должна быть Европа! После того как они несколько недель просидели во время штиля посреди бесконечной водной пустыни, все же подул попутный ветер и понес корабль дальше.
На Азорских островах «Элиза» несколько дней стояла у богом забытого клочка суши, чтобы пополнить запасы воды и провизии, а потом наконец направилась в сторону Англии.
Изо дня в день Фелисити не сводила глаз с горизонта. Всякий раз, когда ей чудилось, что вдали, вынырнув из бескрайнего океана, показалась полоска земли, девушка подбегала к Джону Иверсу, чтобы взглянуть в подзорную трубу. Боцман добродушно разрешал ей это. Он потребовал, чтобы Фелисити немедленно сообщила ему, как только заметит землю. Случайно так и вышло. Девушка тут же доложила об увиденном боцману. Но ее разочарованию не было предела, когда обнаружилось, что это всего лишь маленькие острова. Фелисити знала, что ее детское волнение и ожидание забавляли Иверса и Дункана, но ей было все равно.
В то утро на горизонте показалось что-то большое – длинная линия побережья. Фелисити вновь подбежала к Джону Иверсу, который стоял под натянутыми парусами фок-мачты, наблюдая за матросами. И, когда девушка в очередной раз попросила у него подзорную трубу, боцман с широкой улыбкой передал ей оптический прибор:
– Да, молодая леди, предчувствие вас не обмануло. Впереди Португалия. Теперь наше путешествие действительно близится к концу.
Фелисити, не обращая внимания на задорный смех, поспешила к капитанской каюте, где, согнувшись над большим столом, Дункан проводил навигационные расчеты. Когда она ворвалась в каюту, он поднял голову. Фелисити удивилась тому, что после стольких недель плавания он умудрился сохранить приличный, аккуратный вид. Капитан ежедневно брился, тщательно причесывался, менял рубашку минимум дважды в неделю и даже периодически приказывал принести ему воды для мытья. К концу плаванья Фелисити сама себе казалась поросенком, выбравшимся из лужи. От ее платьев разило пóтом, юбки были усеяны пятнами, волосы блестели от жира, кожа на голове чесалась, а зубы покрылись налетом.
По поводу зубов Фелисити особенно переживала, ведь она предусмотрительно упаковала все, кроме маленького свертка со специальным платком. Анна великодушно предложила ей пользоваться ее платком, но Фелисити к нему не прикоснулась. Несколько лет назад Анна потеряла коренной зуб, вместо него теперь была дырка – цирюльнику пришлось вырвать его из-за костоеды. Фелисити подозревала, что, если она будет пользоваться зубным платком Анны, ее ждет такая же болезненная процедура. Она бы, наверное, воспользовалась платком Дункана: его зубы, насколько можно было судить, были целы и как для мужчины, которому за тридцать, оставались в удивительно хорошем состоянии. Но Фелисити стеснялась попросить его об этом. Они не были настолько близки.
Фелисити уже лучше относилась к Дункану, но все же не могла до конца преодолеть робость, возникавшую в его присутствии. Капитан раздавал на палубе команды, кивком головы или властным словом, после чего дюжина мужчин карабкалась на головокружительную высоту или, стоя на коленях, терла доски палубы. Это всегда пробуждало у Фелисити благоговейный трепет. Она больше не боялась Дункана так, как в начале знакомства. Девушка знала, что тот никогда не причинит ей зла, хоть раньше и был пиратом, совершал ужасные злодеяния. От одного вида пистолетов и тяжелой сабли, которые висели на стене его каюты, у Фелисити по спине пробегали мурашки. Поза Дункана была расслабленной, на лице сияла любезная улыбка, но девушка точно знала, что в момент опасности он в один миг готов превратиться в другого человека. Того, кто не задумываясь может убить. Лиззи рассказывала ей о нападении во время восстания рабов, жертвами которого они с Дунканом чуть не стали. Тогда он, сидя верхом на лошади, насмерть уложил троих нападавших. «Он был быстрее молнии, – говорила Лиззи. – И я точно знала, что ни один из них больше не поднимется».
Фелисити задавала себе вопрос, почему эта история пришла ей в голову именно теперь, в такую радостную минуту.
– Снаружи уже видна Европа, – выпалила девушка с порога.
Уголок рта капитана приподнялся в едва заметной улыбке:
– Вот как. А это точно?
– Да. Джон Иверс сам мне сказал. Он считает, что это Португалия.
– Тогда мы держим правильный курс.
Фелисити заметила, что Дункан над ней подшучивает. Рассердившись, она решила сменить тему.
– А где Анна? – поинтересовалась девушка.
– Под палубой. Один из матросов заболел.
– Ох! Ну хорошо, тогда я подожду ее здесь.
Фелисити присела на скамью и начала читать одну из книг Анны, но не могла сосредоточиться и все время сбивалась. Фелисити горела желанием рассказать своей подруге, что на горизонте появилась Европа, но она испытывала отвращение к средней палубе и не хотела спускаться туда, где жили моряки. Фелисити хорошо знала, как выглядит все там, внизу. Три года назад во время путешествия из Англии на Барбадос они с Лиззи несколько недель жили на средней палубе в таких ужасных условиях, какие трудно себе представить.
