Ждали полчаса.
Змей поднялся опять. Он взлетел ровно и быстро, словно у него был двигатель. Мы снова стукнулись головами у окуляра.
На желто-красных узорах змея чернели крупные буквы:
— А теперь что? — нетерпеливо спросила Ветка. — Опять, что ли, записку к хвосту привязывать?
Виталька задумался:
— Нельзя два раза одно и то же… Давайте ему ночью письмо оставим.
— У, это долго, — заспорил я, и Ветка посмотрела на меня с благодарностью.
Но Виталька сказал:
— До завтра подождать — это недолго. Зато интересно будет.
Мы сочинили такое послание:
Ночью мы с Виталькой отправились в полет и отыскали дом, где жил хозяин змея. Наше письмо было привязано к старой лыжной палке. Палка с шелестом ушла вниз и воткнулась в деревянную крышу рядом с антенной.
Мы были уверены, что мальчик придет. А он не пришел. И мы расстроились. Особенно Ветка. Мы брели к дому и хмуро молчали.
Вдруг Ветка обрадованно сказала:
— Какие мы бестолковые! А вдруг он сегодня на крышу даже и не лазил и палку не видел? Не каждый же день он змей запускает!
Правильно! Как мы не подумали?
Мы разом глянули в небо, чтобы убедиться, что нет никакого змея.
Змей был. Только не такой, как вчера. Белый, с черными точками.
Мы бросились домой, к телескопу.
На просвеченной солнцем бумаге змея чернели слова:
Мы переглянулись.
— Раз не может, идем сами, — сказал Виталька.
Дом стоял на улице Лесосплавщиков. Обыкновенный старый дом со ставнями, покосившимися воротами и овальной жестянкой старинного страхового общества на этих воротах. А над домом трепетал зеленый флажок — это дежурил на крыше маленький хозяин змея. Он нас не видел, потому что стоял к нам спиной и смотрел на змея.
Мы встали шеренгой на краю дороги. Мы с Виталькой по бокам, а Ветка посредине. Вопросительно глянули друг на друга: дальше что? Ветка почему-то отвернулась и засмеялась. Тогда Виталька отчетливо сказал:
— Саша Ветряков!
Тот сразу повернулся, и рубашка взлетела у него за спиной, как зеленые крылья.
Он улыбнулся. Сперва чуть-чуть, потом сильней, потом еще сильней. И стало сразу видно, что хороший он человек.
— Это вы? — сказал он и шагнул к самому краю. И отпустил нитку.
Змей, кувыркаясь, пошел к земле.
— Это мы, — серьезно сказал Виталька. — А зачем змея-то бросил?
— Пускай, — сказал Саша Ветряков. — Теперь все равно, раз вы пришли… Это вы — Летучие Бродяги?
По хлипкой приставной лестнице, стоявшей у крыльца, мы забрались к нему на крышу. Саша сказал, что ему на землю нельзя.
— Почему нельзя, Саня? — спросила Ветка, забравшись наверх.
Она сразу повела себя с ним как со знакомым. И звать его стала Саней, а не Сашей. Наверно, ей казалось, что это имя ему больше подходит.
Он за весельем постарался скрыть смущение. Сморщил переносицу и беззаботно объяснил:
— Такая жизнь получилась… Я у бабушки полиэтиленовую пленку изрезал, думал — она ненужная, а она для теплицы. Бабушка даже и не ругалась, а мама говорит: будешь три дня дома сидеть и с крыльца — ни шагу. Вот я на крыше и живу. На крыльце какая жизнь?
Ветка осторожно глянула во двор и отодвинулась от края.
— А нам не попадет от твоей мамы и бабушки? Скажут: чего забрались на чужую крышу?
— Во-первых, не скажут. А во-вторых, их нет, они на два дня к другой бабушке в деревню уехали.
— А тебя одного оставили? — спросила Ветка.
— А чего? Я привык. Я в Ленинграде часто один жил.
— А если один, то чего сидишь взаперти? Никто же не видит, — опять заговорил Виталька.
Саня посмотрел на нас нерешительно, будто боялся: вдруг засмеемся?
— Ну, понимаете… Раз уж так вышло… Понимаете, я как будто слово дал…
— Понятно, — торопливо сказал Виталька. — Это я так просто спросил… А на крыше, оказывается, тоже жить можно.
На крыше было неплохо. Нас обдувал теплый ветер и крепко жарило солнце. На крутом скате, у печной трубы, устроена была скамеечка. От крыши пахло прогретым деревом, от кирпичной трубы — известкой и сажей, но сильнее всего были запахи мокрого песка и теплой полыни — они прилетали с ветром от речного берега.
Саня сидел между мной и Веткой и по очереди поглядывал на нас. Наверное, не знал, как начать разговор.
— Почему мы тебя раньше не видели? — спросил я. — Мы на здешних улицах всех знаем. Ты из Ленинграда приехал?
Саня Ветряков кивнул.
Он приехал из Ленинграда. Он там с родителями жил, пока они учились в институте. В этом году они кончили учиться и приехали работать на нашу судоверфь. Но отец у Сани, едва начав работать, опять уехал: его послали на соревнования. Он был мастер спорта, мотогонщик.
— Он и в Ленинграде больше ездил, чем учился, — весело сказал Саня. — Мама говорит, что он диплом писал в седле мотоцикла…
Так мы сидели и болтали, но в нас росло удивление. Виталька наконец нагнулся вперед и глянул на меня озадаченно и нетерпеливо. Я его понял.
