Капитан Уэбстер, проходивший мимо Олимпии, остановился и поздоровался с ней. Это был словоохотливый добродушный человек, успевший за неделю, которую Олимпия провела на борту его судна, подробно рассказать ей о жизни своих удивительно неинтересных детей — сына и дочери, и собирался уже начать все сначала, поскольку мог говорить о них бесконечно.
— Мы зашли сюда, чтобы пополнить запасы питьевой воды, мисс Дрейк, — громким голосом сказал капитан, стараясь перекричать штормовой ветер, и встал так, чтобы заслонить девушку от его порывов. Олимпия поблагодарила его улыбкой. — Стоянка может продлиться целый день, но нам надо заправить все фляги. Это необходимая мера предосторожности перед тем, как мы обогнем мыс Горн.
— А где мы сейчас?
— У Фолклендских островов, — ответил он и, повернувшись, указал рукой на берег. — Это Нью-Айленд. А там Свон, а на горизонте — Малун. Очаровательное местечко, не правда ли?
Олимпия и представить себе не могла, что на земле существуют столь безотрадные гнетущие пейзажи. Она сама выросла в краю болот, но их оживляли птицы, огромными шумными стаями кружившие над угрюмыми топями и озерами. Здесь же не было видно никакой живности, кроме одинокого, казавшегося жалким альбатроса, спрятавшего голову под крыло и качавшегося на вздымающихся волнах.
— Вы так считаете? — удивленно спросила Олимпия капитана, и тот рассмеялся.
Она растерянно взглянула на него и только тут поняла, что он пошутил. Девушка улыбнулась из вежливости.
— Здесь живут люди?
— Ну что вы, конечно, нет. Кто же станет жить на этих забытых Богом скалах, где не растет ничего, кроме мха. Сюда порой заходят зверобойные и китобойные суда, но люди не задерживаются здесь надолго.
Олимпия взглянула туда, где возвышался мрачный утес, поросший коричневатым мхом. Даже морская пена в этих местах казалась серой. Ветер гнал огромные волны, с шумом разбивавшиеся о скалы. Глаза Олимпии слезились, а уши горели от холода, кончик носа занемел, но она не хотела уходить в духоту каюты, где стояли спертый воздух и вонь из трюма. Девушка еще в сумерках вышла сегодня на палубу и следила теперь за тем, как матросы спускали шлюпку на воду.
— Что за черт! — воскликнул вдруг капитан Уэбстер, нахмурившись. Он смотрел куда-то на восток, где сквозь тучи просвечивало бледное размытое пятно восходящего солнца.
Над мрачными холмами острова Свон в небо поднимался столб белого дыма. Олимпии показалось, что это обыкновенное облако, но капитан продолжал пристально всматриваться в горизонт. Подошедший старший помощник тоже внимательно посмотрел в ту сторону.
— Как ты думаешь, что это такое? — спросил его капитан Уэбстер.
— Это дым, сэр, — ответил старший помощник. — Таково мое мнение.
— Охотники на тюленей со зверобойного судна? Старпом пожал плечами.
— Возможно, сэр. — Он помолчал, а затем добавил: — Хотя здесь немного осталось тюленей.
Капитан Уэбстер, пощипывая свои усы, надолго задумался.
— Просигналь шлюпке, чтобы она возвращалась.
— Слушаюсь, сэр.
Старпом повернулся и зычным голосом окликнул матросов, сидевших в отчалившей шлюпке. А капитан Уэбстер тем временем продолжал о чем-то размышлять, следя за белым пятном на горизонте.
— Нет, это не на Своне, — пробормотал он, нахмурившись, — это где-то дальше. Возможно, на той стороне Малуна.
— Это корабль, да? — спросила Олимпия.
— Что вы говорите? — Капитан резко повернулся к ней, насупив косматые брови, как будто только сейчас вспомнил, что она стоит рядом. — Не хотите ли спуститься вниз, мисс Дрейк? Здесь такой сильный ветер.
— Нет, благодарю вас. Этот дым представляет собой какую-то опасность?
Он усмехнулся и похлопал Олимпию по плечу.
— Не беспокойтесь. Вообще-то в этих широтах можно встретиться с испанскими пиратами, но скорее всего это просто мои соотечественники, янки со зверобойного судна. Они разделились на несколько отрядов и теперь подают сигналы друг другу. Однако мой девиз, мисс Дрейк, — осторожность и еще раз осторожность. Поэтому мы со всей тщательностью произведем разведку.
Олимпия вынуждена была вернуться в свою каюту. Судно снялось с якоря и двинулось вдоль скалистых берегов. В каюте Олимпия увидела закутанного в одеяла Мустафу, он пил горячий кофе и что-то бормотал себе под нос на родном языке. Горничная, которую Шеридан нанял для Олимпии, — казалось, с тех пор прошла целая вечность! — похрапывала, лежа на измятой постели.
Олимпия с тоской вспомнила «Терьер» и аккуратную каюту капитана Фицхью, вспомнила чудесную террасу на Мадейре, с которой открывался прекрасный вид на прибрежные сады и море. Вспомнила свою комнату в Уисбиче, уютную и чистую хижину Фиша. Она попыталась также вспомнить ту глупую принцессу, которая отправилась в это безумное путешествие, и не могла. Она больше не ощущала себя принцессой, как не ощущала себя революционеркой и защитницей прав человека.
Она чувствовала душевную опустошенность. И полное отупение.