Гамаки висели под стропильными балками вплотную друг к другу, и воздух поступал только через орудийные порты и отверстие трапа, ведущего вниз. Под палубой было темно и сыро, не говоря уже об одуряющем зловонии, которое распространяли матросы, всю дорогу ни разу не менявшие одежду и даже не мочившие тело водой, по крайней мере, для того чтобы помыться. На большинство из них было страшно смотреть: бородатые лица, всклокоченные волосы, бесстыдные взгляды, бросаемые на Фелисити, когда та попадалась кому-нибудь из них на пути. К счастью, такое случалось нечасто. Матросы жили на носу, а девушки – на корме судна.
Фелисити считала высшим проявлением порядочности то, что Дункан предоставил им с Анной на время путешествия свою каюту. Девушки вместе спали в алькове на широкой кровати, а капитан ютился на лавке под окном. Днем они находились в каюте вместе. Здесь они ели, а Дункан, склонившись над картами, занимался навигационными расчетами. Плаванье, не считая штиля, прошло без происшествий и крупных неприятностей. Фелисити знала, что этому следует радоваться. И все же ей не верилось, что плаванье подошло к концу. Она ненавидела жизнь на судне так сильно, что иногда ее переполняла тревога. В конце концов, ей предстояло выйти замуж за капитана. Никлас любил свой корабль, он был моряком до мозга костей, и Фелисити лишь надеялась, что муж не заставит ее сопровождать его в дальних странствиях. Он командовал вест-индским парусником «Эйндховен», который был в два раза больше, чем «Элиза», – каюты казались более просторными и комфортными, чем на корабле Дункана.
Но Фелисити страстно молилась о том, чтобы Никлас вскоре стал вести спокойную семейную жизнь на суше, а не предпочел морские походы. Тем более в такие смутные времена. Война, о которой рассказывали перед их отъездом с Доминики, все больше разгоралась. Фелисити надеялась, что, когда она отправится к Никласу в Амстердам, у нее не возникнет трудностей. Больше всего ей хотелось, чтобы «Элиза» причалила в этом городе. Тогда Фелисити сошла бы на сушу, так и не добравшись до Англии. Но, услышав об этом, Дункан замахал руками: это было слишком опасно.
– Можно считать, что нам повезло, если мы живыми и невредимыми доберемся до Англии, – резко произнес он, когда разговор зашел на эту тему. – Эта война – война на море, Фелисити. Она происходит между кораблями, которые друг друга обстреливают. Прибрежные воды наиболее опасны. Поверь мне, будет лучше, если сначала ты отправишься в Рейли-Манор. Там ты сможешь спокойно обдумать, как, соблюдая осторожность, с охраной, попасть в Амстердам. Наверняка что-то придет тебе на ум. Я не стану высаживать тебя где попало, бросая на произвол судьбы.
Больше Фелисити ничего не удалось добиться. Она с отчаянием смотрела в будущее. Все это займет столько времени! Анна пыталась приободрить ее. Фелисити считала, что подруга почти справилась со своей меланхолией. Иногда Анна даже проявляла инициативу.
– Если ты не найдешь человека, который согласится сопроводить тебя до Голландии, это сделаю я, – заявила она. – Тебе нельзя ехать туда одной!
Фелисити радовалась тому, что Анна была на ее стороне. Она оказалась приятной попутчицей. Конечно, это не Лиззи, к которой Фелисити относилась с такой любовью, что ее сердце до сих пор разрывалось при воспоминании о прощании на Доминике. Но жизнь рядом с Анной тоже была не слишком напряженной и утомительной. Нрав у нее был спокойный, уравновешенный, девушка отличалась сдержанностью и всегда была в хорошем настроении. Она не лезла на рожон и, казалось, никогда не сердилась. Лиззи часто теряла терпение, и всякий раз, когда ей что-то не нравилось, ее дурное настроение отражалось на других. В основном это было связано с Дунканом, который иногда доводил жену до белого каления.
Анна же оказалась совсем другой; подчас она была даже скучной, но постепенно менялась. В начале путешествия она иногда могла праздно сидеть часами в каюте, погрузившись в свои мысли. Но со временем стала более оживленной, начала вязать, заботиться о больных матросах и вести путевой дневник. Фелисити всякий раз удивленно спрашивала, что же туда можно каждый день записывать.
Фелисити сидела как на углях, пока ее подруга не появилась в каюте.
– Анна, ты только представь, я видела побережье Европы! Мы скоро прибудем на место!
Анна лишь сдержанно кивнула, словно не особо радовалась тому, что ее путешествие скоро завершится. Фелисити почувствовала, как у нее внутри закипает злость. Анна должна была с нетерпением ждать этого момента, чтобы наконец избавиться от пессимистического настроения! Но потом Фелисити заметила на лице подруги озабоченность.
– Что случилось? – смутившись, спросила она.
Анна вытерла руки платком, и Фелисити с ужасом заметила, что тот был в крови.
Дункан резко бросил циркуль на стол, на котором лежала карта, и тоже вопросительно посмотрел на Анну.
– Питер? – спросил он.