- Нет, - честно признался Венька, - Этого не говорил. Обещал, что представление покажете. Такое, мол, представление, закачаешься!
- Ну, качайся! – разрешила бабушка Сима, - Я начинаю.
С этими словами она забежала за печку. Подождала с полминуты. Выкрикнула оттуда гулким толстым басом:
- Уважаемые зрители! Тра-та-та-та-та… это барабаны загремели… весь вечер на арене… ту-ту-ту-ту… а это уже дудки пошли… знаменитейший на весь мир… бэмц-бэмц… литавры, если кто не понял… клоун Сима! Встречайте!
Сима выскочила из-за печки в мешковатых штанах, старой драной войлочной шляпе и с вымазанными чем-то ярко-красным щеками – видно, успела там, за печкой, переодеться и как следует подготовиться. Крикнула «але-оп!» и пошла гоголем по горнице, выбивая пятками чечётку. Потом схватилась за подол, отвела руки в стороны и закружилась, завертелась, понеслась… У Веньки от этого мельтешения поплыло и зарябило в глазах.
«Сумасшедший дом», - подумал Венька.
А Сима опять забежала за печку, прокричала «второе отделение, всем оставаться на местах» и выскочила оттуда уже с балалайкой.
- Ба-а-арыня, барыня! – заголосила Сима, бряцая по струнам, - Ба-а-арыня, сударыня!
У Веньки окончательно пошла кругом голова, и даже начало чуть-чуть мутить и подташнивать.
А Сима небрежным жестом отбросила балалайку в сторону и встала вдруг в стойку, вытянув вперёд одну руку.
- Я ещё стихи сочинять могу. Лирические, душещипательные. Не веришь? Вот, послушай…
Солнце светом небо кроет, вихри вешние вертя,
В мою пёструю избушку заходи скорей, дитя.
Где ты, пухлая подружка буйной юности моей?
Выбрось горе, съешь ватрушку!
Сердцу будет...
- М-м-м-м-м…, - Сима защёлкала пальцами и скосила глаза к носу, - тут рифма какая-то должна быть… не подберу никак… Трулалей? Сто рублей? Пантелей? Тьфу ты! Опять лезет в голову зелёная глупая харя! Ну, как, защипало душу-то?!
Венька решил не расстраивать пожилую женщину, поэтому и умолчал, что стихи эти были написаны задолго до неё и что переврала она их безбожно. По тому, как Сима широко и призывно улыбалась и раскланивалась, было видно, что она весьма довольна собой и ожидает бурных аплодисментов.
- Браво! – сказал Венька, - Защипало очень сильно! Так защипало, что до сих пор чешется и свербит.
И пару раз из вежливости хлопнул в ладоши.
- Плохо радуешься, - вроде как обиделась Сима, - Чем бы тебя ещё удивить?
Венька не очень понимал, зачем его вообще всё время удивлять надо. Но Сима уже набрала полный рот воздуха, раздула щёки неимоверно, оттолкнулась легонько от пола и вдруг взлетела под самый потолок, как невесомый воздушный шарик.
- А-а-а-а-ах! – только и мог сказать Венька.
Вроде устал он уже за целый день удивляться, и привыкнуть бы уже должен. А вот под ж ты!
Сима немного поболталась наверху, хитро подмигнула оттуда Веньке, помахала слегка туда-сюда руками и зашагала неспешно по воздуху. Прошлась над печкой, покружила над столом, перемахнула через Венькину голову и опустилась рядом с ним на скамейку.
- Во как я могу! Понравилось?
- Да-а-а, - восхищённо выдохнул Венька, - Правду, значит Пантелеймон говорил…
- Что ещё говорил этот зелёный змий, упырь болтливый? – вскинулась Сима.
- Только в смысле полётов, - поспешил успокоить её Венька, - В Полетаево, говорил, все летают. Полетают, полетают и восвояси вернутся.
- Кто вернётся, а кто и не-е-ет, - загадочно пропела старушка.
Венька загадки не понял и на всякий случай решил переменить тему:
- А что же Фима? Фима-то где?
- Сейчас, - закивала головой старушка, - сейчас её позову.
И выбежала из горницы вон.
Глава 5. Фима.
- Тук-тук! Есть кто живой? – раздалось из сеней ровно через три минуты.
- Я живой! – крикнул в сторону голоса Венька.
Дверь тихо заскрипела, приотворилась и в щель просунулась полголовы – одна щека и маленький краешек носа.
- Войти можно? – вежливо и робко спросило полголовы.
- Наверное, - пожал плечами Венька, - Проходите, пожалуйста.
Дверь распахнулась и в комнату, осторожно ступая, бочком протиснулась старушка. Точно такая же, как первая, только чисто умытая, в скромном сером платье и кипенно-белом, тщательно выглаженном фартуке. На голове старушки была повязана такая же белоснежная, как фартук, косынка.
- Ты, я так понимаю, Вениамин Иванович, - негромким голосом произнесла старушка, - Сорока-белобока кашку варила…
- Да-да-да, - поспешил перебить старушку Венька, - так точно, варила, деток кормила. А вы, наверное…
- Фима, - глубоко, в пояс, поклонилась старушка.
- Тоже клоун? – решил уточнить Венька и тут же прикусил себе язык.
Старушка от этих Венькиных слов побледнела, потом позеленела, потом вся покрылась красными гневными пятнами.
- Ой! – испугался за старушку Венька, - Извините. Я просто решил… похожи вы очень. Я думал, вы как Сима…
- Как Сима…, - скорбно прошептала бабушка Фима, - В моём-то возрасте… на балалайке играть и через голову кувыркаться…
- Но ведь Сима…
- Вот пусть твоя Сима и скачет козой, и шутом гороховым рядится, - бабушка Фима неприязненно покосилась в сторону оранжевого пальто, болтающегося на гвоздике, и печально покачала головой, - А я женщина серьёзная, домовитая. Ну, как тебе угощение? Понравилось?
