Тринадцать, – сказал Полусветов.
Полицейские – их было трое, – сразу забыв о Полусветове, заняли места вокруг стола, не спуская глаз с мессера Маноцци, который заканчивал шестьдесят четвертую страницу своего рассказа.
На следующий день все новостные издания Италии сообщили об аресте серийного убийцы М., который много лет скрывался от полиции. На его совести – более тридцати жертв в Вероне, Милане и Риме. В интересах следствия его настоящее имя не называлось. Он дал письменные признательные показания. Благодаря этому в тот же день полиции удалось обыскать его убежище в деревне Д., где были обнаружены многочисленные улики, подтверждающие виновность М. по крайней мере в одиннадцати преступлениях.
В подвале этого дома содержался несовершеннолетний Л., которому оказана медицинская помощь. Кажется, это единственная жертва М., которой удалось выжить.
М. сейчас находится в специализированном медицинском учреждении, где врачи пытаются оценить его психологическое и психическое состояние. Однако его вменяемость не вызывает у медиков сомнений.
Расследование продолжается.
Источник в веронской полиции на условиях анонимности сообщил, что под влиянием неизвестных событий М. внезапно принял решение о признании, заявив, что «это было озарение». Оказывается, как сообщил тот же источник, процитировав М., «муки совести – не выдумка Достоевского». Во всяком случае, именно таким образом, на грани наивности и комизма, М. объяснил свое признание в совершённых преступлениях.
В другом разделе новостей, никак не связанном с М., рассказывалось о страшном открытии в поместье княгини делла Гарда, где в башне XIII века под ступеньками лестницы были найдены останки 398 человек, преимущественно детей. Специалисты проводят анализ находок, но уже сейчас ясно, что самой «свежей» кости в этом оссуарии не менее трехсот лет. Выясняется, как кости попали в поместье княгини и кто мог быть причастен к преступлениям, которые совершались в течение пятисот лет.
«Это напоминание о тех мрачных временах, – заявил профессор истории Марио Симонетти, – когда жизнь человека из нижних слоев общества часто стоила дешевле денег, а горячая вера в Бога балансировала на грани человеческого, нередко оборачиваясь служением дьяволу».
– То есть, – сказала Кора, когда Полусветов завершил рассказ, – у тебя не было никаких доказательств?
– Это было озарение, – сказал Полусветов. – Когда я нашел эти кости в башне, в голове как будто свет включился. – Полусветов помолчал. – Эти кости не имели никакого отношения к Маноцци, но благодаря им я вдруг обрел сверхъестественную уверенность в себе. Когда мессер стал рассказывать о своем горбатом брате и его преступлениях… его интонации, его страсть, его ярость – всё это сразу меня насторожило… рассказывая о злодеяниях брата, он говорил, конечно, о себе, о своем темном «я», и говорил с таким эмоциональным подъемом… что-то мне настойчиво подсказывало, что никакого брата у него никогда не было, и это потом подтвердилось… но да, это были предположения, а не доказательства… интуиция…
– Интонация, страсть, ярость, интуиция – и никаких улик…
– На бумаге он всё так подробно описал, что полицейским оставалось только следовать проложенным маршрутом, и я думаю, что они не пропустили ни одной улики… Звонила Карина – благодарила за сына…
– Я пыталась вообразить, что́ почувствую, если у нас украдут Кло, – и чуть с ума не сошла. Представляю, как эта твоя Карина сейчас радуется…
– Не моя, – сказал Полусветов. – Давно не моя. Да и не была моей.
– Его казнят? – спросила Клодин.
– Не знаю, детка. Но вряд ли он когда-нибудь выйдет из тюрьмы.
– Я бы его повесила, – сказала девочка. – А лучше – отрубила бы голову. И чтобы все люди это видели.
– Какие книги ты с ней читаешь, Кора?
– Тургенева и Достоевского, – сказала она. – Бедная княгиня…
Княгиня Пина три дня просидела безвылазно в своих апартаментах, но на четвертый вышла к завтраку с ясным лицом и улыбкой на губах, позвякивая и посвистывая.
– А вы заметили, – сказала она, – что правая рука Фабио в точности повторяет левую? Я впервые встретила такое, друзья мои. Возможно, сердце его еще более лживо, чем облик и речи…
Полусветовы переглянулись.
– Жаль его, конечно, – продолжала хозяйка, – он был хорошим собеседником, чутким и умным, а что касается мужских достоинств, они хоть и скромны, но лучше, чем у скелета в шелковой пижаме. Хотя и хуже, чем у Тони и Джины. Знаете, любовь втроем так бодрит…
Джина с улыбкой подала ей стакан с апельсиновым соком.
– Вы еще не отказались от мысли о Стеклянной церкви?
– Нет, – сказал Полусветов. – Ждем с нетерпением, когда вы, так сказать, явите нам это чудо. Говорят, она появляется на рассвете и исчезает с закатом?
– Раз на раз не приходится.
– Это далеко отсюда? – спросила Кора.
