А что касается ожогов от коврика на коленях, которые он заметил несколько часов спустя, когда они наконец-то сели за поздний ужин? Оно того стоило.
***
В течение следующих двух недель они с Клариссой жили по заведенному порядку. Днем занимались каждый своими делами: она расследовала, а он разбирался со своими пациентами-мутантами. От Лестера, психа, который разгромил его квартиру, не осталось и следа. На самом деле, на следующий день после того рокового вечера все оставшиеся сбежавшие пациенты, казалось, растворились в воздухе.
Все признаки их существования исчезли. Бездомные по-прежнему попрошайничали на улицах. Доска объявлений о пропавших без вести не пополнилась новыми именами, и ни один человек не оказался в морге со следами укусов. А бродячие животные, вероятно, вздохнули с облегчением.
Все более или менее вернулось в нормальное русло. Один за другим FUC сокращал охрану, по мере того как агенты возвращались к своей обычной работе. Казалось, худшая часть кризиса миновала. Предположения привели к нескольким теориям, одна из которых заключалась в том, что оставшиеся на свободе пациенты приспособились и влились в реальную жизнь, или же мутации в конце концов убили их. В любом случае, люди расслабились и перестали быть настороже.
Несмотря на бездействие в поле и на работе, Нолан никогда не был так счастлив. Хотя ему не нравилось расставаться с Клариссой днем, он не мог отрицать, что любил ночи. Для них с Клариссой стало самым естественным делом в мире садиться за красиво сервированный ужин и разговаривать, потом следовали жаркие занятия любовью, которые не всегда заканчивались в постели.
В течение этих небогатых событиями дней он знакомился с Клариссой и влюблялся всё больше и больше. И в конце концов по-настоящему влюбился. Дело было не только в великолепном сексе, он любил эту женщину, каждый её злой, властный дюйм. Он просто не признался ей в этом. Не мог, потому что, несмотря на то, что она открылась и рассказала ему о своей жизни в сиротском приюте и о махинациях, с которыми сталкивалась в офисе ASS, а он отвечал ей взаимностью и потчевал историями о том, как рос под опекой чрезмерно заботливой львицы, он боялся её реакции. Хотя Кларисса, казалось, не возражала против их нынешнего образа жизни, ничто из того, что она делала или говорила, никоим образом не указывало на то, что она хотела бы, чтобы это стало постоянным.
Как ни странно, босс заставила его осознать, что ему нужно что-то предпринять в этой ситуации, пока не стало слишком поздно.
Хлоя вызвала его в свой офис поздно вечером в пятницу, спустя почти три недели после того, как Кларисса присоединилась к команде FUC. Жестом пригласила его сесть.
— Спасибо, что пришёл, Нолан.
— В любое время. Я так понимаю, ты хочешь узнать последние новости о пациентах? — Под пациентами он подразумевал пару, которые добровольно сдались на обследование.
— Да, пожалуйста.
— Я не добился прогресса в устранении мутаций у Элли или Джоуи. Однако хорошая новость заключается в том, что они хорошо отреагировали на гормональную терапию, и всплески адреналина, которые они испытывали, и которые приводили к приступам ярости, теперь находятся под контролем.
— Значит, больше никаких кровавых бесчинств?
— Ну, учитывая, что они никого не убили за свой короткий период свободы, я бы сказал, что с самого начала это не было проблемой. — Если не считать неразумных полевых мышей. Если бы они это сделали, то у многих оборотней были бы проблемы.
— Но можно ли им доверять, чтобы отпустить в реальный мир?
— Если ты спрашиваешь, нужно ли им оставаться в заключении, то, по моему профессиональному мнению? Нет. Я бы по-прежнему хотел, чтобы они приходили на еженедельные осмотры, чтобы присматривать за ними, но в остальном, не думаю, что они более опасны, чем Рене или Миранда.
Хлоя поморщилась.
— Это не обнадеживает.
— Прости. — Нолан усмехнулся.
— Тогда я сообщу им хорошие новости сегодня вечером и приму меры, чтобы они получили надлежащее жилье и нашли работу. Думаю, что Джоуи мог бы стать отличным агентом. Я подумывала о том, чтобы соединить его с Виктором и позволить стать его наставником.
— Думаю, Джоуи это бы понравилось. Но Виктору? Не очень.
— Знаю. — Злая усмешка появилась на губах его босса. — Теперь, что касается остальных сбежавших пациентов… От них по-прежнему нет никаких вестей. Либо они мертвы, либо ушли в подполье, либо ведут себя прилично. В любом случае, начальство приказало нам вернуться к нашей обычной жизни. Мы снимаем оставшуюся охрану с вас и вашего персонала, что, в свою очередь, означает, что у меня нет причин препятствовать возвращению Клариссы в ASS.
— Что? — Он подскочил на своем месте. — Ты отправляешь её обратно?
— Я должна. Помни, она была здесь только на время. Её командир позвонил мне сегодня, и потребовал её возвращения, поскольку мы зашли в тупик в нашем расследовании и охоте на оборотней.
— Но она не может уйти. Она всё еще нужна мне, — выпалил он, не подумав.
— Ты чувствуешь угрозу? Ты знаешь что-то, чего не знаю я? — Брови Хлои озабоченно сошлись на переносице.
