Здесь их и нашел мессер Маноцци, с которым они созванивались по дороге.
Это был крепкий мужчина лет сорока пяти – пятидесяти, в черной шляпе и черных очках, говорившийзначительнымтягучим голосом и не снимавший черной перчатки с левой руки. Правую украшал плоский перстень с изображением пентаграммы.
– Я врач, – начал он, – а синьора Арбателли – моя давняя пациентка. Физически она крепкий человек, но очень возбудимый. Не случайно друзья называют ее Инфиаммабиле, легковоспламеняющейся. Поэтому, получив ваше письмо, я и решил предварительно выяснить, не станет ли для нее ваш визит, так сказать, избыточным потрясением… Понимаете, княгиня так легко поддается эмоциям…
– Мессер Маноцци, – учтиво сказал Полусветов, – мы благодарим за предупреждение и заверяем вас, что наши интересы не распространяются на личную жизнь ее сиятельства. Я – отец Агнессы Арбателли и тесть Чарли Арбателли. Наверное, вы уже получили сообщение об их трагической гибели… Французская полиция ведет расследование, а мы решили отвлечь и развлечь их дочь Клодин, внучку синьоры Арбателли… Нам казалось, что ее сиятельство будет рада повидаться с девочкой. Но это лишь одна сторона дела. Чарли рассказал нам о местном чуде – Стеклянной церкви, как-то связанной с сектами, которые когда-то процветали в этих краях, в частности, каинитов. А поскольку синьора Арбателли написала книгу о каинитах, мы подумали, что она не откажется побеседовать с нами и об этом, полистать, так сказать, некоторые страницы духовной истории Италии…
– Но это было давно, очень давно; княгиня об этой книге и не вспоминает…
– Скажите, мессер Маноцци, – спросила Кора, – как по-вашему, ее сиятельство – странный человек, или она человек, культивирующий странность?
Маноцци впервые улыбнулся.
– Думаю, и то, и другое…
Кора кивнула.
– Боюсь показаться неделикатным, – сказал доктор, – но вынужден задать этот вопрос. Вы хотите встретиться с синьорой Арбателли – или вы хотите встречаться с ней? Если речь идет о втором случае, то тут я вам не помощник: она сама решает, пригласить ли вас погостить в ее поместье, или распрощаться в первый же день…
– Мы готовы рискнуть, мессер, – сказал Полусветов.
– А сама синьора Арбателли видела когда-нибудь Стеклянную церковь? – спросила Кора. – Если это не бестактный вопрос, разумеется…
– Об этом вам лучше спросить саму Пину.
– Пину?
– Ее полное имя – Прозерпина Лукреция Арбателли делла Гарда, друзья зовут ее Пиной…
– Лукреция, – сказала Кора. – Лукреция…
– И еще один, еще более деликатный вопрос, – сказал Полусветов. – Судя по вашим словам, она не отличается крепким здоровьем… Принимает ли она лекарства? Какие-то препараты?
– О боже, нет, – сказал Маноцци, подняв руку с перстнем. – Видимо, я перестарался, защищая ее спокойствие, и вы не совсем правильно меня поняли. Княгиня вовсе не развалина, сидящая на лекарствах, – она бодрая и, я бы сказал, довольно любознательная женщина, не отказывающая себе в общераспространенных невинных удовольствиях… Она много читает, слушает музыку, предпочитая Палестрину и Генделя, мы часто беседуем о ее прошлом, наполненном духовными исканиями, иногда смотрим фильмы, и раз в неделю обязательно занимаемся сексом – ей это не только нравится, но и полезно, говорю это как врач…
Последние слова он произнес с каменным лицом.
Полусветов сделал вид, что не расслышал.
– А какими были ее отношения с сыном? Нам показалось, что Чарли неохотно говорит о матери…
– Трудно сказать. Но на ее ночном столике фотография сына, невестки и внука занимает почетное место – рядом с портретом ее покойного мужа Фульвио. Память о нем – это, пожалуй, самое святое в ее жизни, придающее ей полноту и смысл. Он был похоронен в семейном склепе, но несколько лет назад по требованию княгини его останки были извлечены из гроба, кости очищены, одеты в шелковую пижаму и помещены на супружескую кровать слева от места безутешной вдовы…
– А когда вы занимаетесь сексом, – не выдержала Кора, – он вам не мешает?
– Мы делаем это на второй по значимости кровати, изголовье которой ориентировано на юго-восток, – сказал мессер Маноцци, – чтобы не оскорблять память возлюбленного хозяина. На первой кровати, которая смотрит изголовьем на северо-запад, синьора Арбателли принадлежит только ему, а для меня ее воля священна.
Он встал.
– Хочу откланяться, синьоры. Завтра утром за вами приедет экипаж, который доставит вас в поместье.
Он коснулся рукой в перчатке шляпы и исчез в толпе туристов.
– Я не удивился бы, – сказал Полусветов, – заговори он на латыни или арамейском…
– Экипаж, – сказала Кора. – Может быть, по рюмке коньяку? А потом займемся тем, что нам нравится и полезно, возлюбленный хозяин? На северо-запад или на юго-восток, мессер?
