Анна не могла не улыбнуться в ответ:
– Спасибо, мистер Крид. Если вы когда-нибудь приедете на Карибы, а лучше прямо на остров Барбадос, не колеблясь нанесите мне визит. Приглашаю вас от всего сердца. Там, в усадьбе Саммер-хилл, вы будете дорогим гостем.
– Ох, – удивился мистер Крид, – но вы же говорили… Значит ли это… Разве вы не хотите остаться на родине ваших предков?
Анна изумленно уставилась на него, но потом до нее дошел смысл этих слов.
– Да, именно так! – воскликнула девушка. – Я не хочу тут оставаться. Мне хочется… обратно домой.
Она задумалась над собственными словами и лишь вполуха слушала мистера Крида, который прощался с излишней вежливостью. Анна уверяла его в дружбе, а в ее душе зрела болезненная тоска. Девушка так далеко оставила все, что ей было дорого, своего брата, который так искренне ее любил. У Анны тут же защемило сердце, как только она подумала о том, как он там живет один на острове. Бóльшую часть жизни они провели на Барбадосе, среди пальмовых рощ, душистых растений, у моря, под теплым солнцем. Внезапно Анна осознала, что проехала полмира только для того, чтобы понять, где ее настоящий дом.
Она махала вслед мистеру Криду, а он все оборачивался, словно хотел убедиться в том, что у нее все в порядке. Наконец Анна подошла к дому и взялась за дверной молоток. Она волновалась за Дункана и именно из-за него приехала сюда. К удивлению девушки, после того как она один-единственный раз ударила тяжелой металлической колотушкой в форме львиной головы, дверь тотчас же открыли. Перед Анной словно из-под земли вырос мужчина среднего роста и атлетического телосложения. Казалось, ему было немного за тридцать, у него было приятное, располагающее к себе лицо. Одет мужчина был в коричневую униформу с красной широкой лентой. Увидев посетительницу, он удивился. Очевидно, он как раз собирался выйти из дому.
– Адмирал Эскью? – замявшись, спросила Анна.
– Именно так. Чем обязан, мадам? – Задав вопрос, он выжидательно смерил девушку с головы до пят, а она боролась с желанием проверить, все ли в порядке с ее одеждой, не оставило ли базарное мыло пятен на платье.
– Мое имя Анна Норингэм. Я вам писала. Прошу простить, что я явилась к вам в дом без приглашения, но меня очень волнует судьба Дункана Хайнеса.
Выражение лица адмирала изменилось. Он учтиво поклонился Анне и широко распахнул дверь:
– Пожалуйста, проходите, миледи.
– Вы собирались уходить, сэр. Я не хотела бы вас задерживать…
– У меня еще есть немного времени. – Он улыбнулся и немного печально добавил: – Война продолжится и без меня.
Адмирал проводил Анну в обшитую деревом комнату, которая служила одновременно гостиной и кабинетом. Она напомнила девушке капитанскую каюту на «Элизе». Здесь тоже стоял стол, заваленный документами, морскими картами и книгами. Только вместо лавки тут были набивной диван и два кресла.
Эскью усадил Анну на диван, а сам позвал горничную и потребовал принести чай и выпечку. Потом он опустился в кресло и без обиняков приступил к разговору. Казалось, адмирал почувствовал, что Анне не терпится узнать о судьбе Дункана. Девушка поняла, что, описывая происшедшее, Эскью нарочно умолчал о самых страшных подробностях, чтобы поберечь ее нервы. Но и то, что он ей сообщил, заставило ужаснуться. Анна едва не разрыдалась.
– Вы спасли ему жизнь! – растроганно воскликнула она, когда адмирал закончил.
– Нет, не я. Это сделали вы. – Он с уважением взглянул на гостью. – И действовали, если позволите заметить, весьма разумно. Что подвигло вас написать это письмо?
– Когда Дункан не вернулся на следующий день и два дня спустя, я поняла: что-то произошло. Я сразу же отправила посыльного верхом на лошади, строго приказав ему вручить письмо лично вам.
– Какая удача, что я как раз оказался дома.
– Да, удача иногда нужна, – сказала Анна. – Но у гонца также было указание доставить послание лорду Монтегю или лорду Блейку, если он не застанет вас дома. Перед отъездом Дункан упоминал о том, что знакомство с этими господами должно помочь ему восстановить собственную репутацию.
– Как я уже сказал, вы действовали необычайно разумно.
Анна заметила, что краснеет под взглядом адмирала, и отругала себя за глупую девичью застенчивость.
– Сэр, тут речь идет не о предусмотрительности, а скорее о моей любви к эпистолярному жанру. Иногда я поступаю опрометчиво. Именно это и произошло, когда я услышала, как обошлись с Дунканом: тут же отправила письмо брату на Барбадос, чтобы проинформировать его о развитии событий.
– Что же в этом опрометчивого?
– Ну, я написала ему, что Дункана тяжело ранили и он борется со смертью, – призналась девушка.
– Два дня назад это полностью соответствовало фактам. В следующем письме вы можете сообщить брату, что Дункан уже поправляется.
– Мой брат, возможно, получит это письмо только через несколько недель, – вздохнула Анна. – Прежде Уильям, скорее всего, отправится на Доминику, я хорошо его знаю.
– Зачем ему это делать?
– Чтобы взять под свою опеку жену и детей Дункана.
