После того как Дункан вышел из дома, Анна и Джордж Эскью некоторое время сидели молча. Девушка нервно поправляла безупречно сидящее на ней платье. Она не знала, о чем говорить. Адмирал, казалось, тоже волновался.
– А дождь все идет, – вдруг ни с того ни с сего произнес он.
Анна подняла голову и кивнула. Потом неловко встала и подлила ему чаю, хотя напиток уже давно остыл. Эскью тоже поднялся, чтобы помешать угли в камине. Его силуэт возник на фоне разгоревшихся языков пламени. Адмирал стоял спиной к девушке, постукивая кочергой по горящему полену.
– Наверное, понадобятся годы, чтобы сжечь в камине все дрова, которые наколол Дункан, – произнес Эскью. – Это он здорово придумал, мне в хозяйстве пригодится.
– Думаю, он занимался этим в основном для себя, – ответила Анна. – Чтобы вернуть себе силы.
Девушка стояла посреди комнаты, не зная, что еще сказать или сделать. Эскью обернулся к ней и вопросительно взглянул. На его лице была тень волнения и разочарования. Анна не смогла удержаться и начала первой:
– Это наш последний вечер вместе, Джордж. Я очень… опечалена из-за того, что завтра мне нужно уезжать. Время, проведенное в твоем доме… очень много значит для меня.
Она слегка улыбнулась, заметно нервничая.
– Знаешь, в тот день, когда… когда я впервые тебя увидела… незадолго до того я была почти уверена, что скорейшее возвращение на Барбадос – единственно верное для меня решение. Что только в Саммер-хилл я смогу быть по-настоящему счастлива. Я считала себя глупой и наивной, потому что непременно хотела жить в Лондоне. Этот город показался мне таким отвратительным, отталкивающим. Но потом…
Девушка умолкла. Эскью вопросительно смотрел на нее, пока она подыскивала слова.
– Вдруг у меня пропало желание уезжать. По крайней мере, так скоро. Я почти радовалась тому, что из-за ранения Дункан должен находиться в этом доме. Ты все изменил, Джордж. Ты изменил меня. Только благодаря тебе я вновь ощутила радость жизни.
– Все это пустяки… Я ведь ничего такого не сделал.
– Да нет же. Ты был здесь. Ты… смотрел на меня и возродил во мне желание жить.
Анна не знала, что еще ему сказать; слова были теперь излишни. Эскью прекрасно понимал, что происходит у нее в душе, и она знала об этом. Их юность была уже позади, но они страстно желали друг друга. Им осталось совсем немного времени, и Анна хотела испытать счастье. Она хотела этого так сильно, что отбросила приличия.
Анна осторожно протянула руку и коснулась плеча адмирала – неслыханная дерзость. Раньше она и подумать бы не посмела, что способна на такое. Сквозь ткань мундира девушка ощутила крепкие мускулы и заметила, как Эскью напрягся.
– Черт побери, Анна, – хрипло произнес он.
И больше ничего. Хватая воздух ртом, он взял ее руку и сжал. Свободной рукой адмирал осторожно убрал прядь с ее лица. Сердце девушки замерло, а потом, казалось, забилось в два раза быстрее.
– Я ничего не могу обещать и ни о чем не могу просить тебя, Анна. Все, что у меня есть, чем я живу, – это флот, куда меня взяли на службу. Я не обладаю солидным состоянием, а мое имя не стоит даже чернил, которыми оно написано. Я не достоин тебя…
– Ах, Джордж, не говори так о себе, – тихо сказала девушка.
Она прижала ладонь Эскью к своей щеке. Анна почувствовала его твердые мозоли, но странным образом они показались ей трогательными. Он был так близко, как никогда.
– Однажды, – тихо произнес адмирал, – когда я…
Он осекся, когда Анна покачала головой:
– Джордж, я понимаю, что ты не можешь мне ничего обещать; ты не должен этого делать. Никто не знает, где и когда мы снова встретимся.
Когда он хотел возразить, Анна прижала палец к его губам.
– Если суждено, я буду ждать тебя всю жизнь. Но сегодня наш последний день. Сегодня, понимаешь?
Его глаза заблестели. Он неловко обнял ее и зарылся лицом в ее волосы.
– Как думаешь, сколько времени Дункан будет отсутствовать? – пробормотал Эскью.
– Достаточно долго, – ответила Анна. – Он ведь ушел только из-за нас. А Кэтрин сказала, что вернется домой лишь с наступлением темноты…
Девушка прильнула к адмиралу и глубоко вздохнула, а когда он наконец поцеловал ее, Анне показалось, что она вернулась домой после долгих блужданий.
Когда Дункан приехал на Лондонский мост, дождь едва моросил. Темза несла ленивые серые воды. Поток людей и повозок все время двигался в город по мосту через ворота, над которыми на длинных пиках торчали головы казненных. Мертвые глаза взирали сверху на толкотню и суматоху. Головы обмазывали смолой, чтобы они дольше провисели и проходящие под ними люди все время помнили о том, что ожидает того, кто преступит закон.
Расспрашивая прохожих, Дункан нашел кабак, который искал. «Золотой якорь» оказался захудалым заведением – окутанный угольным чадом трактир с закопченным фасадом. Окна были не застеклены, а затянуты свиным мочевым пузырем. Войдя в зал, Дункан почувствовал, как со всех сторон к нему обратились подозрительные взгляды. За столами сидели паромщики, рыбаки и докеры – грязные, пахнущие пóтом мужчины. Они сразу поняли, что такому человеку, как Дункан, здесь делать нечего.