Когда Олимпия со вздохом села на койку, Мустафа спрыгнул на пол и прижался лбом к ее коленям.
— Мы найдем его, о прекраснейшая. Не волнуйся! Олимпия ничего не ответила. Она не верила в то, что им удастся разыскать Шеридана, и, главное, плохо представляла себе, что будет делать, если они вдруг и впрямь отыщут его. Прислонившись к переборке, она закрыла глаза, ее голова покачивалась в такт движению судна, которое держало курс… куда-то. Олимпии было безразлично, куда именно они плывут и зачем и что с ней произойдет, когда она наконец доберется до этого неведомого места.
Весь день с «Федры» следили за дымом. Олимпия время от времени выходила на палубу, смотрела на скалистые берега, мимо которых проплывало судно. Они оставили позади уже несколько островов, миновали большую мрачную бухту, а столб дыма все еще стоял на далеком горизонте.
— Чтоб мне провалиться на этом месте, но, похоже, дым поднимается с Анаканской гряды, — промолвил капитан Уэбстер, опуская подзорную трубу. — Кому понадобилось разбивать лагерь на этих скалах?
Старпом поморщился.
— Думаю, что это не испанцы, сэр. Нет, это исключено. Там слишком много рифов и нет возможности бросить якорь большому судну. Вряд ли это и зверобои — очень уж неподходящее место для промысла.
Капитан Уэбстер начал беспокойно вышагивать у рулевого колеса. Затем он снова подошел к борту, у которого стояли Олимпия и старпом.
— По всей видимости, на этих жутких скалах живет какой-то несчастный, потерпевший кораблекрушение.
Старпом озадаченно взглянул на капитана.
— Возможно, это так, сэр.
— Мы должны разыскать его.
— Но это может быть хитрым трюком, сэр. Засадой. Капитан вновь поднял свою подзорную трубу и вгляделся в ту сторону, где виднелись унылые крохотные островки.
— Я ничего не вижу, никаких признаков судна. Где же здесь засада?
— Не знаю, сэр, не знаю.
— Ладно. Я думаю, нам все же следует добраться туда и все разведать. — Капитан Уэбстер сложил подзорную трубу. — Если мы не рискнем ради того, чтобы помочь нашим товарищам-морякам, мы вряд ли будем иметь право называть себя христианами, вы согласны со мной, мисс Дрейк? Но я считаю, будет лучше, если вы пока побудете внизу вместе со своими слугами.
Олимпия подчинилась его требованию. Сидя у иллюминатора, она уныло размышляла о том, что ей, возможно, придется провести остаток своих дней в плену у испанских пиратов, — она, конечно, мечтала не о такой жизни, но что поделаешь? Когда по углам каюты начали сгущаться вечерние тени, в коридоре раздался хриплый голос капитана Уэбстера, спускающегося по трапу. Он был явно доволен собой.
— Я принес вам великолепные новости, мисс Дрейк! — пророкотал он, входя в каюту. — Мы только что выручили из беды несколько ваших соотечественников.
Он поднял Олимпию с места, подав ей узловатую, покрытую светлым пушком руку.
— Это действительно было кораблекрушение — британский фрегат разбился о рифы. Спаслось довольно много людей, судя по тому, что я видел на берегу. Их по крайней мере человек тридцать. Сейчас к нам на борт доставят офицеров и несколько матросов с затонувшего корабля. Если хотите, можете подняться на палубу.
Олимпия и Мустафа поспешили вслед за капитаном. Большая шлюпка «Федры» как раз подплывала к борту судна с первой партией спасенных. Пока на борту корабля плотник прилаживал деревянную лестницу, Олимпия подошла к борту и нагнулась, пытаясь разглядеть в густых сумерках тех, кто находился в лодке. Люди, сидевшие в ней, были еле различимы в полумраке, но они возбужденно кричали и размахивали руками. Олимпия тоже начала махать им в ответ, продвигаясь вдоль борта, охваченная общим волнением.
Первым на борт «Федры» поднялся коренастый, невысокого роста человек в рваном синем мундире с перепачканными грязью эполетами, судя но которым это был капитан. Он усмехнулся, сплюнул на палубу и крепко пожал руку капитану Уэбстеру под одобрительный гул сгрудившейся вокруг них команды.
Затем на борт поднялись еще десять человек в красных мундирах, довольно рваных и грязных, за время пребывания на острове они отрастили косматые бороды. Было уже почти совсем темно, когда на палубу корабля поднялся последний моряк с разбившегося судна. Он быстро вскарабкался по лестнице и легко перепрыгнул через поручни. Это был очень рослый парень, он повернулся лицом к шлюпке и помог взобраться на борт матросу с «Федры», который доставил их. Справившись со своим делом, он выпрямился и осмотрелся вокруг. У этого моряка, единственного из всех спасенных, было чисто выбритое лицо.
Вглядевшись в него, Олимпия изумленно заморгала и схватила Мустафу за руку. Высокий моряк обменялся крепким рукопожатием с одним из матросов «Федры», грубовато похлопав его по плечу, а затем повернулся, и на его радостно ухмыляющееся лицо упал свет от фонаря. Заметив Олимпию, не спускавшую с пего глаз, он вдруг замер, улыбка застыла у него на губах, а затем медленно сошла. Они оба будто окаменели, пристально глядя друг на друга посреди царившей на палубе радостной суматохи и веселых приветственных криков.