Она вымученно улыбнулась.
Лицо Чарли мгновенно стало серьезным, он обменялся взглядом с женой, но та только свела брови на переносье.
– Это не займет много времени, – сказал Полусветов. – Не больше получаса, думаю.
– А вы, Чарли, – сказала Кора, едва за Полусветовым и Агнессой закрылась дверь, – взялись бы поставить такой спектакль?
– Я? – Чарли посмотрел на нее растерянно. – Может, коньяку?
Он достал из бара бутылку и бокалы.
– Неописуемо, – сказал он, разливая коньяк по бокалам. – Я много раз пытался описать свое нынешнее состояние, но так и не смог… набор каких-то банальных фраз – зачем? Иногда мне кажется, что я просто не умею переживать. Тяжесть и пустота…
– Описать в дневнике?
Дверь открылась – в гостиную вернулась Агнесса.
Чарли и ей плеснул коньяку.
– О чем это вы тут? – спросила Агнесса, залпом выпив коньяк.
– Чарли рассказывал о встречах с психологом – я правильно вас поняла, Чарли?
– Да, это он посоветовал завести дневник, когда я не смог рассказывать о Клоде вслух. А сейчас и думать боюсь. Все наши попытки, все наши надежды – всё оказалось в тупике…
– Попытки? – спросила Кора.
– Мы даже по музеям с ним ходили. – Чарли слабо улыбнулся. – Иногда он оживлялся… однажды в Лувре, когда увидел Джоконду… но это была встреча двух призраков – призрака ребенка и призрака Джоконды…
– Мы же договорились, Чарли, – мягко упрекнула его Агнесса. – Нам нельзя раскисать. Нельзя. – Она повернулась к Коре. – А давно вы… с папой?
– Не так давно. Он чудесный.
– Странный он, но вам виднее, конечно. Беда наша в том, что мы сто лет не виделись, не разговаривали… то одно, то другое… ну и расстояние, конечно… вообще-то он человек не очень разговорчивый… а как у вас с ним?
– Говорим с утра до вечера, – с улыбкой проговорила Кора. – Нам есть, о чем поговорить…
Агнесса кивнула, прислушиваясь к звукам за дверью в комнату сына, мельком взглянула на часы.
– Чем вы занимаетесь, Агнесса? – спросила Кора. – Работаете или…
– Занимаюсь реставрацией музыкальных инструментов. – Агнесса кивнула в угол, занятый музыкальным инструментом, похожим на клавесин: – Самая первая моя работа – подарок Чарли. Спинет из Модены, XV век, очень сложная была работа….
– Агнесса – прекрасная пианистка, – сказал Чарли. – Иногда выступает с камерными оркестрами, играющими на старинных инструментах, и с большим успехом…
За дверью что-то упало.
Агнесса и Чарли вскочили.
Но не успели они и звука издать, как дверь отворилась – и в гостиную медленно, очень медленно вошел Полусветов, державший за руку ребенка.
Полусветов покачнулся – он был бледен и как будто обессилен.
– Левушка!
Кора бросилась к нему, Полусветов обнял ее, навалился на плечо, по-прежнему не выпуская руки Клода.
Агнесса присела перед ребенком.
Задыхаясь и вся дрожа, она шевелила перед его лицом всеми десятью пальцами, как пианистка, разминающаяся перед концертом, но не смела дотронуться до сына.
Чарли сел, опять встал.
– Ну вот, Клодин, – проговорил Полусветов севшим голосом, – теперь поздоровайся с мамой. Это – мама, а это – папа…
– Мама, – сказала Клодин.
– Клодин?! – закричал Чарли. – Почему Клодин? Клод!
Внезапно с оглушительным звоном взорвалась фарфоровая ваза, стоявшая на низком столике рядом со спинетом.
Агнесса обмякла, повалилась набок, дрыгнула ногой и застонала.
Чарли бросился к ней, попытался поднять.
– Мама, – повторила Клодин.
Отпустив руку Полусветова, она приблизилась к Чарли и коснулась его растопыренными пальцами.
– Папа…
– Коньяку? – шепотом спросила Кора.
Полусветов кивнул.
Когда Кора отпустила его, он осел на пол.
Она с маху разлила коньяк по трем бокалам, подбежала к Полусветову, тот подался вперед и взял бокал обеими руками.
Другие два бокала Кора вручила Чарли, который пытался привести в чувство жену. Чарли выпил из обоих – и стал дуть на Агнессу, не выпуская бокалы из рук.
Наконец, Агнесса пришла в себя, встала на колени и осторожно взяла Клодин за руку, потом порывисто обняла ее, содрогаясь всем телом. Она пыталась что-то сказать, но язык не слушался, и она выдавливала из себя только бессвязные горловые звуки.
Чарли помог Агнессе встать.
– Мы пойдем, – сказал Полусветов, поднимаясь на ноги. – Нам во что бы то ни стало надо идти…
– Что произошло? – спросил Чарли, глядя на Полусветова. – Что вы с ним сделали?
– Спасти мальчика было невозможно, а девочка – будет жить.
– Я всегда хотела девочку! – сказала Агнесса дрожащим голосом. – Но от этого можно сойти с ума…
– Извините, – сказал Полусветов.
– Но мы же должны… – Чарли говорил так, будто сослепу пытался попасть босой ногой в ботинок. – Нас будут спрашивать… мы должны объяснить врачам, друзьям… это что-то невероятное… я не понимаю!
