В политических партиях, кружках, обществах числитесь?
Андрей отчаянно затряс головой, и тут хлопнула дверь.