Мама охнула и чуть не села мимо табуретки.
- Забыли!
- Забыли?! – не понял Венька и тоже, вслед за мамой, испугался неизвестно чего.
Адрес забыли? Фамилию? Внешние приметы?
Дожили! Отправляют родного сына неизвестно куда и к кому. Надоел им, наверное, Вениамин Иванович. Решили от него избавиться – раз и навсегда. Как в сказке про Гензель и Гретель. Увёл их отец в лес, и там бросил. А хитрая ведьма заманила детей в свой пряничный дом и чуть не съела. «Чуть», конечно, не считается. Но всё равно боязно и опасно. Вон какой Венька пухленький и аппетитный, как ватрушка. Вдруг тоже попадёт прямиком к старой злой ведьме. И съест его ведьма – даже косточек на память не оставит.
- Фиме сообщить про Вениамина Ивановича забыли! Когда поезд-то?
- Послезавтра. В девять утра.
- Не успеем! Письмо не дойдёт… а телефон? Какой там у них номер?
- Какой телефон? – присвистнул папа, - В такой глухомани? Там даже электричество ещё не провели.
- А как же? Что же? Куда же? – дрожащим голосом спросила мама.
Тут Венька до того перепугался, что даже забрался под стол.
- А голубиная почта на что? – веско сказал папа и Веньку из-под стола за шиворот достал.
Глава 4. Голубиная почта.
Про голубиную почту Венька что-то такое слышал. Только не помнит, что именно. Вроде как в доисторические времена голуби письма, газеты и всякие счета из жэка разносили заместо почтальонов. И телеграммы доставляли быстрее любого телеграфа. А в Англии даже состояли на службе Её Королевского Величества.
Только вот Венька, хоть он и Иванович, никакое не Величество и пока ещё даже не король. И голубей у него на службе нет. А если б и были… На что им, скажите на милость, марку приклеивать – на лоб? Или на нос? А письмо куда совать - под крыло? Так им же, голубям, крыльями махать надо, письмо выпадет. В клюв? Опять-таки – голубю есть-пить полагается. Вот увидит голубь лужу или крошки какие, откроет клюв и сразу же письмо-то – раз! - и потеряет.
- Для начала надо текст написать, - деловито сказал папа и вырвал из записной книжки листок белой бумаги. Потом согнул его пополам, потом ещё раз пополам, потом оторвал от этого пополама крохотный клочок, не больше спичечного коробка, - Ну?! У кого тут каллиграфический почерк?
Венька отвёл глаза и принялся беспечно насвистывать. Вроде как его, Вениамина Ивановича, тут вообще нету. Хотя на самом деле все знают, что он есть и что почерк у Веньки – ой-ой-ой какой. Никакие Фима с Симой не разберут. Потому что Венька пишет как курица лапой и к тому же с орфографическими ошибками.
Мама – та скромно потупилась. В школе она была лучшей ученицей и ошибок не делала никогда. Да и почерк у неё красивый – ровный, круглый, буковка к буковке. Только вот буковки эти - размером с блюдце каждая. И на папином листочке вряд ли поместится даже одна.
- Всё приходится делать самому! – сказал папа.
Гордо так сказал: мол, куда ж вы все без меня, знаменитого каллиграфиста, почерковеда и чистописателя.
- Ну, что в сим послании напишем?
- Обязательно надо номер поезда указать, и вагон, и что Веньку зовут Вениамином, - принялась загибать пальцы мама, - И фамилию тоже, вместе с отчеством. И как он выглядит. Что глаза у него голубые, а волосы…
Мама внимательным, изучающим взглядом оглядела Веньку с головы до ног. Вроде как первый раз его увидела и хотела запомнить получше.
- Волосы тёмные, рыжеватые такие слегка. На носу веснушки. Щёки круглые и большие. Уши…
- Ты будто фоторобот составляешь, - сказал папа, - Из серии «Их разыскивает полиция».
- Ну, должны же его как-то идентифицировать, - произнесла непонятное слово мама, - Чтоб не перепутать при встрече. Значит, уши такие лопухастые.
- Ничего не лопухастые, - обиделся Венька и прижал свои уши к голове руками, - Уши как уши.
- Уши как уши, - согласилась мама, - Руки как руки. Ноги как ноги. И кто, скажи пожалуйста, тебя по такому описанию узнает? Надо написать, какой рост…
- И вес, - подсказал папа, - И размер ботинок. И талии обхват. Его ж с линейкой встречать будут. И с весами.
- Дату! – вдруг истошно завопила мама, - Обязательно надо дату написать. Число и месяц. Когда он туда приезжает. Чтобы точно встретили, не забыли. И ещё что на мёд у него аллергия. От сметаны сыпь, а от грибов желудочное расстройство…
- Всё ясно, - поставил точку папа, - Значит, действовать будем так!
Он достал из кармана огрызок замусоленного карандаша. Прижал ногтем большого пальца свою бумажку.
«Вениамин Иванович, - мелко вывел папа, будто бусины по полю рассыпал, - Понедельник. Встречайте».
- А как же…, - попыталась заспорить мама, - номер вагона… лопухастые уши… на мёд аллергия.
- Вагон как-нибудь найдут. Уши у него вполне нормальные. А про аллергию…, - папа взял пинцет, аккуратно, словно фармацевт в аптечной лавке, поднял крошечное письмо в воздух и потряс им перед маминым носом, - Про аллергию и про мёд не поместилось.
Глава 5. Сарафанное радио.
После того, как письмо было готово, папа вышел на балкон, накрошил хлеба и закричал призывным громким голосом:
- Цыпа-цыпа-цыпа!
