- Что глупости? – насторожился Венька.
- Любит… не любит… плюнет… позабудет… картошка… козья ножка… вздохи при луне…
- Ну, давай теперь ты, Матрёна, - разозлился домовой, - Умную мысль скажи!
- Я уже говорила, никто не слушал.
- А ты ещё раз скажи!
- Мечта Вениамину Ивановичу нужна для полёту.
- У меня есть! – выкрикнул Венька, - Синее море!
- Нормальная нужна.
- У меня нормальная!
- Это тебе так кажется… по малолетству и неразумности. Сам не знаешь, о чём надо мечтать.
- Мечтать надо о великом, - согласился с Матрёной Добрыня.
- Хочешь, как я, водолазом стать? – заискивающе заглянула Веньке в глаза бабка Нюра, - Чтобы вместе в гидрокостюм залезть, скафандр напялить…
- Скафандр у космонавта, - возразил Добрыня, - Кстати, хорошая мысль! Может, тебе, Вениамин Иванович о космосе помечтать немножко? Или, как я, о мухах?
- Чего о них мечтать? – возмутилась бабушка Серафима, - Мух и без твоих мечтаний везде навалом!
- Так я ж мечтаю их всех перебить! Чувствуешь разницу? Ощущаешь?
Серафима разницу не ощущала и не чувствовала.
- Ты бы, Вениамин Иванович, побольше об уроках мечтал, - посоветовала она Веньке, - об оценках отличных, грамотах всяких и примерном поведении.
Предложенная Серафимой мечта была, конечно, великой и практически несбыточной. Но брать её на вооружение Веньке почему-то совершенно не хотелось.
- Может, я всё-таки про море немножко помечтаю… синее… солёное… жёлтый песок на берегу.
- Глупости! – возразила Матрёна, - Давай лучше, как я, балериной…
- Я мальчик. Какая ж из меня балерина?
- А какой из Нюрки водолаз? Тут так мечтать надо, чтобы не сбылось! В этом вся хитрость!
«Зачем тогда она вообще нужна, мечта эта? – печально подумал Венька, - Если не сбудется…»
И сразу ему стало скучно. Расхотелось летать. И мечтать. И думать о чём-либо. Он присел на крыльцо рядом с тоскующим Самсоном, привалился к его мохнатому боку и даже как будто задремал.
Глава 6. Сыр-бор и страсти-мордасти.
А вокруг в это время кипели нешуточные страсти.
Каждый спешил Веньке мечту сочинить получше и позаковырестее.
Для начала Добрыня предложил принять Веньку в общество мухобоев и даже готов был на собственные сбережения приобрести для него отличную, последней модели, мухобойку.
- «Муха кверху брюхом» называется, - объяснял всем домовой, - Ручка из ивовой лозы. Рабочая поверхность из конского волоса. Бьёт без промаха. Сама. В смысле, самонаводящаяся. Как почувствует от мухи тепловое излучение… как нагреется… как распалится…
- Сейчас я распалюсь! – пригрозила Добрыне бабка Матрёна, - Прихлопну тебя, как насекомое. Нет, чтобы путное чего выдумать!
- Что попутное? – раздалось из-за забора, от калитки, - Я как раз на станцию, за почтой. Может, надо чего по пути?
Узнав из-за чего сыр-бор, Пантелеймон с охотой подключился к общему собранию:
- Пусть он почтальоном стать возмечтает. Оформится в правлении, как положено. Будет каждый день на станцию за газетами ездить.
- А ты за него зарплату будешь получать, - усмехнулась бабушка Серафима, - Знаем мы тебя, тебе лишь бы ничего не делать, а деньгу загребать лопатой.
- Какой лопатой? – обиделся Пантелеймон, - Всего лишь маленьким совочком. Посмотри на мой костюм выходной. Даже пуговицу не на что купить. У меня и денег-то нет.
- А у Вениамина Ивановича будут! – вновь вмешался Добрыня, - Потому что я ему придумал таку-у-ую мечту!
- Ха!!! – скептически сказала бабка Нюра в полном к Добрыне недоверии.
- Банкиром Вениамин Иванович будет, - продолжал домовой, игнорируя бабку Нюру как неразумную, - Будет сидеть себе в кресле, ноги на стол. А деньги будут сами на него с неба сыпаться.
- Что-то я, сколько летала, - засомневалась бабка Матрёна, - денег в небе не видела.
- Не там летала, значит, - хихикнула бабка Нюра, - не теми маршрутами.
- А ты, выходит, теми! То-то, я смотрю, у тебя денег куры не клюют.
- Да у неё кура вообще только медные яйца несёт, - встряла в разговор Серафима.
Лучше бы, конечно, она этого не делала.
Потому что тут-то и началось самое интересное.
С криком «моя кура! что хочет, то несёт!» бабка Нюра кинулась на Серафиму. Матрёна подставила ей подножку, Нюра шмякнулась оземь и проехала на пузе до самой яблони. Тётя Груша заголосила, будто её режут. Добрыня вытащил из-за пазухи колотушку и принялся исступлённо долбить себя по затылку.
Пантелеймон в сердцах сплюнул, стеганул что есть сил кнутом Василия. Василий затрубил нечеловеческим голосом, подпрыгнул в воздух вместе с телегой. Телега загрохотала, заскрипела всеми четырьмя колёсами.
Такой получился тарарам!!!
В довершение картины жаба Анисья, вернувшаяся со своего болота, задрала морду кверху и громко проквакала тринадцать раз. Потом немного подумала и ещё один маленький квак добавила.
Глава7. Сорок семь часов пополудни.