– Потрясение запустило таинственный механизм морфологической трансформации организма, – быстро проговорила Кора, помогая Полусветову надеть пальто. – А сейчас нам нужно идти…
– Таинственный механизм, – пробормотала Агнесса. – О чем вы, черт возьми, говорите?
Полусветов помахал рукой Агнессе.
– Папа… – Дочь стояла в обнимку с Клодин. – Ведь этого не может быть… дьявольщина какая-то…
По щекам ее текли слёзы.
– Сил нету объяснять, милая, – сказал Полусветов. – А у нас еще неотложное дело…
Чарли бросился к тестю, попытался поцеловать его руку, но Полусветов похлопал зятя по спине, отстранился и быстро вышел.
На улице Кора взяла его под руку.
– Как ты?
– Гораздо лучше, – сказал Полусветов. – Сейчас бы где-нибудь присесть, выпить да покурить… на какой-нибудь террасе…
Минут через десять они устроились за столиком на террасе, заказали коньяк и кофе.
– Значит, девочка, – сказала Кора.
– Иначе было нельзя. Мальчик с его эндокринной и иммунной системами был обречен…
– До сих пор не верится, – сказала Кора. – Значит, больше никакого лейкоза и никакого ДЦП…
– Надеюсь, – хрипло сказал Полусветов. – Что дальше будет – понятия не имею, может, из нее ведьма вырастет или не знаю кто, но пока так… сам не верил, что получится…
– Это чудо… ты говорил, что мозг Клода на три четверти поражен…
Полусветов кивнул.
– Что тебя беспокоит, Лева?
– Меня беспокоит гармония…
Официант принес кофе и коньяк.
Полусветов пригубил коньяк и закурил.
– Тебя беспокоит гармония, – подсказала Корица.
– Фосфор несколько раз упоминал гармонию: никакого белого без черного, ничего черного без белого… взаимопомощь и взаимоуважение, братство чертей и людей…
– Ты хочешь сказать, чтобы компенсировать доброе дело, он что-нибудь предпримет?
– Не для того же он купил у меня душу, чтобы я исцелял болящих. В его мире этим должны заниматься совсем другие персонажи. Строго-то говоря, мне хотелось только Клоду помочь, да и это решение было, в общем, внезапным…
– Боишься такого же внезапного хода Фосфора?
– Ты коньяк будешь?
– Нет. – Она придвинула свой бокал к нему. – Будь здоров, Левушка.
– Ты никогда меня так не называла…
– Теперь называю.
Он выпил коньяк одним глотком.
– Может, в отель?
– Устала?
– Не столько физически, сколько душевно. Сначала Орсэ, потом Клод… Клодин…
– Вообще-то до Лувра отсюда рукой подать. Можем без спешки пройтись…
– Ты его видел?
Кора привстала и тотчас села.
– Кого? – Полусветов оглянулся. – Кого ты там увидела?
– Наверное, показалось…
Полусветов внимательно посмотрел на нее.
– Показалось, что вон там прошла обезьяна… горилла или шимпанзе… крупная обезьяна с бритвой в руке…
– У нас за спиной – улица святого Роха, – сказал Полусветов, – до улицы Ришелье отсюда минут десять ходу. Между этими улицами Эдгар По и поместил вымышленную улицу Морг. «Убийство на улице Морг» – неужели не читала?
– Что-то в детстве читала, наверное… детектив, кажется…
– У Эдгара По убийца – обезьяна. Кажется, убийцей там был орангутан. Но руки обезьян не справились бы с бритвой – анатомия не позволила бы…
– Наверное, привиделось… но на всякий случай позвони Агнессе…
Он нажал кнопку на смартфоне и протянул его Коре.
– Привет, Агнесса, это Кора… нет-нет, мы в порядке, но, к сожалению, сейчас очень заняты… Как вы там? Ага… Он… – Взглянула на Полусветова – он покачал головой. – Он вышел. Что-то передать? Ага… да, конечно, спрошу… честное слово, я сама ничего не понимаю… нет, не говорил… попробую, но вряд ли он расскажет, но попытаюсь… всё-всё-всё, Агнесса, убегаю, целую и убегаю!..
Вернув телефон Полусветову, сказала:
– Я вдруг подумала, что эту обезьяну с бритвой послал Фосфор…
– Не думаю, что он стал бы заморачиваться инсценировкой новеллы Эдгара По… хотя… – Тряхнул головой. – Нет, вряд ли…
Пересекая Риволи, Полусветов заметил странную фигуру, которая стремительными прыжками мчалась на фоне ярко освещенного фасада «Комеди Франсэз».
– Орангутан, черт его побери! – крикнул он. – Это орангутан!
– Где?
– Вон там!
Но обезьяна уже скрылась во тьме.
– С бритвой?
– Далась тебе эта бритва…
– Но ты же сам видел обезьяну!
В Лувр они вошли через Наполеоновский дворик. По пути к пирамиде, где скрывался вход в музей, Полусветов то и дело оглядывался, но обезьяна на глаза не попадалась. Двери открылись, эскалатор включился и спустил их к гардеробам и кафе.
– Нам туда, – сказал Полусветов. – В семьсот одиннадцатый зал…
– К Джоконде?
– Угу.
Поднимаясь по лестнице в галерею Денон, они уже на первых ступеньках учуяли мерзкий запах, который усиливался с каждой ступенькой.
– Сараем пахнет, – сказала Корица. – Карасём.
Они вошли в семьсот одиннадцатый зал – и замерли на пороге.