— Можно мне взглянуть на нее? — спросил Махмуд.
И только когда Шеридан поднял с лица Олимпии шарф, она догадалась, что именно его Махмуд назвал покорителем морей.
— Утренняя роза, — промолвил Махмуд. — Жемчужина. Она прекрасна, ее щеки словно бутоны, а волосы как цвет зари. Покоритель морей всегда хорошо разбирался в женской красоте.
Олимпия почувствовала, что краснеет.
— Я согласен принять твой подарок, — переводила гречанка слова султана. — Она доставит мне истинное наслаждение.
Олимпия испуганно взглянула на переводчицу.
— К несчастью, при всем моем почтении к тебе я не могу отдать ее, — ответил Шеридан по-турецки, и гречанка тотчас же перевела его слова Олимпии. — Мы женаты.
Махмуд недовольно поморщился. Ответ Шеридана, по-видимому, озадачил его. — Мне сообщили, что ты привез мне подарок.
— Я явился с пустыми руками, — ответил Шеридан. — Мне принадлежит только воздух, которым я дышу, и больше ничего.
В шатре воцарилось молчание.
— Ты, как видно, не стал богаче с тех пор, как покинул меня.
— Нет, не стал. Махмуд улыбнулся.
— Ты правильно сделал, что вернулся. У меня есть работа для тебя, за которую ты получишь хорошее вознаграждение.
Шеридан промолчал.
— Скажи ему, что ты сопровождаешь меня в Рим, — шепнула Олимпия Шеридану.
Но он даже не взглянул на нее, продолжая хранить молчание.
— Я потерял много кораблей и моряков в сражении при Наварино, — продолжал султан. — И по воле Аллаха мне представляется счастливый случай для того, чтобы провести реформы на флоте, я хочу перестроить его на английский лад. Ты поможешь мне в этом, будешь наблюдать за строительством новых кораблей и обучишь командный состав моего флота морскому делу и основам военной стратегии. Я сделаю тебя великим адмиралом.
Олимпия перепугалась, что Шеридан останется здесь, в Турции, и вскочила на ноги.
— Скажи султану, — обратилась она к переводчице, — что Шеридан уже является адмиралом военно-морского флота Ориенса и потому не может пойти на службу к султану.
Гречанка от ужаса потеряла дар речи.
— Скажи ему это немедленно, — настаивала Олимпия. Девушка быстро заговорила еле слышным голосом и, замолчав, отбила несколько земных поклонов.
— Она перевела ему мои слова? — спросила Олимпия у Шеридана.
Тот метнул в ее сторону сердитый взгляд.
— Да, — бросил он ей, — да садись же ты, черт бы тебя побрал!
Олимпия снова уселась не спеша на роскошный ковер, не спуская глаз с Махмуда. Она пялилась на него не потому, что считала себя особой королевского рода, принцессой Ориенса и прочее и прочее. Нет, Олимпия просто надеялась навести на султана порчу своим дурным глазом.
— И еще скажи ему… — снова начала она.
— Олимпия, — тихо сказал Шеридан, не глядя в ее сторону, — ты видишь стражу?
Она посмотрела на охранников, стоящих по обеим сторонам от трона с бесстрастными липами; их обнаженные кривые сабли тускло поблескивали в полумраке шатра.
— Стоит только султану взмахнуть рукой, — продолжал Шеридан спокойным тоном, — и наши головы вынесут отсюда в серебряных чашах.
Олимпия закусила губу и снова взглянула на молчаливых стражников. Внезапно она вскинула подбородок и опять обратилась к переводчице:
— Скажи ему, что я не хочу оскорблять его, но я — принцесса, и, если он прикажет казнить меня, разразится международный скандал.
Гречанка, путаясь и заикаясь, что-то пролепетала по-турецки.
Махмуд криво усмехнулся в свою подстриженную бородку и произнес несколько слов.
— Он говорит, что мадам напоминает ему его мать, — прошептала переводчица на ухо Олимпии.
— Благодарю вас, — громко промолвила та. Махмуд засмеялся.
— Покоритель морей взял себе в жены настоящую львицу. У меня много сестер и дочерей, — продолжал он. — Я подарю тебе одну из них, пусть грызутся и оставят тебя в покое, чтобы ты мог мирно покуривать свою трубку, не слушая их вздора.
Олимпия застыла на месте, а Шеридан постарался осторожно ответить Махмуду, обходя стороной опасную тему:
— Ты напомнил мне о том, как я постарел, Махмуд. Неужели твои дочери стали совсем взрослыми?
— Да, у меня очень красивые дочери. А у тебя нет детей?
— Нет. Я бездетен.
Махмуд бросил неодобрительный взгляд на Олимпию. Девушке хотелось во всеуслышание заявить, что она вовсе не виновата в этом, однако она в конце концов решила, что обсуждать подобный вопрос ниже ее достоинства.
— Жизнь быстротечна, — печально вздохнул Махмуд. — Тебе обязательно надо завести детей, мой друг. Если ты останешься у меня, тебе не придется больше нищенствовать, у тебя появится много друзей и большая семья.
Шеридан снова погрузился в молчание, ничего не отвечая султану. Олимпия взяла его руку. Очень долго он как бы не замечал этого, а затем крепко сжал ее пальцы.
— Бог дает мне то, что считает нужным, — перевела гречанка слова Шеридана. — И надо сказать, что он даро вал мне большее счастье, чем я этого заслуживаю.
Махмуд не сводил темных глаз с гостей.
