И я тоже вспомнил якорные барабаны с цепями — они стояли на носу теплохода.
— А здесь они зачем?
— Как зачем? Гири!
— Одна цепь для гири. А другая?
— Другая, наверно, тоже для гири. Одна гиря для стрелок, другая для колоколов. Как в тети Валиных часах для кукушки. Забыл, что ли?
Тьфу, какой я недогадливый…
Я представил, как в глубине башни дремлют на цепях могучие чугунные болванки — каждая по сто пудов. А если надоест им так просто висеть и они потянут цепь посильнее? Мне стало жутковато и весело.
— Виталька! — страшным шепотом сказал я. — А вдруг эти часики ка-ак тикнут! А эти колесики ка-ак перемелют нас на пельмени…
— Не тикнут, — хладнокровно откликнулся Виталька. — Смотри, балка маятник держит.
Балка, по которой мы сюда забрались, острым обломанным концом влезла, оказывается, в нижнюю часть механизма. Она зацепила и наклонно держала железный брус. Под балкой, на конце бруса, виднелся медный диск, похожий на тарелку из духового оркестра. Маятник!
— Вот почему они остановились… — задумчиво сказал Виталька.
И мы разом глянули друг на друга.
Потому что разом пришла в наши головы мысль: если убрать балку…
— А как? — спросил я.
— Отпилить ножовкой.
— Где ножовка?
— Где! Дома, конечно!
— Значит, лететь еще раз?
Виталька пожал плечами. В самом деле, что мы, рассыплемся, если слетаем за ножовкой? Зато завтра утром проснутся люди — а над городом идут часы!
Виталька опять оседлал балку и, как лягушка, допрыгал до пола. Потом снял веревку — она висела у него через плечо. Кинул мне конец.
— Обвяжись, а то вдруг загремишь…
Я послушался. Чего зря акробатничать?
Мы выбрались на верхний ярус и через арку, прямо с площадки, стартовали к дому.
Добрались мы быстро, потому что не любовались луной и огнями. В доме стояла тишина, тетя Валя спала. Осторожно, чтобы не загреметь, Виталька выволок ящик с инструментами, достал пилу.
— Тупая… Ну ничего. А который час?
Мы посмотрели на часы тети Валиного дедушки. Было половина первого.
— Ого! — сказал Виталька. Снял часы с гвоздика, опустил в карман, а цепочку пристегнул к поясу.
— Зачем они нам?
— На тех часах сколько? — спросил Виталька.
— На тех? Без пяти час… Или без трех…
— Ну вот! По этим сверим и без трех минут пустим. Только надо успеть. А если не успеем, как стрелки будем переводить? Ты знаешь?
Я не знал. Вручную, конечно, такие махины не повернешь, в механизме мы не разбирались.
— Жмем! — скомандовал Виталька.
Обратный полет был стремительным, и нас крепко прохватило ветром. Зато колокольня теперь показалась привычной и уютной.
Мы опять пробрались к механизму. Надо было спешить, и, забыв об аккуратности, мы бесстрашно собирали на коленки и локти старую сажу, паутину, известку, кирпичную пыль и медную зелень — слои, по которым было бы можно потом прочитать все наши приключения.
Виталька сказал, чтобы я держал его за рубаху, и взял ножовку.
Пила и правда была тупая, а дерево оказалось твердым. Виталька быстро взмок и стал говорить сердито и сипло. Я сменил его.
Дерево зажимало ножовку, приходилось дергать, и несколько раз я со злости сказал слова, от которых тетя Валя грохнулась бы в обморок. Виталька сочувственно сопел надо мной и время от времени напоминал:
— Шесть минут осталось… Три… Две минуты.
А я что? Разве я не работал? Я уже хотел сказать Витальке, чтобы он отправлялся в ту самую дыру, которая мрачно темнела под нами. В этот миг балка хрустнула! Тяжесть маятника надавила на почти отпиленный конец. Он отломился и с шумом полетел вниз, а там грохнул о плиты первого этажа. Гул пошел по башне.
Я отшатнулся, чтобы не загреметь вслед за обрубком.
И тут что-то звонко стукнуло над нашими головами. И еще раз!
Дзынь-бух! Дзынь-бух!
И пошло!
Это маятник ушел в сторону и медным крючком зацепил колесико, похожее на подсолнух с острыми лепестками. А «подсолнух» повернул другую шестерню.
— Ура… Тикают… — шепотом сказал Виталька.
— Ура! — гаркнул я.
— Ура!! — заорали мы оба.
Мне очень хотелось написать, что, испуганные нашим криком, взлетели стаи птиц, но правда есть правда: никто не взлетел. Птицы почему-то здесь не селились. Только эхо пошло по башне. Ну и пусть! Мы сами были как птицы! Как летучие волшебники! Мы оживили старые часы, и они весело грохали медными колесами, словно говорили спасибо.
— Почти точно пошли, — сказал Виталька, вытянув часы из кармана. — Смотри, без пяти час.
Без пяти час! Середина ночи!
— Давай-ка домой, Виталька. Тетя Валя если проснется да узнает… будет нам «без пяти».
— Давай, — весело согласился он. — Мы свое дело сделали.
Он хотел перебраться на балку и удивился:
— Эй, а ты чего меня держишь?
— Я?
— А кто? — Он хотел повернуться и не смог.
Я заглянул ему за спину.
Виталькина длинная рубашка попала в шестерни. Два зубчатых колеса, медленно поворачиваясь, «заглатывали» ее вышитый подол.
