– Конечно.
– Сходим?
– Если хочешь.
– Вдруг там что-нибудь найдется?
– Чего еще хочешь?
– Хочу… – Она освободилась от пижамы и откинула одеяло. – Ужас как хочу…
Пока Корица принимала душ, а потом выбирала в интернете одежду, Полусветов приготовил поздний завтрак – яичницу, тосты, мед, сыр, кофе.
Они допивали кофе, когда курьер привез заказы.
Корица трижды показалась Полусветову – сначала в кружевных трусиках и лифчике, потом в платье, наконец, в джинсах и куртке.
Повертелась перед большим зеркалом в прихожей, замерла, уперев палец в стекло и вглядываясь в отражение. Вздохнула.
– Хорошо, – сказал Полусветов. – Но про шарф и перчатки забыла.
– Не замерзну, – сказала она. – Возьми сигареты – после кофе курить хочется. – Обдернула куртку. – То ли я похудела, то ли мерещится…
Он вопросительно посмотрел на нее.
– Лифчик пришлось надевать размером меньше…
Она смущенно улыбнулась.
– Пойдем?
Они спустились двором к станции метро «Орехово», пересекли Шипиловский проезд по подземному переходу и вошли в парк через КПП № 8.
Под ногами чавкала снежная жижа, дул ветер, время от времени сквозь серую пелену проглядывало бледное солнце.
Они прошли по главной аллее, спустились к храму Цереры и двинулись по тропинке в сторону МКАД.
– Далеко еще? – спросила Корица.
Она раскраснелась и похорошела.
– Близко, – сказал Полусветов. – Было темно… но я вспомню…
– А что тебя в темноте понесло сюда?
– Гулял с собакой, – сказал он. – Спаниель, имя – Бром. Он умер два года назад – рак, и при мне его усыпили. Ветеринар сказал, что в последнюю минуту перед смертью собаки ищут глазами хозяина, и я хотел, чтобы он видел меня. Я держал его лапу, пока он умирал…
– Божечки мои, Лев… – Она взяла его за руку. – Как жаль…
– Я не сумасшедший, Кора. Это просто привычка, от которой трудно отказаться. Каждый день гуляю там, где мы с ним обычно бродили. В жизни должен быть порядок, а без Брома в жизни какая-то дыра…
Кора прижалась к нему, он обнял ее за плечи.
– Кажется, вон там, – сказал он. – Да, пойдем-ка туда. Там, за оградой, Ореховское кладбище. Оно давно закрыто, но захоронения в родственные могилы случаются.
Через минуту он остановился, огляделся – голые деревья, жухлая трава, кусты.
– Тут, – он ткнул пальцем в траву. – Ты лежала ничком.
Корица присела на корточки, провела ладонью по траве.
– Может, где-нибудь тут валяется телефон…
– Посмотри здесь, а я там.
Он обогнул куст, наклонился. Из травы торчала головка ключа в форме кельтского креста – такими, наверное, отпирали амбары или крепостные ворота. Ключ был отлит из стекла, потерт, поцарапан, но местами сохранил прозрачность.
– Твой? – Он поднялся и показал Корице ключ.
– Это вряд ли.
Она выпрямилась.
Из-за деревьев вышли двое – высокий молодой мужчина в короткой кожаной куртке и парень лет двадцати в вязаной шапке.
– Здорово-здорово! – сказал высокий, хватая Корицу за руку. – Пойдем-ка, подруга, поговорить надо. Мы тебя третий день ищем.
– Отпусти! – сказала она, пытаясь вырвать руку. – Ты кто такой?
– Я кто такой? – Высокий замахнулся. – Вот сука!
– Отпусти, – сказал Полусветов, подходя ближе. – Ну!
Коротышка бросился на него, но вдруг взлетел в воздух, ударился о ствол дерева и рухнул наземь.
Корица вскрикнула.
Мужчина, крепко державший ее руку, внезапно упал навзничь, правый глаз у него выскочил из орбиты и повис на ниточке.
– Пойдем, – сказал Полусветов, взяв Корицу под локоть.
– Как ты… что ты с ними сделал?
– Пойдем, – повторил Полусветов. – Живы будут, не беспокойся. Кто они?
– Н-не знаю…
– А они тебя, похоже, знают.
– Правда, я их впервые вижу, честное слово. Как ты это сделал? Как? У него глаз по-настоящему выпал?
– Дай руку.
Быстрым шагом они вышли к храму Цереры, и тут Корица остановилась и опустилась на землю.
– С ногами что-то… слабость… нервы, наверное…
Полусветов поднял ее на руки и легко зашагал вверх, к главной аллее.
– Постой, – попросила она. – Люди смотрят… мне лучше… постой же!
Он поставил ее на ноги.
– А по тебе и не скажешь, что ты такой… что можешь так…
Он улыбнулся, достал из внутреннего кармана фляжку, открутил пробку.
– Выпей – полегчает.
Она сделала глоток, потом другой, вернула ему фляжку.
– Теперь сигарету.
Он протянул ей пачку, щелкнул зажигалкой.
– Ничего не понимаю, – сказала она, глубоко затягиваясь сигаретой. – Ни-че-го.
– Можем вернуться и спросить у них…
– Нет-нет-нет! – Она взяла его под руку. – Пойдем отсюда. – Наклонилась, заглянула ему в лицо. – Ну скажи, как ты это сделал, пожалуйста. Я никогда в жизни такого цирка не видела. Раз, два – и оба готовы. Ты же даже не прикоснулся к ним! Это какое-то боевое искусство? Японское? Китайское? А если бы у них были ножи?
