Казалось, здесь всё и вся было на своих местах – Веронезе, Тинторетто, Тициан висели слева и справа, знаменитый портрет – на стене против входа, закрытый бронированным стеклом. Но пахло здесь – дерьмом, кровью, табаком, керосином, сивухой, всей той дрянью, от которой спирало дыхание в Святом Сарае.
– Всё в порядке?
– Погоди-ка. – Полусветов сделал несколько шагов вперед. – Кажется…
Шагнул еще раз – и замер.
– Кажется, нет, не всё…
По мере приближения к Джоконде черты ее неуловимым образом менялись: лицо расплывалось, глаза увеличивались, шея надувалась, а пейзаж за ее спиной всё больше напоминал свалку за забором Святого Сарая.
Наконец, Полусветов оказался всего в двух шагах от портрета – и издал странный горловой звук.
Корица подошла к нему, не сводя взгляда с картины, и остановилась за его спиной, увидев то же, что и он: с холста на них взирала пожилая зобастая пьянчуга с подбитым глазом и приоткрытыми тонкими губами, за которыми зияли дыры на месте выпавших зубов.
Полусветов шагнул назад – перед ним была Джоконда кисти Леонардо да Винчи. Сделал шаг вперед – появилась зобастая пьянчуга.
– Какой-то оптический эффект, – пробормотала Корица. – Вчера я вычитала у Леонардо: «Сияние света или другого светящегося тела остается в глазу в течение некоторого времени после того, как ты на него смотрел; движение маленькой головешки, быстро вращаемой по кругу, кажется непрерывным и однородным огнем, а движение капель дождя воспринимается как непрерывные нити, ниспадающие из туч»…
– Это имеет отношение к ее взгляду?
– Добро пожаловать в интернет. А он пишет, что специалисты по оптике и фотометрии в восьмидесятых годах провели эксперимент, связанный с изменением в активных фоторецепторах глаза под воздействием света. Вот как они отвечают на вопрос о тайне улыбки Джоконды: «Ответ был получен на основании анализа последовательных кадров киносъемки человека, внимательно рассматривающего картину: если в первый момент взгляд был направлен на правую половину рта, то затем он перемещался вверх на нос, глаза, лоб, и заканчивалось обследование на левой половине рта. Левая половина рта Джоконды улыбается, правая – выражает состояние сосредоточенного внимания. И поскольку взгляд смотрящего не сразу схватывает всю картину, а последовательно обегает ее, то благодаря задержке восприятия к концу осмотра возникает парадоксальная ситуация – глаз как бы видит отображение на лице одновременно различных состояний души»…
– То есть вся тайна связана с физиологией – с задержкой зрительного восприятия? А значит, дело не во взгляде?
– Вроде так. А в каком зале Венера?
– В триста сорок пятом.
Корица взяла его за руку и потащила за собой.
Миновав античные копии, они остановились перед статуей Венеры.
Здесь мерзкий запах был послабее.
– Что не так? – шепотом спросила Корица, вглядываясь в напряженное лицо Полусветова.
– Посмотри на ее шею.
Шея Венеры была короткой и жирной – мрамор отчетливо передавал детали. Толстоватый живот свисал, а на лице застыла глумливая ухмылка.
Держа Корицу за руку, Полусветов сделал шаг назад, потом еще один – теперь, с новой точки, лицо, шея и живот мраморной женщины выглядели так же, как на всех известных фотографиях. Но стоило сделать два шага вперед, как она превращалась в подвыпившую нагловатую шлюху.
– Как ты думаешь, – задумчиво проговорил Полусветов, – публика тоже замечает это? Или ей всё равно?
– Не думаю. Этот спектакль – для нас.
– Фосфор?
Корица пожала плечами.
– Заметил, что у меня грудь больше, чем у Венеры?
Полусветов искоса глянул на нее и хмыкнул.
– У нее сто шестьдесят четыре сантиметра роста, на четырнадцать меньше, чем у тебя.
Они двинулись вперед и вышли к лестнице Дарю, на повороте которой, наверху, высилась Ника Самофракийская.
– Цела, – тихо сказал Полусветов. – Странно, но цела.
– Тыщу раз видела ее на фотографиях, но тут она…
– Поднимись.
– Что?
– Медленно поднимайся по ступенькам, – велел Полусветов, не трогаясь с места. – Ну же, ступай.
Кора поднялась на две ступеньки, остановилась, обернулась к Полусветову.
Он сделал жест рукой, приказывая продолжать подъем.
– И не оборачивайся, – сказал он. – Сейчас ты кое-что увидишь, но не оборачивайся и не останавливайся.
Кора шагнула, подняла голову – и увидела мерцающую правую руку богини с лавровым венком, поднятым над головой, над вскинутой головой, над летящими под ветром густыми волосами, а потом услыхала шелест крыльев, и перед нею во всём блеске и славе предстала Ника, как будто готовая сорваться с утеса и взлететь в синюю высь, осеняя венком славы победоносное войско, и чуть-чуть даже приподнялась над пьедесталом, – но в этот миг Кора не выдержала, оглянулась на Полусветова, а когда вновь устремила взгляд на богиню, та, без головы и рук, вновь стояла на носу корабля, изваянном из серого мрамора…
Кора обернулась, подняла руки и сказала:
– Теперь я знаю, с кого ты меня срисовал.