– На расстоянии трех римских миль от сердца, – сказала княгиня. – Но весь путь придется проделать пешком.
– Мы готовы, – сказал Полусветов.
– Не спешите. – Княгиня посерьезнела. – Это очень нелегкое испытание, во всяком случае – для меня. Не думаю, что и для вас оно станет простым. Возможно, оно перевернет вашу жизнь, и ее придется начинать сызнова… как знать… Это событие может стать оправданием всей нашей жизни, ее финалом и ее началом… это не аттракцион с мороженым и лимонадом – это потрясение, каких вы еще никогда не переживали…
– Чем больше вы стращаете, Пина, тем сильнее наше желание увидеть эту волшебную церковь.
– А Клодин с нами можно? – спросила Кора. – Или лучше оставить ее дома?
– Решайте сами. – Княгиня поднялась из-за стола. – Но это произойдет не сегодня – мне надо собраться с духом, очистить помыслы и приготовиться к худшему. Советую и вам заняться тем же. Страх может только помешать нам… И запомните: между рассветом и закатом гораздо меньше времени, чем мы думаем…
Она подмигнула Джине и вышла скорым шагом.
– О как, – сказала Кора. – У старушки даже голос изменился.
– А кто такой Тони?
– Тони?
– Она говорила о сексе втроем, если я правильно понял. Она, Джина и Тони.
– А… это кучер, который доставил нас сюда из Вероны. Антонио. Ты и в самом деле думаешь, что всё это так серьезно? Быть может, она играет очередную роль?
– Если это и роль, то играет она ее всерьез, потому что насчет оправдания обычно не шутят…
– Оправдание всей нашей жизни, – проговорила Кора. – О чем это она? Об оправдании подозреваемого в преступлении я слышала, но – оправдание жизни?..
– Ищи огонь в пепле.
– Но в каком же прошлом ты будешь искать огонь? В том, которое сгорело после встречи с Фосфором и со мной? А у меня и вовсе нет прошлого, а только какие-то бессмысленные осколки… и что – они соберутся в целое там, в Стеклянной церкви, и я вспомню прошлое, в котором не было ни тебя, ни Кло?
– Не знаю, – сказал Полусветов. – Возможно. Но на всякий случай возьму с собой ключ.
Небольшая долина в горах, где когда-то стояла странная церковь, называлась «Nido di Vetro», «Стеклянное гнездо». Полусветов предложил хотя бы часть пути проделать на машине или на лошадях, но княгиня Пина возмутилась:
– Надеюсь, это не намек на мою старческую немощь? В любом случае, традиция требует, чтобы к Стеклянному гнезду мы поднялись пешком!
Пина в шляпе и с зонтиком, Полусветов с рюкзаком, в который уложили термос, бутерброды и вино, Кора с Клодин, – они вышли из замка около пяти вечера, когда солнце светило ярко и жарко.
Дорога пролегала плавно, дугой между виноградниками и масличными рощами, и подъем почти не ощущался. Холмы, между которыми они поднимались, лишь намекали на присутствие настоящих гор с их каменистыми склонами и ущельями.
Компании потребовалось часа полтора, чтобы достигнуть Стеклянного гнезда.
Чем ближе была цель, тем напряженнее становилась Пина, которая, как заметил Полусветов, на ходу сняла кольца, перстни и серьги, спрятав их в карманы джинсов.
Сосредоточенная, нахмуренная, она то и дело ускоряла шаг, обгоняя Кору и Клодин, но вскоре спохватывалась и пристраивалась рядом с Полусветовым, который шел мерным шагом, задумчиво пожевывая соломинку.
Наконец, они оказались в долине, прорезанной узким и глубоким ущельем, которое напоминало скорее трещину и делило долину на две неравные части. Узкая жалась к подножию холма, спускавшегося к трещине каменистыми осыпями, которые в середине раздваивались, образуя что-то вроде площадки. А на широкой стороне, близко к трещине, стояла ветхая часовенка с крестом, построенная в лаконичном романском стиле. Между часовней и расщелиной лежало травянистое ровное поле, в самой середине которого высилась каменная пирамида из огромных валунов.
– Церковь была возведена там. – Пина показала рукой на площадку между каменистыми осыпями. – Следов от нее никаких не осталось. А часовню построили вскоре после того, как храм был уничтожен по воле Божьей. Лет пятьсот назад люди из окрестных деревень притащили сюда эти камни и сложили пирамиду, вокруг которой водили хороводы, совершали жертвоприношения, а потом здесь разыгрывались оргии – с неистовством и размахом, достойными язычников, как писал безымянный монах в кодексе Арбателя…
– В том самом, что сейчас хранится в апостольском архиве? – спросил Полусветов. – Но почему монах? Комментарии, их стиль и способы аргументации свидетельствуют скорее о светском человеке, образованном и осторожном…
– А вы подготовились, – без улыбки сказала княгиня. – Эта-то осторожность до сих пор не позволяет понять, кто это писал – католик или протестант. Но кем бы он ни был, этот человек считал Стеклянную церковь реальным фактом, а не мифом.