— Слушай, Ветерок, — сказал я. — А почему ты даже не спрашиваешь, как мы записку к змею прицепили?
Я не знаю, как у меня вырвалось это имя. Про себя-то я его Ветерком сразу назвал, когда первый раз увидел. Потому что весь он трепетал в потоках ветра, летучий был и тонкий и круглое имя Саша ему не подходило. Но назвать его придуманным именем вслух я не решался. Это само собой получилось.
У Ветерка были чуть приподнятые брови, словно он все время немного удивлялся и спрашивал: а вы со мной не шутите? А теперь он распахнул глаза и удивился изо всех сил.
— Почему… ты так сказал?
Я от неожиданности засмущался, как девчонка, и что-то забормотал. Саня улыбнулся и признался:
— Меня в школе звали Ветряк.
— Какой же ты «ветряк»? — сказал Виталька. — Ветряк — это вот! — Он встал и замахал руками, изображая мельницу. — Олег лучше придумал.
С тех пор мы с Виталькой всегда звали его Ветерком.
— А про записку я сразу догадался, — сказал Ветерок. — У вас такая управляемая модель есть, да? Со специальным приспособлением. Да?
Мы втроем переглянулись и закусили губы, чтобы не расхохотаться. И Виталька торопливо согласился:
— Ну да. Управляемая.
— Мы тебе скоро покажем, — пообещала Ветка.
— Я тоже модели делал, — сказал Ветерок и вздохнул. — Только с крыши их пускать плохо, они не возвращаются. А змей возвращается… А иногда на больших змеях люди летают, я в кино видел. Вы видели?
— Мы еще и не такое видели… — гордо начал я, но замолчал под недовольным взглядом Витальки. Он решил, что я хвастаюсь.
Ветерок оторвал от крыши плоскую щепку, подбросил и смотрел, как ее крутит ветер. Потом осторожно сказал:
— Я думаю… Если построить большую модель… Ну, совсем большую, метров пять длиной! Наверно, можно взлететь на ней, как на самолете?
— Тогда это и будет самолет, а не модель, — сказал я.
— Самолет построить трудно. А модель можно, даже большую… А потом приделать сиденье и ручку управления…
Он слегка прищурился, глядя перед собой, поджал ноги, поставил пятки на скамейку и на высоко поднятые коленки положил сжатые кулаки — словно взялся за рогатый штурвал самолета…
Все было понятно. Потому что каждый из нас тоже о чем-то мечтал, тоже хотел кем-то быть. Ветка — балериной, Виталька — художником. Я — только моряком или в крайнем случае морским десантником.
А Ветерок хотел водить самолеты.
Я подумал, что каждый из моих друзей старается, чтобы мечта сбылась. Ветка занимается в кружке и разучивает танцы. Виталька рисует картины. Ветерок строит модели. Только я бездельничаю и даже толком не знаю, как готовятся в моряки. Все откладываю на потом. Нет, пора! Завтра же начну делать зарядку и учить морские узлы.
От беспокойных мыслей меня отвлек Ветерок. Он стал рассказывать, как в прошлом году записался в кружок юных летчиков в районном Доме пионеров.
— Говорили, что там все настоящее… Ну, там правда настоящие костюмы для высотных полетов. И кабина в комнате сделана, как в настоящем самолете. Но только это все на земле. А летать никому не дают, даже старшим.
— Ребятам не разрешают управлять самолетами, — сказал Виталька.
— А почему?! — вскинулся Ветерок. — Разве это нельзя? Помните кино «Последний дюйм»?
Еще бы! Мы его три раза смотрели. Это фильм про мальчишку вроде нас. Он был сыном летчика и сам вел самолет, потому что отец его оказался ранен, когда дрался в море с акулами. Но это — кино…
— Я его тоже три раза смотрел, — признался Ветерок. — И еще могу сто раз…
— А давайте! — предложила Ветка. — Сегодня вечером. Он в Зеленом театре идет, этот фильм. У меня мама сегодня как раз во вторую смену работает, я свободная.
— На вечерний сеанс не пустят, — сказал я.
Ветка с сожалением глянула на меня и крутнула пальцем у виска.
— Там же кино без потолка. А кругом березы. За ветками нас не увидят.
— Мне все равно нельзя, — грустно сказал Ветерок.
— Тебе можно, — решительно сказала Ветка. — Тебе что говорили? Не ступать с крыльца на землю. Ты и не ступишь, не бойся!
Глава восьмая
Сначала он не верил. Ну а кто поверил бы?
Даже когда мы принесли свернутый в трубу ковер и расстелили среди одуванчиков, которыми порос двор, Ветерок улыбался понимающе и чуть виновато. Он словно говорил: «Я вижу, что вы шутите, вы хотите меня развеселить. Но зачем уж так сильно стараться? Даже ковер притащили…»
— Садись, — сказал Виталька.
Ветерок неловко улыбнулся, шагнул с крыльца на ковер и сел.
— Не пугайся, — предупредил я.
Мы поднялись на полметра и пошли бреющим полетом, поднимая за собой вихрь из семян одуванчиков. Ветерок не крикнул, не бросился с ковра. Только ресницы у него распахнулись широко-широко, и он крепко взял меня за локоть.
Это был замечательный день. Это был праздник в честь того, что у нас появился новый друг. Праздничными казались трава, солнце, пухлые облака и шумливые кусты рябины у забора. И все на свете. В нас кипела радость. Мы летали над широким двором, выписывали сложные фигуры, несколько раз взмывали с крыши в высоту, прошитую горячими лучами. Ковер-самолет неутомимо носил на себе нас четверых.