Полусветов с улыбкой кивнул.
– Если б в тебе этого не было – рисуй не рисуй, ничего не получилось бы… А в тебе это – тлело, в глубине тела…
– Тлело?
– Тлеющий огонь, освещавший тебя изнутри…
– Ух, да ты, Полусветов, поэт!..
– Пойдем-ка в отель, – сказал он. – Что-то я устал от этого спектакля.
Наверху было темно и тихо; в саду Тюильри негромко перекликались вороны.
Полусветовы миновали колоннаду и замерли – над головами раскинулось чистое звездное небо, поразительно яркие звёзды переливались и мигали.
– Вега исчезла, – сказал Полусветов. – Альфа Лиры. Самого созвездия, возможно, больше не существует.
– Это из-за Джоконды? Или из-за Венеры?
– Возможно, – сказал Полусветов. – А может, и нет.
У тротуара их ждала машина.
Когда они спустились на авеню Миттеран, тянувшуюся вдоль Сены, дорогу им пересекла обезьяна, которая вдруг остановилась на тротуаре и глумливо рассмеялась, приседая в припадке смеха.
– Вот же ж сволочь, – пробормотала Кора.
Утром информационные агентства всего мира опубликовали экстренное совместное заявление Гринвичской обсерватории и Института имени Анри Пуанкаре. Ночью ученые обнаружили, что эталон окружности, хранящийся в специальном депозитарии французской Академии наук, утратил градус. Один градус. Теперь окружность составляла не 360, а 359 градусов, то есть окружность как таковая исчезла.
Попытки исследователей заново установить истинное значение окружности привели к тому, что все доступные инструменты и логические системы лишь подтвердили факт прискорбной утраты.
Утрата градуса окружности грозит потрясением мира и всех наших представлений о нем.
Известный философ и публицист Бернар-Анри Фуко-Леви напоминает, что окружность есть замкнутая плоская кривая, все точки которой одинаково удалены от центра, лежащего в той же плоскости, что и кривая. Круг является универсальной проекцией шара, а во временном плане соединяет цикличность времени с цикличностью пространства. Философ и богослов Антуан Арно приводит пример кругового мышления. Для надежной гарантии ясности и отчетливости наших представлений Декарту необходим всемогущий и не способный к обману Бог, и он предпринимает попытку доказать его существование и его истинность. Однако эти доказательства имеют силу только в том случае, если наши представления надежны, то есть если Бог и в самом деле существует и не обманывает нас. Таким образом, чтобы гарантировать надежность наших ясных и отчетливых представлений, приходится допустить существование истинного Бога, но ведь именно это мы и пытались доказать. Следовательно, идея в целом является недоказуемой. В логике это называется circulus in demonstrando[7], когда утверждение выводится из самого себя.
Но теперь, когда окружность утратила градус, мы с прискорбием вынуждены признать, что Бог существует, пишет Бернар-Анри Фуко-Леви. Боюсь, однако, что это не тот милосердный Агнец, который взирает на нас с рождественских открыток, продолжает он. Этот бог – страшен, потому что мы ничего о нем не знаем.
Покушение реальности на реализм приведет к поражению рационализма, уничтожит существующую мораль, эстетику, разрушит науку, финансы и промышленность, наконец – самое мироздание в том виде, к которому мы привыкли. Красота, милосердие, добро и теплый туалет отменяются.
Прошлое наступило, и оно уже стало нашим будущим.
Мы обречены на новые Темные века, когда правители и массы станут руководствоваться инстинктами и следовать рекомендациям магов. Интеллектуалы окажутся во власти жрецов и сумасшедших пророков. Мы будем заготавливать хворост в лесах, откупаться от медведей хлебом и плодить детей, не ведающих пенициллина.
Не следует тешить себя надеждой, что человечество оказалось в эпицентре экзистенциального кризиса, – мы в самом центре катастрофы, и этот центр всюду, а окружность – нигде.
И остановить это безумие мы не в силах, поскольку исчезновение градуса – научно установленный факт, объективная реальность, которой плевать на наши мнения и вкусы, на наши страхи и надежды.
Первые признаки наступления тьмы налицо, продолжал господин Фуко-Леви. Возьмем, к примеру, велосипеды. Сегодня утром парижская полиция сообщила, что многочисленные поклонники здорового образа жизни не смогли воспользоваться этим транспортом, поскольку колеса велосипедов превратились в лучшем случае в эллипсы, в худшем – в квадраты.
Яйцо всмятку – мой привычный завтрак – всячески обругало меня, заявив, что считает себя моей праматерью и отказывается от употребления в пищу как цели своего существования.
Ну и наверняка все парижане заметили, что сегодняшний день не имеет числа и названия. Месяца тоже не было. Было черт знает что такое.