- А-а-а-а-а-а!!! – истошно орал Венька.
- Ка-а-а-а-ар!!! – шарахались от него пролетающие мимо вороны.
- Пых-х-х-х-х!!! – пыхтела Прося, с трудом вытягивая его из воздушной прорехи обратно на лестницу.
- Фу-у-у-у-х! – выдохнул Венька, оказавшись Просиными стараниями в относительной безопасности.
- И зачем я согласилась? – заругалась та, - Приведи, говорит, да приведи! Тяжесть такую! Сама бы и тащила!
- Да куда приведи-то?
- Увидишь, - буркнула Прося, - Больше так не шути.
Какие уж тут шутки? Веньке было не до них совершенно. Только сейчас он ощутил, как тяжело дышать и каким разреженным с каждым шагом становится воздух. И неприятно щекочет в животе, в груди, в горле и вообще везде. И всё страшнее и страшнее смотреть вниз, туда, где остались бабушка Серафима, и Матрёна, и Нюра, и милейший Добрынюшка-домовой.
«Где же вы, мои любимые друзья? На кого меня покинули? Тьфу ты, совсем наоборот! Это ж я вас покинул! И зачем я это сделал, простофиля доверчивый!».
Так Веньке вдруг захотелось обратно, что он даже от встречи с Самсоном не отказался бы. Главное, чтоб поближе к земле и к Серафиминым плюшкам-ватрушкам. Зачем он на уговоры этой аферистки поддался? Куда она его тащит? И не повернуть ли, пока не поздно, назад?
Венька дёрнул руку, пытаясь высвободиться из крепкой Просиной хватки.
- Поздно! – ехидно заметила она, - Пришли!
- Вот так встреча! – раздался голос, совсем близко и в то же время откуда-то сверху, - Какими в наши края судьбами?
Венька задрал голову и чуть с воздушной лестницы не свалился от увиденной картины. Прямо над ним висело облако – белое, воздушное и густое, как молочное суфле. С края облака свешивались чьи-то маленькие ноги в полосатых вязаных чулках.
Глава 9. Ветродуйная бабуля.
- Ну, и чего ты тут выдумываешь? – огрызнулась Прося в сторону облака, - Сама привести просила. А теперь «какими судьбами»!
- Ты, внученька, бабуле-то не груби!
Теперь из-за облака выглянула маленькая рука. В руке была огромная оцинкованная лейка.
- Р-р-разойдись!!! – весело крикнули сверху, и на Веньку с Просей, словно душ, хлынул тёплый летний дождик, - Мне цветочки полить надо!
- Врёт, - шепнула Прося Веньке, уворачиваясь от тонких вездесущих струй, - Цветочки она с утра поливала. А сейчас просто так. Хулиганит.
«Да кто она-то?» - хотел спросить Венька, но не успел. Потому что в ту же секунду лейка исчезла и вместо неё – бум!!! – ему на голову упал конец толстой пеньковой верёвки.
- Ой! – сказал Венька.
- Залезай! – крикнули с облака и оттуда, сверху, за верёвку подёргали.
- Как залезать? – растерялся Венька.
- А вот так!
Прося подпрыгнула, ловко вцепилась в верёвку руками, обхватила её ногами, подтянулась, перехватила руки, ещё подтянулась… Раз! – и она скрылась в молочном тумане. Два! – и голова её уже вынырнула из-за облака с высунутым острым языком.
- Эй, ты! Не трусь!
Венька и не трусил вовсе.
Хотя… если честно… очень даже трусил. Потому что не приспособлен был к лазанию совершенно. Хоть смейся, хоть плачь, хоть волком скули. Он и так подступался к верёвке, и этак. Хватал её, в руках вертел-перебирал, повисал толстым недвижным кулём, ногами дрыгал.
- Ты не виси! – кричали ему два голосу сверху, - Ты подтягивайся руками!