— Нет… Это… Видишь ли… — взволнованный, Нолан подыскивал нужные слова. И не мог найти оправдания, которое не прозвучало бы глупо. Поэтому он остановился на правде. — Возможно, я в некотором роде влюбился в неё.
— Понимаю. Это твой способ спросить, можем ли мы воспользоваться её услугами в офисе?
— Я не думал так далеко вперед. Ну кажется, ей это может понравиться.
Наклонившись вперед, Хлоя пронзила его взглядом.
— Кажется? Нолан, она знает о твоих чувствах?
— Я не знаю. Может быть. Я не признавался ей.
— Почему нет?
Он поежился.
— Потому что я трусливый лев.
Хлоя расхохоталась.
— Ты? Трусливый? Сомневаюсь. Я видела, как ты, не моргнув глазом, расправлялся с агентами в этом офисе, включая Виктора. Ты сразился с тем монстром в канализации, не заботясь о собственной безопасности. Ты знаешь, сколько людей обливались потом, когда ты решил взять интервью у Элли и Джоуи лично, а не за пуленепробиваемым стеклом?
— Это не одно и то же.
— У тебя достаточно мужества, Нолан. То, что ты сейчас испытываешь — это страх быть отвергнутым. Только не говори мне, что с тобой никогда раньше такого не случалось?
На его губах появилась робкая улыбка.
— Эм, вообще-то, нет. Думаю, можно сказать, что Кларисса моя первая настоящая любовь.
Рот Клои от удивления округлился в букву «О».
— Не может быть.
— Может. Не пойми меня неправильно. У меня было много женщин. С некоторыми я встречался больше нескольких месяцев, но Кларисса первая, к которой я что-то чувствую. Единственная, с кем я мечтаю о будущем. Не знаю, что буду делать, если признаюсь и выясню, что она не разделяет моих чувств. — Может быть, начнет выть по ночам в переулке, как другие коты.
— Ну, на твоем месте я бы сказал ей об этом побыстрее, потому что, если ты этого не сделаешь, она уйдет.
— Мне нужно больше времени. Разве ты не можешь сказать её боссу, что она все еще нужна тебе?
— Мне жаль, Нолан. Если бы я знала раньше, тогда, возможно, могла что-то сделать, но теперь, если она не решит остаться, это не в моей власти.
После этих слов, Нолан понял, что должен действовать. Больше нельзя откладывать. Пора рассказать Кларисе о своих чувствах. Сегодня.
Но когда он вернулся домой и увидел записку на столе, упавшее сердце сказало, что он ждал слишком долго. Не нужно было видеть её отрывистое «Спасибо за все, Сильвестр», чтобы понять, что она сбежала, забрав с собой его сердце.
Его жалобное мяуканье не помогло почувствовать себя лучше, и в кои-то веки сон не решил всех проблем. Поэтому он прибегнул к тому, что делали его двоюродные братья, когда переживали горе: заказал огромную порцию мороженого со кошачьей мятой.
Глава 17
Тихий щелчок закрывающейся двери разбудил его, пока он лежал, растянувшись на диване, лицом вниз, на мокрой от слюней мягкой подушке.
Послышались тихие шаги, и его интерес возрос. Уткнувшись лицом в подушку, он не мог уловить, кто пришел, но знал, кого надеялся увидеть. Кларисса. Она вернулась? Он перевернулся на другой бок, горя желанием увидеть женщину, по которой скучал. Один взгляд и уныние снова вернулось.
— А. Это ты.
— Что ж, и тебе привет, сынок, — протянула его мать. — Не мог бы ты сделать вид, что рад меня видеть?
— Я надеялся, что это кто-то другой. — Кто-то, кого он не видел и о ком не слышал три дня. Три. Долгих. Дня. В депрессии он отпросился с работы по болезни и хандрил в своей квартире, ел и спал, пытаясь понять, как мог так сильно влюбиться — и как она могла уйти, даже не попрощавшись. Даже не дав мне шанса убедить её остаться.
— Почему не отвечаешь на звонки? Я звонила.
— Я знаю. — Каждый раз он хватался за свой сотовый в надежде услышать что-нибудь от сокола, которая украла его сердце только для того, чтобы ещё больше погрузиться в депрессию, когда это была не она. Ему приходило в голову позвонить первым, но что он мог сказать? Привет, Кларисса. Я скучаю по тебе. Ты вернешься? Придурок! Он не думал, что выдержит, если она бросит трубку или ещё хуже рассмеётся.
Его мать поставила руки себе на бёдра, рот сжался в прямую линию в раздражении.
— Если ты знал, что я звоню, почему не ответил?
— Потому что не хотелось.
— Что с тобой? Это из-за той глупой птицы?
— Она не глупая.
— Для кого как. Почему ты хандришь?
— Я не хандрю. Хандрить это для слабаков.
— Говорит мужчина, лежащий в одних трусах, а вокруг него валяются пустые коробки из-под мороженого.
Не только из-под мороженого, но и пиццы. Классическая комфортная еда, по крайней мере, так утверждали все статьи о расставании, которые он читал.
— Я был голоден.
Но никакое количество еды не могло заполнить пустоту в его сердце.
— Не лги своей матери. Ты влюбился в ту курицу-переростка, не так ли?