- Ещё как понравилось! – принялся нахваливать Венька, - И простокваша, и пироги, и булки-ватрушки всякие. А особенно кисель! Я такого киселю в жизни не пробовал! Свежий, прямо из речки!
- Из какой-такой речки?! – возмутилась бабушка Фима, вскинув брови, - Что за выдумки?! Я самолично его с утра варила! Клюкву на рассвете на болоте насобирала, всю перемыла-перебрала, через сито протёрла, сок отжала, сахару добавила…
Тут бабушка Фима принялась долго и нудно пересказывать Веньке скучные рецепты из кулинарной книги. Сколько крахмалу добавлять в кисель. Как отбрасывать из скисшего молока творог, и опару ставить для пирогов и булок, и определять готовность варенья, и что лучше всего в подполе хранить.
- А простокваша? – Венька очень надеялся, что хоть здесь-то окажется по-Симиному, а не так прозаично и приземлённо, как у Фимы, - Простоквашу-то вы где собирали, если не на берегу?!
- Господи, - тяжело вздохнула бабушка Фима, - совсем запудрила старая клоунесса тебе мозги. Молока я купила на ферме. Принесла в банке домой, в крынку перелила. На ночь на окно поставила. К утру – сверху сливки, внизу простокваша.
«Скучно-то как», - зевнул Венька и вдруг спохватился:
- А Сима-то куда подевалась? Долго её что-то нет!
- Надоела я тебе? – пригорюнилась бабушка Фима, - По Симе своей заскучал? Ну да ладно, сейчас кликну.
Фима ласково провела рукой по Венькиной голове и тихо выскользнула в сени.
«Что это они всё туда-сюда шастают?» - подумал Венька. И тут же дверь с грохотом распахнулась.
Глава 6. И снова Сима. Явление № 2.
- И-и-и-и-и-эх!!! – в комнату вихрем ворвалась Сима.
На сей раз она была одета в какой-то узбекский халат и расписные восточные шальвары. На плечи накинута цыганская шаль с кистями. Свою седую голову Сима украсила неким подобием тюрбана, смотанного из обычного вафельного полотенца.
- Не даёт с любимым внучком пообщаться, зануда! – сумасшедшая бабуля с размаху шлёпнулась рядом с Венькой на лавку, крепко прижала его к своему пропахшему пловом и благовониями халату и принялась жаловаться на Фиму, - Всё-то у неё по режиму да по распорядку. Туда не ходи, того не делай. Дом не крась, на крыше рисуй, по воздуху не летай. Не летай! Чего ещё выдумала, а?!
Сима с размаху хлопнула Веньку по плечу, как бы ища у него поддержки.
- Угу, - согласился Венька.
Действительно, отчего бы человеку не полетать, если уж очень ему этого хочется.
- Я ж весёлая! – Сима широко, во весь рот, осклабилась, демонстрируя свой жизнерадостный нрав, - Стихи сочиняю! Петь-танцевать люблю! Вот, дом разукрасила. Нравится?
- Угу, - опять кивнул Венька.
- А ей нет. Ничего ей не нравится. Пальто вот моё не нравится. Не по возрасту, говорит. Слишком ярко. А я так думаю, ярко – значит, весело. Радостно, значит. А от радости, знаешь, что бывает?
- Что?
- Летают люди от радости! Вот! Потому что радость, она что?
- Что?
- Окрыляет!!!
Тут Венька догадался незаметно заглянуть Симе за спину. Даже пальцем потрогал легонько. Думал обнаружить там что-то вроде крыльев. Ну, или хотя бы пропеллер. Как у Карлсона. Только вот тощая и сутулая Симина спина была плотно обёрнута и обтянута шёлковой шалью. И никакого подобия летательных приспособлений под этой шалью не прощупывалось и не наблюдалось.
- А хочешь, я и тебя летать научу?! – вдруг воодушевилась Сима, - Сдаётся мне, ты к этому делу способный.
Тут Венька тоже так воодушевился, что с лавки подскочил, как ужаленный.
- Меня? Летать? Ура!
Но тут же засмущался, голову свесил, весь, как свёкла, побагровел.
- Куда мне? Я ж толстый…
- Ха! – возмутилась Сима и подскочила с лавки, - Подумаешь, толстый! Толщина полёту не помеха! Ты нашу старуху Матрёну видал?! Бегемот бегемотом, а парит… что твой мотылёк! Вот, смотри на меня и повторяй.
Сима опять, как давеча, оттолкнулась пяткой от пола. Поднялась на полметра в воздух, протянула Веньке руку. Но тут…
- Ква-ква! Ква-ква-ква!! Ква-ква-ква-ква-ква!!! – раздалось откуда сверху, со стены.
- Это что же? – спохватилась Сима, - Неужто уже девять часов? Пора до ветру и спать укладываться.
Глава 7. Часы с квакушкой.
- Только, чур, я до ветру первая! – Сима озорно показала Веньке язык и резво выскочила вон из комнаты.
- Ква-ква…, - неодобрительно раздалось оттуда же, что и в первый раз.
Венька поднялся с лавки и пригляделся. Высоко на стене, под самым потолком, висели небольшие часы с болтающимися под ними гирями. На первый взгляд – обычные ходики. Такие, что имеются в любой деревенской избе. У них ещё прямо над циферблатом бывают маленькие дверки, каждый час они раскрываются, и наружу выскакивает крохотная птичка-кукушка.