– Ты точно их не помнишь?
– Абсолютно!
Они вышли на главную аллею.
Полусветов достал из кармана широкий шарф, расстелил на мокрой скамейке. Они сели. Он глотнул из фляжки, закурил.
– Жаль, что сейчас светло… – Корица нервно рассмеялась. – Было бы темно, ты расстегнул бы штаны, а я села бы и… как же я тебя хочу сейчас – мочи нет!
Он усмехнулся, поцеловал ее в щеку.
– В губы, – сказала она, закрыв глаза, – ну пожалуйста.
Он поцеловал ее в губы. Она поймала языком его язык, взяла его руку, положила на свой живот, опустила, втянула живот, и его пальцы коснулись ее гладкого лобка, поймали клитор, Корица чуть приподнялась, прошептала: «Сильнее», и он сделал сильнее.
Потом она обмякла, привалилась к нему и пробормотала:
– Как бы я хотела, чтоб ты в меня влюбился без памяти… чтоб стал моим – весь, целиком…
– Мы же ничего друг о друге пока не знаем…
– И здорово, – сказала она. – Это же замечательно. Так хочется сказать, что впереди у нас вся жизнь… – Помолчала. – А если ты узнáешь, что я кого-то убила? Нет, серьезно. Каким-то ведь образом эта чертова бритва оказалась в моей сумочке…
– Со временем всё узнáем, – сказал он, доставая фляжку. – Хочешь еще?
– Чуть-чуть. От тебя так хорошо пахнет – тысяч на пять…
– То есть?
– Дорогим одеколоном…
– Дай-ка руку.
Взявшись за руки, они направились к КПП № 8.
В прихожей Кора расстегнула куртку – и вдруг замерла.
– Помочь? – спросил Полусветов, снимая ботинки.
– «Торговый центр», – сказала она. – Следующая остановка – «Сквер “Лесная сказка”».
Он молча смотрел на нее.
– Во сне я ехала в автобусе и слышала объявление: «“Торговый центр”, следующая – “Сквер «Лесная сказка»”». На меня все смотрели, потому что я была босая.
– Когда я нашел тебя, на тебе были ботинки, – сказал он. – Сейчас глянем, что это за «Лесная сказка».
Он достал ноутбук, открыл браузер.
– Автобус М87. Маршрут от метро «Выхино» до метро «Орехово». Похоже, ты на этом автобусе и приехала сюда.
– Из Выхино? Да я там никогда не бывала!
– Точно?
– Не знаю… – В голосе ее появилось раздражение. – Никаких ассоциаций с Выхино.
– На маршруте – тридцать три остановки. Может, ты села на одной из них…
– Хочешь проверить? И сколько времени это займет? А если я не москвичка, а приезжая, плохо знаю Москву? И потом, на окраинах улицы выглядят одинаково…
– М-да, – пробормотал Полусветов. – Если всерьез за это браться, то на каждой остановке надо выйти, погулять, осмотреться… всё это займет от двух недель до месяца… ты могла приехать на метро, сесть на любой остановке… в общем, перспектива так себе…
Она прошла на кухню, закурила.
Полусветов сел напротив.
– Кора…
– Я не знаю, кто я, где живу, кто мои родители и друзья… А эти гопники в парке – откуда они меня знают? Почему, черт возьми, в автобусе я была босой? Бред… – Подняла глаза. – Лев, ты понимаешь, что ты – единственный в мире человек, которого я знаю?
Он кивнул.
– Не бросай меня… – Голос ее задрожал. – Пожалуйста…
Он сел рядом с ней, обнял.
– Не бойся. Ничего не бойся.
– Я, конечно, так себе товар…
– Вот этого не надо, ладно? Это стилистический сбой. Ты так не говоришь – у тебя речь нормальной интеллигентной женщины, а «так себе товар» – из узуса провинциальной хабалки. Ты же знаешь, что такое узус?
Она кивнула.
– Твой язык – это язык женщины образованной, из хорошей семьи. Слушай, мы же тебя можем придумать – родители, друзья, профессия, привычки, вкусы… Ну, пока к тебе не вернется память – мы можем исходить из гипотетической биографии…
– Протез.
– Проблемы с памятью – проблемы медицинские, а в медицине протез – это просто протез… Ты сама можешь сочинить свою жизнь за неимением реальной; почему бы и нет? Как тебе?
– Дико…
– Разумеется, дико, как и всякий протез. – Он помолчал. – Мне хочется, чтобы ты лучше узнала меня, и я готов рассказать о себе всё – всё, что тебе захочется узнать, – но хочется, чтобы ты ответила тем же…
– И протез тебя устроит?
– Знаешь, мне кажется, что строительство биографии может спровоцировать твою память. Кто знает, какое слово вдруг откроет дверь…
Корица вздохнула.
– Выходит, сейчас нам с тобой и говорить не о чем? Если мне нечего тебе рассказать о себе, значит…
– Ничего не значит, – спокойно возразил Полусветов. – Дело в другом…
Она вопросительно взглянула на него.
– После смерти жены я встречался с женщиной. Ее звали Кариной. Умная, красивая, сексуальная… С ней было интересно разговаривать о Зебальде и Достоевском, о психологии и Шекспире – да обо всём… Она была неутомима и изобретательна в постели, у нее были толстенькие ножки, тонкая талия, и вообще она была – ах…
– Тебе нравятся толстые женские ножки?
– Мне нравятся те ножки, которые мне нравятся, и неважно, какие они.