— Ты скромен в своих запросах, и это хорошо, это милость Божья. Мне недавно рассказывали о твоих подвигах. — Махмуд помолчал, давая время переводчице перевести его слова для Олимпии. — Я всегда любил тебя и поэтому многие годы разыскивал повсюду, ты знаешь об этом? По твоему следу шли мои люди. Но никто из них не знал твоего английского имени, а человек, носящий на груди мой полумесяц, даже не удосужился подать мне хоть какую-то весточку о себе.
Переводчица задохнулась от ужаса, услышав ответ Шеридана. Олимпия с тревогой выслушала перевод.
— Несмотря на все мое почтение к тебе, я не хотел, чтобы ты получил подобную весточку.
Махмуд застыл на месте, положив руки на колени. Только его глаза беспокойно бегали по лицам присутствующих.
— Ты помнишь тот день, когда мы встретились с тобой? — проговорил Махмуд, и гречанка начала быстро переводить: — В тот день я впервые отважился выйти за пределы дворца, и вот на улице Нафи я увидел тебя, ты прятался от своего хозяина и собак. Помнишь, каким сочувствием я проникся к тебе? Видя, что ты сильно избит, я открыл свое имя твоему хозяину и приказал ему отдать тебя мне.
Шеридан кивком головы подтвердил справедливость его слов.
— Я никогда не забуду, — продолжал султан, — как вокруг нас собралась большая толпа народа, узнавшего своего принца, как люди давились и толкались, а я был настолько глуп, что испугался их. Тогда ты, сохраняя спокойствие и здравомыслие, вывел меня из толпы живым и невредимым. Так ты впервые выручил меня. А затем мы много раз отправлялись с тобой в город, переодевшись. И наконец, когда псы узурпатора — пусть они вечно горят в аду — явились, чтобы убить меня и Селима, ты вновь спас меня. Я ничего не забыл. Мы очень похожи друг на друга. Мы оба любим гулять за оградами дворцов.
— Нет, мы не похожи друг на друга, Махмуд, — последовал ответ Шеридана. — Дворцы и ограды принадлежат тебе, а не мне.
Султан помолчал немного, а затем взглянул на Олимпию и неожиданно обратился к ней.
— Он спрашивает, — шепотом заговорила переводчица, — нравится ли вам дворец в Бейкозе?
— О да. Он великолепен, — ответила Олимпия, обрадовавшись, что султан перевел разговор на другую тему. — Просто восхитителен.
Темные глаза Махмуда вновь остановились на Шеридане.
— Я подарю его тебе.
Шеридан незаметно сжал руку Олимпии. Но прежде чем он успел что-нибудь ответить, султан продолжал:
— Великий адмирал моего флота должен иметь достойную резиденцию Главный евнух будет следить за ведением хозяйства, слугами и казной. Пост, который я тебе предлагаю, очень выгоден, мой друг. Ты быстро разбогатеешь. Многие высокопоставленные люди будут рады услужить тебе. Тебя завалят подарками.
— Лучше бы ты заставил их служить своему отечеству, а не мне, — произнес Шеридан с легкой улыбкой, заигравшей вдруг у него на устах, — Раз уж ты собираешься проводить реформы в своих вооруженных силах.
Махмуд, не обижаясь на его слова, обнажил в улыбке белоснежные зубы.
— Как раз этим ты и займешься.
Шеридан вскинул подбородок и что-то сказал ровным тихим голосом.
Улыбка моментально исчезла с лица султана; переводчица молчала, дрожа от страха. Олимпия вопросительно взглянула на нее, и девушка, взяв себя в руки, еле слышно прошептала:
— Он говорит: нет, я не буду заниматься этим. Потому что… о, мадам… он говорит, что готов верно служить только одному человеку на земле и этот человек — вы, мадам.
Олимпия увидела, что взгляд Махмуда прикован к ней. Он сидел, задумчиво поглаживая свою бородку; на его пальцах сверкали три огромных бриллианта. Внезапно Махмуд снова заговорил таким же мягким, ровным тоном, как и Шеридан.
Олимпия вынуждена была ущипнуть дрожащую гречанку, чтобы привести ее в чувство.
— Султан говорит… — пролепетала та, еще ниже опуская голову, — говорит: «Она в моих руках, поэтому ты будешь верно служить мне».
Воцарилась мертвая тишина, которую снова прервал султан.
— Я прав? — торопливо перевела гречанка.
Шеридан начал что-то отвечать, медленно, запинаясь на каждом слове.
— Пока она будет находиться в безопасности, — дрожащим голосом шептала переводчица, — я буду служить тебе. Но только до этих пор.
Некоторое время Махмуд молча взирал на Шеридана, поджав губы. В этот момент он был похож на обидчивого капризного мальчишку, не терпящего, чтобы ему перечили. Переводчицу била мелкая дрожь от страха. Казалось, этот невысокий насупившийся человек сейчас поднимет руку, унизанную бриллиантовыми перстнями, и головы гостей мгновенно слетят с плеч.
Махмуд хлопнул в ладоши. Гречанка тихо вскрикнула, и Олимпия затаила дыхание. За их спинами у входа в шатер послышался шорох.
Шеридан встал, и Олимпия обернулась На ковре позади них стояли несколько европейцев, каждого из них поддерживал за правый локоть евнух. Среди вошедших были высокий, белокурый, элегантно одетый мужчина, еще два незнакомца невысокого роста, а также капитан Френси Фицхбю и… миссис Джулия Плам.