Подтягивайся! Скажут, тоже! У Веньки и руки-то для этого не предназначены, чтоб подтягиваться. И по физкультуре всегда тройка с большим минусом выходила.
- Ладно! – там, наверху, устали ждать и решили действовать самостоятельно, - Ты, главное, держись! Сейчас дёрну!
Ух-х-х-х-х!!! Веньку, и правда, дёрнуло и подбросило в воздух. Лестница уплыла из-под ног. Ладони сразу вспотели и заскользили вниз по верёвке, обдираясь в кровь и цепляя занозы.
- А-а-а-а-а-а-а!!! – завопил Венька, отпуская руки.
- А-а-а-а-а-а-а!!! – заорали наверху, подхватывая его за шиворот и втягивая в какую-то молочно-туманную воронку, - Ещё летать не научился, а туда же, крыльями машет!
Венька так и не понял, как оказался на облаке. Оно было мягким, как гагачий пух. Податливым, как пластилин. Сладким, как воздушный нежный зефир.
- Обжора! – засмеялась над Венькой Прося.
Ну, да. Не удержался, отщипнул малюсенький кусочек. Венька вообще всё привык на вкус пробовать.
- Понравилось? – спросил тот самый голос, что с облака до этого кричал и с внучкой своей пререкался.
Господи! И как же Венька сразу этот голос не узнал! Ведь показалось, что где-то слышал…
- Ну, да, Вениамин Иванович, я это! – рассмеялась бабушка с носом-пуговкой, - Вижу-вижу, узнал старую знакомую. А я в тот раз, в поезде, представиться-то забыла! Авдотья Свиридовна я. Для своих - ветродуйная баба Дуня. Сейчас ка-а-ак дуну! Ка-а-ак засвирищу!
Тут баба Дуня и в самом деле как дунула! Как засвиристела!
У-у-у-у-у-у-у!!! – загудел буйный ветер, закружился вихрем, подхватил белое облако, погнал его, волчком завертел.
Бам-м-м-м-м!!! – ударило совсем рядом.
Трам-м-м-м-м!!!
Та-ра-рам-м-м-м!!!
И тут же сверкнуло, вспыхнуло, озарило всё небо сиреневыми сполохами.
Глава 10. Грозовых дел мастер.
- Молодец, сынок!!! – развеселилась баба Дуня, - Греми давай!!! Молоти-колоти!!!
И сразу снова грохнуло, прокатилось раскатами, расцвело ярким заревом поверх далёкого тёмного леса.
Веньке стало так страшно, что он нырнул поглубже в облачную перину, зарылся в неё с головой.
- Не бойся, - крикнула ему Прося, - Папка это мой. Он здесь грозовых дел мастером работает.
- Что-что? Грозных поделок фломастером?
От испуга Венька так законопатил себе уши туманной облачной пеной, что и слышал-то теперь с трудом.
- Кузнец он! Молнии кувалдой куёт, громы из наковальни выколачивает. Да вон же он, отсюда видать!
Венька осторожно, с опаской, высунул из облака голову. На соседней туче виднелся атлетического вида человек. Туча была иссиня-чёрная. Человек – огромный, бородатый и похожий на сказочного богатыря.
- Да это же…, - Веньке снова вспомнился поезд, бегущая по-над лесом луна, исполинский храп с верхней полки.
- Сынок мой, - гордо закивала головой Авдотья Спиридоновна, - Гераклид Аполлонович, собственной персоной.
В тот же миг раздался гром и могучая персона Гераклида Аполлоновича засияла красным светом, затрепетала, будто он весь превратился в огромный факел.
- Вдарил! – восхищённо прошептала баба Дуня, - Сейчас ка-а-ак жахнет!
И точно! Баба Дуня как в воду глядела. Жахнуло так, что Веньку подбросило в самое небо.
Ба-бах!!! – ударила молния совсем рядом.
Тр-р-р-р-рам-та-ра-рам!!! – прокатились по небу оглушительные раскаты.