На его звонкий клич слетелись все: галки, грачи, утки, вороны, сороки, сойки, ласточки, стрижи, воробьи, синицы, трясогузки, парочка скворцов и три незнакомые птицы сомнительного пёстрого окраса.
- Кажется, дрозды, - прокомментировал их появление папа, на всякий случай подсыпав ещё и пшена.
Птицы, суетливо галдя и толкаясь, накинулись на папино угощение. Голубей среди них не наблюдалось.
- Голубь – птица ленивая, - объяснил папа, - Надо подождать.
В этот самый момент – фр-р-р-р! – на перила балкона опустилось сразу несколько голубиных экземпляров. Были среди них крупные, холёные - сизые с фиолетовым отливом. Были помельче, потемнее и вроде как даже слегка потрёпанные. Были однотонные, были с крапинками. И только один оказался белый, гордый, с воланами из перьев на ногах – как будто он был в штанишках.
Именно его папа – хвать! – и поймал за распушившийся хвост. Скотчем примотал к ноге свою записку. Пошептал что-то на ухо. Голубь подёргал шеей, понимающе моргнул.
Фр-р-р-р… в воздухе мелькнули белоснежные крылья, красные и сморщенные когтистые лапы. Голубь сделал прощальный круг над домом и взял курс на северо-восток.
- А он точно знает, куда лететь? – спросил на всякий случай Венька.
- А что если он вообще не долетит? – заволновалась мама.
- Почему это он вдруг не долетит? – папа в голубе не сомневался и верил ему почти как себе.
- Ну… лиса по дороге сожрёт. Или орёл заклюёт. Или молния ему прямо в голову ударит. Или…, - фантазия у мамы была очень богатая.
- На этот случай у нас есть вариант номер два.
- Чего два? – не понял Венька.
- Сарафанное радио.
Папа перегнулся через перила балкона и крикнул вниз, во двор:
- А Вениамин Иванович послезавтра от нас уезжает!
Во дворе на лавке в вязаной кофте поверх бесформенного цветастого сарафана сидела известная сплетница бабка Варвара.
- Куда это? – сразу навострила она свои большие уши, - Далеко ли?
Эта Варвара во дворе целыми днями просиживала, информацию собирала и дальше по цепочке её кому надо транслировала.
- К Симе! В Полетаево, в дремучий лес! Поезд двадцать восьмой! Вагон девятый! Верхняя полка!
Бабка Варвара вся завертелась, заюлила, замахала подолом сарафана, закрутила во все стороны острым длинным носом. Даже отсюда, с балкона, было видно, как у неё чешется язык рассказать обо всём по секрету всему свету.
- Вот и хорошо, - довольно потёр руки папа, - Дело сделано. Встретят Вениамина Ивановича, встретят, не волнуйтесь. Главное теперь – чтоб чемодан закрылся и на поезд не опоздать.
Глава 6. Осторожно, чемодан закрывается!
Чемодан с превеликим трудом, но закрылся – после того как мама с папой сели сверху, а потом ещё Венька немножко на крышке для верности поскакал.
И на поезд никто не опоздал. Потому что в день отъезда Венька проснулся на рассвете, в четыре утра. Он так переживал и волновался, что перебудил весь дом. И на вокзал приехали почти за два часа до отправления.
А по дороге из дома Венька всё тормошил и теребил папу, выспрашивал всякие детали и подробности.
- А про русалку на ветвях – это правда?
- Какую русалку? – сделал круглые глаза папа.
- Я в тот раз не спал, - смущённо признался Венька, - вечером… всё слышал. Сима… Фима… русалка… молодильные яблочки…
- А-а-а! – заливисто рассмеялся папа, - Так тебе, наверное, спросонья послышалось! Не русалка, а рыбалка! И не на ветвях, а на речке, текущей в полях! И не молодильные яблочки, а в холодильнике тапочки!
- Тапочки?!
- Тьфу ты, перепутал! Не тапочки, а тряпочки. В смысле, лампочки!
- Ну да, ну да, - согласился Венька, хоть и не понял ничего, и запутался ещё больше, - А как же…
Но тут под потолком вокзала загнусавил, завыл репродуктор:
- Вним-м-мание! Вним-м-мание! Начинается посадка! Поезд м-м-м-мадцать м-м-м-мосемь! Отправление с м-м-м-мо-мого пути!
- Какой поезд? – засуетились, заволновались вокруг люди, - вы не слышали? С какого пути?
- Повторяю! – ответил им сверху тот же голос, - Поезд ном-м-мер м-м-м-мадцать м-м-м-мосемь отправится с м-м-м-мо-мого пути!
- Ну что тут непонятного? – удивился папа, - Наш поезд. И путь наш. Вот же он.
Поезд был действительно тот самый, какой требовался. Он стоял, распахнув призывно двери, и пыхтел от нетерпения трубой.
Папа лихо закинул внутрь Венькин чемодан. Мама на прощание всплакнула. Вениамин Иванович тоже хлюпнул пару раз для приличия.
- Ты уж там это…, - напутствовала мама, размазывая по щекам тушь, - Того…
- И вообще…, - папа ободряюще хлопнул Веньку по спине, по плечу и вдобавок потрепал по макушке, - Как говорится… смотри там… в общем, ты понял.
Венька не понял совершенно ничего. Но переспросить не успел. Потому что проводница в красной шапочке велела всем провожающим иметь совесть и заканчивать со своим провожанием и обниманием. И плакать нечего – потому что ведь не на войну…