– Вполне возможно, что помощь вашего брата будет для них очень кстати. Насколько мне известно, положение там сейчас непростое. На остров прибывает все больше карибов и негров со всего Антильского архипелага; многие из них, должно быть, настроены весьма воинственно. Несколькими днями ранее я разговаривал с капитаном торгового судна, который на обратном пути пополнял припасы пресной воды в озере Маракайбо. Он сообщил мне о самопровозглашенном коменданте крепости, который решил, что должен защищать остров. Это может привести к вооруженным конфликтам.
Анна слушала мистера Эскью с нарастающим беспокойством. Одновременно она с облегчением думала о том, что все же поступила правильно, отправив письмо Уильяму.
Горничная подала чай и кексы и незаметно с любопытством покосилась на Анну. Это была красивая дородная девушка лет двадцати. Прежде чем выйти из комнаты, она сделала книксен и мило улыбнулась Эскью. Анна ощутила смутную досаду, но скрыла это за веселой улыбкой, сделав глоток чаю.
– Это Кэтрин, – произнес адмирал. – Моя племянница. Она очень смышленая.
– Да, конечно.
Эскью словно прочел мысли Анны и рассмеялся.
– Кэтрин действительно моя племянница – старшая дочь моей сестры. И одновременно моя подопечная. Сейчас она заботится обо мне. С разрешения своей матери Кэтрин ведет у меня в доме хозяйство и помогает мне пережить траур. Впрочем, у меня есть подозрение, что она была бы рада любой возможности сбежать из деревни и поселиться в городе. Тут можно найти подходящего кандидата в женихи.
– О, вы оплакиваете смерть жены?
Анна немного сердилась на себя за непонятное облегчение, которое испытала, когда услышала слова адмирала.
– Моя жена недавно умерла.
– Мне очень жаль, – смущенно ответила девушка.
– Мы не были очень близки, – откровенно признался Эскью. – Женитьбу устроили наши родители, не спросив нашего согласия. Моя супруга любила другого мужчину, а я – другую женщину. Таким образом, наш брак превратился во взаимовыгодные отношения, основанные на том, что мы не вмешивались в дела друг друга.
– Понимаю. А что с той женщиной?
– Она тоже умерла несколько лет назад.
Печаль омрачила лицо адмирала. Он быстро допил чай и поднялся.
– Боюсь, мне нужно спешить.
Когда Анна тоже хотела встать, Эскью удержал ее:
– Пожалуйста, сидите, миледи. И попробуйте один из этих маленьких кексов. Кэтрин просто превосходно печет. Кстати, она принимает активное участие в судьбе капитана Хайнеса, заботится о нем. Как только он проснется, Кэтрин проводит вас к нему. Кроме того, она подготовит для вас комнату.
– Но я не могу…
– Вы моя гостья и можете находиться в этом доме, сколько сочтете нужным, – перебил Анну адмирал, обойдя вокруг чайного столика и остановившись у дивана. Он наклонился к девушке и поцеловал ей руку. – Пожелайте мне удачи на море, леди Анна. Я буду весьма рад встретиться с вами снова.
Анну ошеломил этот жест почтения. Когда адмирал уходил, она смотрела ему вслед. Потом глубоко вздохнула. Комната все еще хранила его запах, несмотря на то что Эскью уже закрыл за собой дверь. Пахло курительным табаком, сандаловым деревом и лосьоном «Бэй Рум». Сердце девушки затрепетало.
21
Деирдре жадно впилась зубами в хрустящее, зажаренное на костре мясо, которое протянула ей индианка. Это была лапка гигантской лягушки, которую аборигены приготовили над букканом, как и многое другое из того, что они находили в лесу или ловили в реке. Девушке показалось, что мясо похоже на курятину. На вкус это было весьма недурно, по крайней мере, намного лучше, чем то, что они ели в Дублине, умирая от голода.
В длинных, открытых с двух сторон домах было множество очагов, дым от которых выходил в основном наружу. Но несколько очагов чадили и внутрь, и дым ел глаза. Казалось, это ничуть не мешает индейцам; впрочем, им не нужно было целый день сидеть в доме.
Деирдре умоляла, чтобы ее отвязали и разрешили выйти наружу или хотя бы ненадолго отвели к реке, чтобы она могла помыться и справить нужду. Но индианки игнорировали ее просьбы. Если Деирдре вела себя слишком шумно и сердилась, они награждали ее пинками и грубыми толчками или просто не давали ей больше воды, пока от жажды ее язык не приклеивался к нёбу. Тогда за глоток воды Деирдре готова была на все.
Она отложила обглоданные косточки в сторону и отпила из глиняной плошки, которую ей подали женщины. Еды было мало, но вряд ли ей принесут еще что-нибудь до вечера. Индианки не были жестокими, просто присутствие Деирдре им надоело, и поэтому они раздражались, когда та начинала шуметь. В первый вечер ирландка допустила ошибку, когда снова и снова отчаянно звала Эдмонда. Тогда самая старшая из женщин, украшенная перьями и ракушками матрона, стала бить пленницу палкой, пока та не замолчала.
Деирдре проводила время в мучительном одиночестве. Днем индианки занимались своими делами: следили за снующими повсюду детьми, ощипывали птиц или потрошили рыбу, пекли на разогретых глиняных кругах кукурузные лепешки, плели из тростника циновки или ткали на примитивных станках полотно из туго скрученных растительных волокон.