Гераклид Аполлонович снова поднял свою кувалду.
- Погоди! – крикнула ему баба Дуня, - Дождику подолью!!!
И принялась лихо размахивать во все стороны своей садовой лейкой.
«Вот оно что! – догадался Венька, - Они, стало быть, тут циклонами командуют и за погоду отвечают. Ну и семейка!».
А Гераклид меж тем продолжал колотить по наковальне, вспыхивать молниями, грохотать, перекатывать гром.
- У-у-у-у-у-у-у!!! – ещё раз дунула со всей мочи баба Дуня.
Всё вокруг Веньки закрутилось, завертелось, зашкворчало, заскрежетало, завыло, заюлило. И вновь его подбросило, и обратно уронило, и спружинило, и подбросило ещё раз, и через голову перевернуло.
- Что-то побледнел ты? – участливо поинтересовалась у него ветродуйная бабуля, - Аль не видал никогда настоящей грозы?
- Н-н-не… н-н-не… н-н-не…, - от пережитых волнений и встряски в животе Венька стал сильно заикаться, - н-н-не...
- Домой тебе, пожалуй, пора, - вздохнула баба Дуня, - Загостился у нас… а ну-ка, внучка!
Прося послушно стянула с бабушкиной ноги разноцветный полосатый чулок и взмахнула им в сторону земли. Чулок стал расти, расти, удлиняться, вытягиваться – пока не превратился в пологую гладкую радугу, одним концом упирающуюся прямо в Серафимино крыльцо.
- Приходи ещё, - попросила Прося Веньку, - А то мне до зимы делать нечего.
- Как это?
- Ну, это ж я зимой вьюгой свищу и порошу гоняю, в ребят снежками пуляюсь. А сейчас снежков нет. Скучаю я…
- Дай, что ли, обниму тебя на прощание! - Авдотья Свиридовна отбросила в сторону свою лейку, отчего она тут же вылила на землю целый ливень воды, - Когда ещё свидимся?
Она прижала к груди Веньку и шепнула ему в самое ухо:
- Хорошая у тебя мечта, Вениамин Иванович! Просто замечательная!
- А откуда вы…
- Ты, главное, верь в неё, в мечту эту. И в себя верь. А на море синее я бы тоже посмотреть не отказалась…
Тут она подвела Веньку к краю облака, усадила на радугу и толкнула в спину хорошенько.
У-у-ух-х-х!!! – засвистел в ушах ветер.
Уи-и-и-и-и!!! – полетел, заскользил Венька вниз по радуге.
- Верь! – кричала ему сверху баба Дуня, - В себя, главное, ве-е-ерь!!!
- …верь, - раздался над Венькиным ухом Серафимин голос, - Проверь, говорю, часы-то! Часа три уже, поди, пополудни, а внучок всё спит и спит, как убиенный.
Венька глубоко вздохнул и в нос ему забились клочья шерсти, нещадно пропахшей болотной тиной. Он открыл глаза. Голова его всё так же лежала на зелёном плече Самсона. Сверху смотрели встревоженные и сморщенные лица Матрёны, Нюры и Серафимы. Домовой Добрыня, как веером, размахивал над Венькой своей мухобойкой, пытаясь привести его в чувства.
Глава 11. Печная труба и чистая совесть.
- Очухался! Ну, и слава богу!– всплеснула руками бабушка Серафима, - А я уж думала, опять у тебя припадок!
- Долго ж ты, Вениамин Иванович, спал! – пискнула бабка Нюра.
- Тот крепко спит, - заметила на это Матрёна, - у кого совесть чистая.
- У меня! У меня чистая! – подскочил с места Добрыня, - Я, знаешь, сколько спать могу! Сплю и во сне совесть свою до блеска ваксой и керосином начищаю! Целыми днями!
- Днями спишь, а ночами колобродишь, - проворчала Серафима, - колотушкой своей стучишь.