У дальнего окна за сервировочным столом колдовал мужчина в фартуке. Он стоял спиной к двери, и Полусветов не мог разобрать, что он там делает, пока мужчина в фартуке не повернулся к компании, держа в одной руке бокал с вином, а в другой – большое блюдо с головой мальчика в центре. Это была голова Лео, сына Карины. Полусветов хорошо помнил фотографию мальчика – и был уверен, что не ошибается.
– Тринадцать, – сказал он, доставая из кармана «Беретту» с магазином на двадцать патронов, и шагнул в столовую. – Всем стоять.
Он навел пистолет на мужчину в фартуке, который замер в нескольких шагах от него с бокалом и блюдом. Это был кучер, который привез их сюда из Вероны.
– Мессер Фабио, – сказал Полусветов, – может, объясните, что тут происходит?
– Это шоколадная голова, – сказал Маноцци, не сводя взгляда с пистолета. – Можете попробовать – белый и черный шоколад, очень вкусно…
Кучер нервно захихикал.
Джина вылезла из-под стола, села на ковер, широко раскинув ноги, и захохотала.
– Сюда, – приказал Полусветов.
Кучер приблизился, держа блюдо на вытянутой руке.
– Шоколад, – сказал Полусветов. – Вижу. Это значит, что вы его знали. А что у него в зубах?
– Какая-то монета, синьор, – пролепетал кучер.
– Дай сюда.
Кучер выдернул из шоколадного рта монету, протянул Полусветову.
Это был серебряный сестерций.
Лицо шоколадного мальчика было точной копией лица Лео, каким он был запечатлен на фотографии в гостиной Карины.
– Медленно опусти блюдо на стол, – приказал кучеру Полусветов. – И проваливай отсюда. А вы… – Он обернулся к Маноцци. – Вы сейчас кое-что мне расскажете, мессер. О лестнице в башне и о мальчике с серебряным сестерцием на шее…
– С глазу на глаз, синьор, – сказал Фабио, бросая выразительный взгляд на голых мужчин и женщин. – Прошу вас, синьоры, не беспокойтесь, но оставьте нас наедине…
Через минуту гости, похватав на ходу одежду, покинули столовую.
Мессер Маноцци надел трусы и сел в кресло.
– Я застрелю вас, если почувствую ложь, – сказал Полусветов. – Без колебаний и без сожаления. Вам понятно?
Маноцци кивнул.
Полусветов сел напротив, положив беретту на стол.
Мессер закурил и глубоко вздохнул.
– Откуда у вас эта монета? – спросил Полусветов, постукивая ребром сестерция по столу. – Слушаю, мессер.
– Мне дал ее Микеле, мой брат. Он служит смотрителем общинных кладбищ…
– И монета принадлежала не мертвецу, так?
– Она принадлежит мальчику, который… он гостил у Микеле…
– Гостил? Одну пулю вы уже заслужили, мессер Фабио.
Маноцци обмяк и стал рассказывать по порядку.
Всё дело в его брате – горбуне Микеле. Он родился злым. Был злым ребенком, злым юношей, стал злым стариком. Он старше Фабио, очень силен и обладает чудовищным воображением. Когда младший брат впервые влюбился, Микеле заставил его пригласить девушку домой и изнасиловал ее. А потом пригрозил брату смертью, если тот вздумает проболтаться. Девушка открылась родителям, те обратились в полицию, было проведено расследование, но Микеле не оставил никаких следов, а Фабио ничего не видел. Вскоре после этого младший брат перебрался в Милан, учился в университете, пытаясь забыть этот страшный случай. Он даже впал в религиозный раж: утром и вечером горячо молился Господу, на исповеди рассказал всё священнику, который потребовал, чтобы Фабио обратился в полицию. Но вместо этого Фабио подверг себя самобичеванию и стал носить власяницу. Дело дошло до язв на теле, но Фабио не сказал врачу ни слова об истинной причине травм. Он никогда не видел, чтó делает брат с жертвами, но воображение – первый наш враг, оно преследовало его, подсовывая одну омерзительную картину за другой… эти расширенные глаза, потные тела – детские, хрупкие, беспомощные… поначалу они сопротивлялись, но вскоре ужас лишал их сил… Микеле умел внушить страх одним взглядом, а уж его мощные руки, заросшие черными волосами, его толстые сильные паучьи пальцы, рвущие упругую розовую плоть… Всё чаще Фабио казалось, что он сходит с ума. Он боялся Микеле. Брат настиг его и в Милане. Микеле учился в бухгалтерской школе, а вечерами приходил к брату, требуя, чтобы тот заманил к нему девочку или мальчика. Издерганный, измученный бессонницей и муками совести, Фабио привел к себе девушку и принес ее в жертву своему горбатому богу. Микеле увел девушку с собой, а потом она исчезла. Позднее Фабио узнал, что ее тело нашли в какой-то горной хижине.