— Рубаха… — слабым шепотом сказал я.
Виталька оглянулся через плечо и понял. Дернулся.
Попробуй вырвись!
А колеса вращались не так уж медленно. Они все глубже затягивали острыми зубцами материю. Еще две-три минуты — и подберутся к самому Витальке.
— Ну сделай что-нибудь! — отчаянно сказал Виталька и опять дернулся. — Рубашка-то новая!
Он еще о рубашке думал!
Я перепугался по-настоящему. И впервые в жизни почувствовал, как от страха крупно дрожат ноги. Сильно-сильно, будто под полом работает большой мотор.
Нельзя трусить! Чтобы унять эту дрожь, я сердито переступил и почувствовал, как у правого колена шевельнулась рукоятка ножа. Как я мог забыть про него!
Выхватив кинжал, я одним махом отсек кусок Виталькиного подола.
— Ты что, псих? — жалобно взвыл он.
— Сам ты псих! Смотри!
Виталька посмотрел, как лоскуток уходит под острые зубцы, и вытер локтем вспотевший лоб.
— Да… Откусили часики… Ну ладно, зато идут.
— Летим, — сказал я.
В это время где-то среди колоколов бухнул и раскатился поразительно громкий удар. Мы даже присели. Я выпустил нож, и он улетел вниз.
— Бьют, — радостно и торжественно сказал Виталька. — Ай да мы!
Дома наша радость поубавилась. Мы подсчитали потери и прикинули возможные неприятности.
Ссадины — это не в счет, заживут. А вот нож было жалко. Но и это не самое главное. Поглядев на себя, я крепко задумался. Стало ясно, что, если я срочно не займусь хорошей стиркой, завтра мне будет цирк… Костюм у меня чудом уцелел, но белые гольфы… Боже мой!
— Давай добывать горячую воду и таз, — отчаянно сказал я.
— Это что, это ерунда, — откликнулся Виталька. — А с рубахой как быть? Полподола отрубил…
— Елки-палки, — сочувственно сказал я.
Сзади на рубашке был выхвачен кусок, будто за Виталькой охотилась акула. Все-таки Виталька был крепкий человек. Он сначала помог мне согреть на плитке воду, а потом уже отдался своему горю.
— Может, зашить как-нибудь? — спрашивал он и сам безнадежно отвечал: — Фиг зашьешь.
— А если складку сзади сделать? — предложил я, бултыхая в тазу. — Знаешь, как у гимнастерок?
— Ага, складку! — язвительно откликнулся он. — Какой складкой закроешь такую дырищу? Не мог уж поменьше кусок оттяпать!
— Поменьше не мог, — уверенно объяснил я, выплескивая в окно воду. — Еще чуть-чуть, и тебя бы перемололо.
— Завтра тетя Валя меня и так перемелет не хуже часов, — обреченно сказал Виталька.
— Ну уж… Завтра утром что-нибудь придумаем.
Виталька вздохнул и развесил рубашку на спинке стула — так, чтобы не видно было отрезанного края.
Над городом разнесся удар часов: половина второго.
Глава тринадцатая
Утром ничего мы не придумали. Проспали. Тетя Валя не достучалась в потолок и пришла наверх.
От ее голоса и шагов мы проснулись. Сразу все вспомнили. Виталька с размаху прыгнул в штаны, бодро крикнул «доброе утро» и постарался загородить стул с рубашкой.
— Доброе утро… Что же это вы так спите опять? — с легким подозрением спросила тетя Валя.
— Зачитались вчера. Про Тома Сойера, — торопливо сказал я.
Тетя Валя покачала головой. Это значило, что мальчикам не следует засиживаться за книжкой до ночной поры, даже если это очень интересная книжка, но что она, тетя Валя, ничего по этому поводу говорить не станет, так как надеется, что мы сами осознаем неправильность своего поведения и больше так поступать не будем.
— Умываться и завтракать, — сказала она.
— Есть умываться и завтракать! — чересчур усердно гаркнул Виталька.
Тетя Валя прижала кончики пальцев к вискам и заспешила вниз.
Виталька и я в это утро старались быть послушными и воспитанными. Но излишнее усердие к добру не приводит: Виталька, торопясь к завтраку, забыл вынуть из кармана часы. Карманы у него были протертые и ветхие. А часы тяжелые. Когда мы вышли к завтраку, они окончательно продавили карман и скользнули вниз. Повисли на пристегнутой к ремешку цепочке. Цепочка была длинная, а штаны короткие, и часы заболтались ниже колена.
— Виталик! — удивилась тетя Валя. — Зачем ты носишь с собой дедушкины часы? Да еще таким странным образом! Это хотя и старая, но ценная вещь.
Виталька путано забормотал, что это «просто так, на минуточку…» Вообще-то он был хитроумный человек, но врать тете Вале не умел и не любил.
Я понял, что надо спешить на помощь.
— Мы, тетя Валя, хотели их сверить с теми, что на колокольне! Знаете, ночью мы сидим и вдруг слышим — часы бьют. Стояли, стояли и вдруг пошли! Интересно, да?
— Интересно… — озадаченно согласилась тетя Валя. — Однако я не понимаю…
В это время через открытые окна долетел до нас колокольный бой. Раз! Два! Три!… Десять! (Ничего себе, поспали мы сегодня!)
— Удивительно, — сказала тетя Валя. — Я и не обратила внимания. Значит, городские часы отремонтированы…