Из-за стойки поднялся неуклюжий человек и неловко поклонился. Бизнес есть бизнес.
– Чем могу служить, сэр?
– Я ищу Нел.
– И кому же она понадобилась? – Хозяин трактира недоверчиво взглянул на гостя.
– Другу ее отца.
– Он уже несколько месяцев как в могиле, – расхохотался хозяин глупым смехом. – Точнее, одна его часть. Другая торчит над Южными воротами на длинной пике.
Дункан бросил ему серебряную монету:
– Приведи ее сюда.
Хозяин вновь подобострастно поклонился, на этот раз с бóльшим воодушевлением, и исчез в задней комнате. Вскоре он появился с тринадцатилетней девочкой, худой малышкой с льняными волосами.
– Выйди со мной, – сказал ей Дункан. – Мне нужно передать тебе кое-что от твоего отца. Я разговаривал с ним перед его смертью.
Глаза девочки расширились. Дункан увидел в них невыплаканные слезы. Также он заметил, что малышку плохо кормили; судя по всему, хозяин давал ей недостаточно еды. Ее руки были красными, кожа на пальцах полопалась. Фартук намок от помоев. Нетрудно было заметить, что ей жилось очень нелегко.
– Я дядя Нел, – важно заявил трактирщик. – Если вам есть что ей сказать, можете выкладывать прямо тут.
Дункан грозно глянул на мужчину.
– Выйди со мной, – снова сказал он девочке.
На этот раз хозяин не стал ему противоречить. Ощущая на себе любопытные взгляды посетителей, Дункан вышел с девочкой наружу.
Он отошел в сторону, потому что им навстречу подпасок гнал стадо громко гогочущих гусей, а сразу после этого капитану пришлось уступить дорогу телеге, нагруженной бочками. Девочка вплотную прижалась к стене дома, обхватив себя за плечи тощими руками. Она была ужасно бледной и казалась больной. Дункан проклинал себя за то, что не приехал раньше. Он медлил не потому, что был не намерен сдержать слово, данное сокамернику, ведь их договоренность так и не воплотилась в жизнь – спасение явилось совершенно с другой стороны. И все же Дункан не мог забыть, как Сэм говорил о своей дочери. Сколько любви было в этом истощенном, измученном человеке! Когда капитан в очередной раз вспоминал об ужасных днях в Ньюгейтской тюрьме, у него перед глазами всплывало выражение лица Сэма.
Почему-то Дункан думал при этом о Фейт. Его собственная дочь была еще совсем крошечной, и все же его любовь к ней уже сейчас была сильной, всеобъемлющей. Одного взгляда в ее глаза хватило бы, чтобы мир вокруг остановился. Любовь к собственному ребенку была самой могучей движущей силой на земле, это Дункан уже усвоил. Ничто с этим не сравнится. Мысли о Сэме и его дочери Нел преследовали капитана. И вот он решился выполнить свою часть уговора.
– Прежде чем твой отец умер, я много с ним говорил, Нел.
– Как вы встретились с моим папой? – Ее детский голос звучал испуганно.
– Меня, как и его, приговорили к смерти, но меня помиловали. И вот сегодня я здесь, чтобы исполнить его последнюю волю.
Дункан вытащил кошель и вынул оттуда четыре золотые монеты. Когда он протянул деньги девочке, та даже не попыталась их взять. В ее взгляде читалось недоверие.
– Что вы хотите от меня за это?
Капитан вздохнул и с сочувствием взглянул на изорванное грязное платье и деревянную обувь не по размеру, которая, очевидно, досталась девочке от мужчины, возможно, от хозяина трактира.
– Я ничего не хочу, ты можешь мне верить. Твой отец очень хотел, чтобы ты вернулась в Бедфорд, к своей тетке. Я пообещал ему передать это золото тебе, чтобы ты смогла вернуться домой и начать там новую, более счастливую жизнь.
– Он так сказал? – Голос Нел дрожал, по щекам текли слезы.
Она высморкалась и вытерла нос тыльной стороной ладони.
– Моему папе… пришлось сильно мучиться?
– Нет, – ответил Дункан наугад.
– Они нацепили его голову на пику, – всхлипывая, выдавила из себя девочка. – Его даже нельзя было достойно похоронить!
Сердце Дункана екнуло. После недолгих раздумий он сказал:
– Я пойду к страже у ворот и позабочусь о том, чтобы голову твоего отца сняли с пики и отнесли на кладбище. Тогда он сможет упокоиться с миром.
Нел рассматривала монеты мокрыми от слез глазами:
– Мой дядя тут же отнимет их у меня. Мне нельзя иметь собственные деньги, тем более золотые монеты.
Дункану не пришлось долго думать. Он ожидал, что может возникнуть такая проблема.
– Собери свои вещи в узелок и снова выйди наружу. Я подожду тебя тут.
– Но мой дядя…
– Он не может тебе приказывать; к тому же на самом деле он тебе не дядя, а всего лишь племянник твоего отца. Если из-за него возникнут трудности, кричи. Тогда я войду внутрь и изобью его до полусмерти.
Нел ненадолго задумалась, потом тяжело вздохнула. В один миг она сделалась очень решительной.
– У меня нет вещей, которые я могла бы взять с собой, – ответила она. – Мне принадлежит только то, что сейчас на мне. А обувь вообще не моя, я взяла ее на время.