Он бежал от брата в Рим, потом во Францию, через два года вернулся в Верону и познакомился у друзей с синьорой Арбателли. Ей требовался домашний врач и друг, и он с радостью откликнулся на ее приглашение. Почти десять лет безмятежной жизни под крылом княгини делла Гарда, в ее доме и на ее счет. Они читали Данте, обсуждали Карпократа, шутки ради предавались магии и астрологии, гуляли в горах, ездили к морю, во Флоренцию и на Крит, и однажды неощутимо перешли черту, отделявшую духовную близость от физической. Он спокойно принимал ее причуды, например, эту первую кровать со скелетом в шелковой пижаме, а она радовалась, когда он под балконом башни мечтал стать перчаткой на ее руке, перчаткой на руке…
Четыре года назад брат-горбун перебрался сюда и устроился смотрителем кладбищ. А вскоре нашел брата Фабио – мессера Фабио, известного в округе как дружок чокнутой княгини. Фабио был обречен. Он заманивал детей, отдавал их во власть Микеле и старался не думать об их дальнейшей судьбе. Однажды горбун сказал, что свободный доступ к кладбищам значительно облегчает решение проблемы улик, но Фабио не стал его слушать; сбежал. Иногда брат не напоминал о себе месяцами, но рано или поздно возвращался. Несколько раз Фабио пришлось прятать детей в своей комнате. Он наврал княгине про племянников; старуха была тронута его любовью к детям. Брат щадил его по-своему – и ни разу не попросил помощи, когда прятал останки своих жертв в старых могилах. Фабио всерьез увлекся черной магией, пытался вызвать Князя Тьмы, чтобы, как бы наивно и глупо это ни звучало, найти у него защиту от брата, – но все эти магические ритуалы со временем вылились в пьяные оргии с голыми девками, на которые княгиня смотрела сквозь пальцы…
– Я превратился в чудовище, – сказал мессер Маноцци. – Я разрушен до основания, до корней, до самых тайных и дорогих глубин сердца…
В черной шляпе, черных очках и черной перчатке на левой руке и в несвежих трусах он производил впечатление скорее жалкое, чем омерзительное.
Полусветов молча смотрел на него.
Молчание затягивалось – Маноцци не выдержал.
– Я не убивал их. Во всех этих историях, признаю́, я играл крайне неблаговидную роль. Крайне! Я не вправе рассчитывать на оправдание. Но на моих руках нет крови. Ни капли. Нет. Я…
– Еще раз. Этот мальчик, у которого была монета, он еще жив?
– Возможно… не знаю… он был у Микеле…
– А где живет ваш брат?
– В деревне – отсюда около часа на машине…
– И если мы сейчас с вами туда поедем, то найдем там Микеле Маноцци? Его так зовут?
Мессер нервничал.
– Не знаю. Может быть. Возможно, если он не сбежал. У него звериное чутье, знаете ли…
– Как он выглядит? Вы можете описать его? У него есть какие-то особые приметы?
– Вам горба мало?!
– У него есть телефон? Мы можем ему позвонить прямо сейчас?
– Давайте лучше позвоним в полицию – они могут застигнуть его дома, если поспешат.
– Думаю, они его не застанут, даже если очень поспешат, мессер.
Маноцци с удивлением уставился на него.
– Вы ведь наверняка знаете, доктор, что такое диссоциативное расстройство идентичности? Проще говоря, раздвоение личности…
– Вы намекаете, что я… хотите сказать, что у меня…
– Я не намекаю, а хочу, чтобы вы взяли ручку и лист бумаги (под его рукой возникла стопка листов чистой бумаги) и написали правду, и ничего кроме правды. Здесь и сейчас. Изложите на бумаге всё, что мне рассказали. Имена жертв, места их захоронения – все, все детали, какие только сможете вспомнить…
– У вас пистолет – можете приказывать. Но это займет много времени…
– Я не спешу: у меня в запасе шестьсот шестьдесят шесть лет, четыре месяца, семь дней, два часа, шестнадцать минут и четыре секунды. Но я помогу вам, насколько это в моих силах: вы напишете всё это гораздо скорее, чем обычно.
Он придвинул к Маноцци бумагу, ручку, и мессер тотчас принялся писать.
Тем временем Полусветов набрал на клавиатуре смартфона номер 113 и нажал кнопку.
– Человек, который похищал и убивал детей в Милане, Риме и Вероне, – сказал он, когда ответил дежурный полицейский, – находится сейчас в доме княгини делла Гарда. Да, последний похищенный – Леонардо Ди Романо. Нет, этого я не знаю. А кто я такой, это и вовсе неважно. Преступник сейчас пишет признательные показания в столовой дома княгини. Возможно, у него диссоциативное расстройство идентичности. Это тоже неважно. Жду.
Мессер Маноцци строчил с фантастической скоростью, не поднимая головы и только успевая менять листы бумаги. Он писал мелким красивым почерком, без наклона, не зачеркивая.
Вскоре послышался звук полицейской сирены.
Полусветов дождался, когда полицейские поднимутся в столовую, и поднялся им навстречу.
– Вот этот человек, синьоры, – сказал он. – Его зовут Фабио Микеле Маноцци. У него еще… – Взглянул на часы. – У него еще около пяти минут, чтобы закончить работу, так что пока не беспокойте его расспросами…
– Назовите свое имя, синьор… синьор?
–