Видишь, сказал Лазарет. Это ты забыл.
Думаю, я уже собрался попробовать вспомнить как раз перед тем, как меня стукнуло ощущеньем пустой перчатки, сказал Кляйнцайт. Как бы то ни было, на чьей ты стороне? Разве ты не намерен сожрать меня так же, как сожрал остальных? Что во мне особенного?
Я на тебя время потратил, ответил Лазарет. Не жалея боли, ты бы сказал.
Так ты бы сказал, ответил Кляйнцайт.
Но понимание твое по-прежнему не очень сильно, продолжал Лазарет. Ничего в тебе особенного. Ничего в ком угодно особенного. И это дело Ничего, э?
Не умничай, сказал Кляйнцайт.
Не умничаю, ответил Лазарет. Нет времен, когда умен. Я всегда просто то, что я. Привести пример, да?
Как? – спросил Кляйнцайт.
Что ты такое? – спросил Лазарет.
Не знаю, ответил Кляйнцайт.
Вот им и будь, сказал Лазарет. Будь Не-Знаю.
КАК? – завопил Кляйнцайт.
ВСПОМНИВ СЕБЯ, взревел Лазарет.
В КАКОЙ СТОРОНЕ ФРАКИЯ? – орал Кляйнцайт. ПОЧЕМУ Я?
Найди ее, сказал Лазарет. Ибо ты можешь.
L. Смешанные чувства
– Выглядите на удивление бодро, – произнес доктор Розоу. Сам доктор Розоу хорошо загорел, выглядел так, будто сам всегда будет выглядеть бодро, будто все могут выглядеть бодро всегда, если только постараются.
– Мне чудесно, – ответил Кляйнцайт. – Вот только сесть не могу или как-то.
– А вы уверены, что это у вас не в уме? – спросил доктор Розоу.
– Вы это о чем? – спросил Кляйнцайт.
– Не до ужаса много нам известно об уме, не правда ли? – произнес доктор Розоу. – В отпуске я читал кое-какие книжки, что валялись на вилле, которую мы снимали. Парняга по фамилии Фройд. Вообще-то вполне поразительно пишет. Ум, знаете ли, эмоции. Смешанные чувства про маму с папой, такое вот.
– Это вы всё к чему? – спросил Кляйнцайт.
– Извините, – сказал доктор Розоу. – Я просто подумал, не раздвоился ль у вас ум насчет сидения. Хочет сесть и в то же время не хочет, быть может. Нынче такое называют амбивалентностью. Вы пробовали?
– Смотрите, – произнес Кляйнцайт. – Пробую. – Ум его сел, остальной он остался лежать.
– Хм-м, – произнес доктор Розоу. – Вы все еще лежите, так и есть. – Он взял с изножья кровати Кляйнцайтову медкарту. – Я прописал вам новые лекарства – посмотрим, не дадим ли мы отдохнуть вашему организму, – сказал он. – «Зеленосвет» хоть, похоже, немного и расчистил вам стретту, но мог ускорить прохождение больше, чем этого хотелось, поэтому я перевел вас на «Раз-Езд». «ПереЛет» должен облегчить вам то, с чем иметь дело на асимптотическом перекрестке, а «УглоСпрям» снимет немного напряжения с гипотенузы.
– Тот бланк, с каким дама меня все время достает… – сказал Кляйнцайт.
– Мы это отложим пока в сторонку, – сказал доктор Розоу. – Поглядим, где мы через пару дней, тогда и побеседуем.
– Ладно, – сказал Кляйнцайт. – Может, само все рассосется, э?
– Можем только пытаться, – ответил доктор Розоу. – Вы ведь всем умом своим настроились против операции. А ум, в конце концов, не отделишь от тела. Его почти можно назвать полноправным органом.
– Ум мой сейчас очень крепок, – ответил Кляйнцайт. – Садится он без всяких трудностей.