- Это что ж получается? – спохватилась бабушка Серафима, - Тринадцать часов с половиною? А у меня обед не готов…
- Не-е-е…, - успокоил её Добрыня, - Не с половиной. Час с четвертью, не больше.
- А по-моему, полпервого, - высказала предположение бабка Матрёна.
- Ты уши-то прочисть! – пискнула осмелевшая Нюра, - Четырнадцать раз она квакала. Значит, ровно двенадцать часов пополудни. И ещё два.
- Неровно! – прозвенела из яблони тётя Груша, - Неровно ты квакаешь, Анисья! Плохо! Ну-ка, давай ещё раз!
Анисья задрала морду и послушно проквакала снова. Сорок семь раз подряд, а то и все сорок восемь. Чем запутала всех окончательно.
- Это ж сколько получается времени? – не могла взять в толк бабушка Серафима, - Обед-то готовить пора? Или рано ещё?
- Поздно уже! – возразила бабка Матрёна, - Слышишь, сорок семь часов проквакало. Спать пора укладываться.
- Какой спать? – возмутилась бабка Нюра, - Солнце высоко ещё!
- Если по солнцу смотреть, - прищурил глаз Добрыня, который лучше всех разбирался в астрономии и всяческих околонаучных приметах, - То выходит… получается… если по орбитальной солнечной астролябии и лунному надиру… по азимуту в зените… причём апогей со вчерашнего дня находится в перигее… получается, что сейчас ровно один час и двадцать семь с тремя четвертями минут пополудни или без десяти полночь.
- Ну, да, - кивнула бабушка Серафима, - Конечно. Ты соврёшь, недорого возьмёшь. Только поди тебя проверь…
«…верь …верь …верь», - зазвенело, застучало молоточками в тяжёлой, сонной Венькиной голове. Он заворчал в полудрёме, заворочался, пристраиваясь поудобнее к тёплому шерстяному боку Самсона. Вздохнул, окончательно проваливаясь в сон.
- Верь, Вениамин Иванович, верь.
Венька потряс головой и протёр глаза. Прямо перед ним вырос… или выросла… в общем, стояла… Кто такая? Она замерла навытяжку, как оловянный солдатик, только ружья не хватало… господи, да кто же это, в конце концов?
Венька снова протёр глаза и ещё сильнее потряс головой, чтобы привести мысли и зрение в порядок.
- Верь, говорю, в меня, Вениамин Иванович.
Ба! Да это же Дюймовочка! Та самая девчонка, что он встретил в поезде.
- Не Дюймовочка я, а Прасковья! То есть Прося, – поправила Веньку девчонка из поезда и кокетливо сдвинула набекрень свою маленькую красную шапочку.
Глава 8. Воздушная лестница.
- В тебя? – удивился неожиданному явлению Венька, - Почему это я должен в тебя верить?
- Тьфу ты! Опять перепутала! Она велела сказать «в себя». То есть, должно было выйти «верь в себя, Вениамин Иванович»!
- А-а-а, - сказал Венька, - Понятно!
Хотя на самом деле ничего ему понятно не было. Ни одного слова.
- Пойдём! – приказала Дюймовочка-Прося и решительно потянула Веньку за рукав.
- Куда?
- Туда!
Прося подняла маленький пальчик и показала наверх, в сторону неба.
- Зачем?
- Затем!
Довод был вполне ничего себе, весомый. Венька послушно поднялся, потянулся, разминая затёкшие бока.
- Ну, не знаю, - глядя на эти самые упитанные бока, с сомнением покачала головой Прося, - Приведи, говорит, да приведи. А получится ли?
- Что получится?
- Тяжёлый ты, говорю! Можешь не дойти.
- Куда не дойти-то?
Венька никак не мог уяснить, что происходит, и от этого начал сердиться.
- Туда! – Прося тоже начала сердиться, ещё больше Веньки, - Сказала ж тебе уже!
- А ты откуда вообще взялась?
- Оттуда! - она опять ткнула пальцем в небо, - Ну, идёшь ты или нет?
- Ну, пошли, раз так, - кивнул Венька.
Прося очень Венькиной сговорчивости обрадовалась и сразу вцепилась в его тёплую мягкую ладонь. Дёрнула. Повлекла за собой. Венька сделал шаг, другой, спустился с крыльца, шагнул ещё раз, и ещё, и ещё, и ещё…
И тут Венька догадался, что они уже и не по земле вовсе идут, а как будто бы поднимаются по лестнице. Он даже обернулся и вниз посмотрел.
Батюшки-светы!!!
Серафимин дом уменьшился и стал не больше обувной коробки. Яблоня превратилась в кустик герани – из тех, что в изобилии растут у бабушки Маруси на подоконнике. Все люди и нелюди выглядели теперь как маленькие куколки, с которыми девчонки играют в дочки-матери и укладывают их спать, накрыв носовым платком вместо одеяла.
- Как же это? – спросил Венька, - Что же это?
- Лестница. Не видишь?
Венька не видел. Потому что лестницы никакой и в помине не было. Крепко держась за руки, они с Просей поднимались словно по воздуху. Хотя вроде и по ступенькам. Во всяком случае, Венька ощущал под ногами… что-то такое чувствовал… то ли затвердевший туман, то ли сгустившийся кислород. Он ещё раз внимательно посмотрел себе под ноги. Ничего.
«Может, из стекла?» - подумалось Веньке. Он вообще любил всему находить правильное объяснение, поэтому и топнул со всей силы правой ногой.
- Ай! – закричала Прося.
И Венька тоже закричал – благим матом и не своим голосом. Потому что нога его по колено провалилась будто сквозь желе. И он болтался теперь наперекосяк между землёй и небом, безуспешно пытаясь ухватиться за что-нибудь твёрдое.