– Всю ночь, – сказала Кора за завтраком, – я снимала с себя кожу. Слой за слоем. Снимаю первый слой – под ним я другая, под вторым слоем – третья, и так до бесконечности. Меняется цвет кожи, форма груди, длина пальцев…
– Добралась до костей?
– Проснулась, – сказала Кора. – Мне вдруг стало страшно – испугалась, что вот-вот доберусь до мужчины…
– Мужчины?
– Я вдруг ясно поняла, что под следующим слоем кожи меня ждет мужчина.
– Мужчина в тебе?
– А мне снилась бабушка, – объявила Клодин. – Она танцевала.
– Ты когда-нибудь видела ее? – спросил Полусветов. – Не во сне, а наяву?
– Никогда. Но это была бабушка.
Раздался стук в дверь.
Это был посыльный – молодой паренек в форменной куртке изо всех сил пытался сохранить серьезное выражение лица.
– Синьоры, – сказал он с полупоклоном, – экипаж ждет вас у входа.
– Экипаж, – сказала Кора. – Ущипните меня.
Они спустились на улицу.
Перед входом в отель собралась небольшая толпа, которая фотографировала лощеных черных лошадей с султанами на головах, запряженных в карету с фонарями и кучером в обычной куртке, но в цилиндре. Колёса кареты были обтянуты резиной.
– Привет, – сказала Клодин. – Вы отвезете нас к бабушке?
– Конечно, красавица, – с улыбкой ответил кучер. – Не бойся.
– Катафалк, – сказал Полусветов, помогая Коре и Клодин подняться в карету. – Хорошая примета.
Было девять утра, когда карета выбралась из Вероны и направилась на север.
– Судя по карте, – сказала Кора, вглядываясь в экран смартфона, – нам надо на северо-запад, потом на север вдоль озера Гарда… и где-то там, в пустынном месте, высится замок княгини делла Гарда, возносящий свои грозные башни над мрачным туманным ущельем, из бездонной глубины которого доносятся вопли нераскаянных душ…
– Судя по фотографиям в интернете, – сказал Полусветов, – у княгини довольно милый старинный дом, увитый розами, и большой сад, на краю которого действительно стоит ветхая на вид башня…
– Таким ходом, – сказала Кора, – мы туда доберемся к ужину.
– Можем остановиться и вызвать машину.
– Ну уж нет, – сказала Кора, – будем страдать и вживаться в роли учтивых гостей, которые сгорают от желания познакомиться со скелетом в шелковой пижаме, – нужно же время, чтобы к этому привыкнуть.
– Хочу в карете, – сказала Клодин. – Мы не взяли краски.
– Взяли, – сказал Полусветов. – Они в багаже.
Клодин привалилась к нему боком и тотчас заснула.
Синьора Прозерпина Лукреция Арбателли, княгиня делла Гарда, невысокая, худенькая и моложавая, встретила их на верхней площадке дома, к которой вела широкая лестница, обсаженная кипарисами и освещенная фонарями на изогнутых столбах.
Хозяйка была в палевом платье, шубке, накинутой на плечи, и в туфлях на высоких каблуках. Когда она двинулась навстречу гостям, ее серьги, колье, кольца и браслеты засверкали в свете фонарей.
При каждом шаге, как показалось Коре, княгиня издавала звук – словно шарики перекатывались, наигрывая какую-то странную мелодию. Перешагнув порог, она свистнула – негромко, но мелодично. Однако Кора готова была поклясться, что губы княгини в тот момент были сомкнуты.
За спиной княгини делла Гарда скромно держался мессер Маноцци, надевший по такому случаю галстук-бабочку. Однако черную шляпу и черные очки он так и не снял.
– Фабио любит изображать демона, – проговорила княгиня, протягивая руку Полусветову, который склонился над ее кольцами и перстнями. – Хотя на самом деле он очень, очень душевный человек, обожающий детей. Своих Бог ему не дал, так он весь нерастраченный жар любящего сердца тратит на племянников и племянниц – детей его родного брата Микеле. – Протянула руку Клодин. – Детка, я так рада тебя видеть!
Девочка неуклюже присела в книксене, вызвав общий смех.
Кора взяла Клодин за руку и двинулась следом, отметив про себя, что высокие каблуки мессера Маноцци сделаны в форме раздвоенных копыт.
Поместье было небольшим, ухоженным, уютным. Яркий свет луны между вершинами гор освещал дорожки, посыпанные мелкой галькой, глянцевые листья рододендронов, кусты роз и старинную башню над купами сада – ее зубцы четко вырисовывались на фоне темно-синего неба.
– Не пугайтесь, – сказала княгиня. – У нас тут много летучих мышей, иногда они залетают в галереи и залы, но эти крылатые чертенята совершенно безобидны.
Кора уже нарисовала в воображении картину ужина за стометровым столом в сводчатом зале, по стенам которого развешаны рыцарские доспехи и геральдические щиты, но действительность оказалась милосерднее.
Стол у стены был небольшим – как раз для пятерых, и мастерица на все руки Джина, как назвала ее княгиня, ловко расставила закуски и напитки.