– Вполне, – сказал доктор Розоу. – Вот и поглядим, как все обернется. – Он улыбнулся, мирно перешел к следующей койке, осмотрел Раджа. Где же Мягти, Складч и Кришна? – поинтересовался Кляйнцайт.
Перекатился, оказался спиной к Шварцгангу и Рыжебородому. Радж, застегивая верх пижамы, улыбнулся. Кляйнцайт улыбнулся в ответ.
– Вы уходите, вы возвращаетесь, – произнес Радж. – Туда и сюда бродите.
– Стараюсь больше двигаться, – сказал Кляйнцайт.
– Собираетесь скоро вернуться на работу? – спросил Радж. – Возвращаетесь к себе?
– У меня нет работы, – ответил Кляйнцайт.
– А! – произнес Радж, передал ему «Ивнинг Стэндард». – Лучшие объявления о найме.
– Большое спасибо, – сказал Кляйнцайт.
За Раджем койка Вардака была пуста. На следующей койке, глядя поверх новых «Всех звезд дрочки», Нокс поймал взгляд Кляйнцайта.
– Операция, – сказал он, кивая на койку Вардака. – Он сейчас там. Там же Мягти, Складч и Кришна.
А! – лицом произнес Кляйнцайт.
– Да, – сказал Нокс. – Нам, оставшимся здесь, предстоит покорно сносить то, что грядет. Не всем нам вольно приходить и уходить, как вам.
– С чего вы взяли, что мне вольно приходить и уходить? – спросил Кляйнцайт. – Я выхожу, а возвращаюсь в неотложке. Все время пытаюсь, но толку чуть.
– Но у вас получится, – сказал Нокс и вернулся ко «Всем звездам дрочки».
Кляйнцайт кратко подумал о Ванде Дойкинз, «Мисс Гернси», которая всегда считала, что впереди у нее коечто крупное. Лишь фотография в газете, но часть его прошлого. Кому сейчас улыбается фарфоровая русалка? – спросил себя он. Сегодня никто вроде бы не был до жути дружелюбен. Пошарил под койкой. Ты там? – спросил он.
Нет ответа. Никакой черной косматой руки. Перекатился лицом к Шварцгангу и Рыжебородому. Шварцганг деловито пыхтел, не отставая от аппаратуры, и взглядом его не удостоил. Рыжебородый кивнул, вновь посмотрел прочь.
Вардак так и не вернулся.
LI. Этого не хватало
Аромат чистого белья, легкие свежие ветерки долетают от сиделки, хлопочущей вокруг койки некогда-Вардаковой, ныне пустой. Другая сиделка с креслом-каталкой.
– Встать можете? – спросила она Кляйнцайта.
– Физически нет, – ответил он. Сиделка помогла ему сесть, дала ему полное ухо свежеотстиранного бюста, пока усаживала его в кресло. Крепкая девушка, и пахнет от нее хорошо.
– К чему все это? – спросил Кляйнцайт. – Куда мы?
– Доктору Розоу эти койки нужны для новеньких, – ответила сиделка. – Мы перевозим вас в другую часть палаты.
Так всегда, подумал Кляйнцайт. Раз меня теперь не будут оперировать, Розоу потерял ко мне интерес, и меня задвинут в темный угол. Здесь были незнакомые лица, – на них прежде он взглядывал лишь мельком. Как тот рубеж на коктейле, подумал Кляйнцайт, когда устаешь представляться. Здесь хотя бы нам не нужно стоять с выпивкой в руках. Бюст еще раз набился ему в ухо – его перекатили на койку.
Ох нет, еще один, произнесла койка.
Извини, сказал Кляйнцайт. Я постараюсь тут ненадолго.
– Как насчет моего пыхтящего экрана? – спросил он у сиделки.
– Доктор Розоу сказал, что вам он больше не нужен, – ответила та, увеялась прочь.
С койки слева ему кивнула кислородная маска. С койки справа поверх «Оксфордской книги английской поэзии» улыбнулись очки в роговой оправе. От этого жди неприятностей, подумал Кляйнцайт.
Роговые очки общительно уставились на него.
– Меня зовут Артур Тяг, – сказали они. – Тяг, но, надеюсь, не тягомотен, ха ха.
Кляйнцайт представился, лицом показал, что ему сейчас не особо до разговоров.
– Лазарет – прекрасное место для изучения характеров, – произнес Тяг. – Могу много чего рассказать о парне, лишь кинув взгляд. Я бы предположил, что вы писатель. Я прав?
Кляйнцайт полукивнул, полупожал плечами.
– Поэзия?
– Немного, – ответил Кляйнцайт, – время от времени.
– Я без ума от поэзии, – произнес Тяг. – Декламирую Бёрнза на шотландском диалекте. – Он протянул Кляйнцайту карточку:
АРТУР ТЯГ КОМЕДИАНТ – КОНФЕРАНСЬЕ – ЦЕРЕМОНИЙМЕЙСТЕР
СТИХОТВОРНЫЕ ДЕКЛАМАЦИИ
(В Сопровождении Фортепиано)
– За фортепиано отвечает моя жена, – пояснил Тяг. – В поэзии столько всего. «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам»[41], ха ха. Днем я инженер-электрик, а ночью, знаете, – поэзия.
– О да, – промолвил Кляйнцайт. Он тактично застонал, показывая, что при всем интересе ему так больно, что Тягу и не снилось.
– Вы смотритесь задумчивым, – сказал тот. – «Il Penseroso», задумчивый. А мой девиз – улыбайся. «L’Allegro». Милтон, вы знаете. «Печаль-губительница, прочь!..» этсетера.
Кляйнцайт закрыл глаза, кивнул.
– Вообще-то над этим я сейчас и работаю, – продолжал Тяг. – Учу наизусть. Все время пополняю свой репертуар. Вы не против последить по книге, пока я попробую прочесть вслух, проверить, все ли у меня правильно? Я уже несколько дней собираюсь, но до сих пор попросить было некого, а декламировать стихи одному как-то глупо. – Он протянул книгу Кляйнцайту. Тот увидел, как его руки держат ее, не зная, как отпустить. Тяг уже принялся:
Печаль-губительница, прочь!
Ужасный призрак, Тьмой бездонной
В стигийской пропасти от Цербера рожденный,
Там, где лишь стон теней глухую будит ночь…[42]
Кляйнцайт задремал, проснулся от слов: «сам Орфей».
– Что такое? – спросил он.
– Что именно? – переспросил Тяг. – Я что-то не так сказал?
– Я потерял страницу, – сказал Кляйнцайт.
– Страница 333, почти в самом низу.
Кляйнцайт прочел:
Назло бытийственным досадам
Пьяни мой дух лидийским ладом
Беспечно-буйных строф своих,
И пусть широкий, плавный стих,
В самом спокойствии мятежный,
Своею точностью небрежной
Сближая дерзость и расчет,
Путем извилистым течет,
Твоих, Гармония святая,
Волшебных уз не разрывая.
Верь, сам Орфей, когда бы он
Сквозь элизийский томный сон
Услышал вдруг такие звуки,
Проснулся бы для новой муки,
Как прежде, в Орк сойти готов,
Чтоб волшебством бессмертных строф
Склонить подземного владыку
Вернуть под солнце Эвридику.
За эти блага бытия,
О Радость, твой до гроба я!
– Нашли? – спросил Тяг.
Кляйнцайт кивнул. Тяг начал сызнова с того места, где умолк, Кляйнцайт пытался отгородиться от голоса, чтобы слышать слова, которые читал. Тяг добрался до конца, голос его прекратился. Кляйнцайт перечитал строчки заново, в уме услышал голос самих слов, опьяненных лидийским ладом: