В связи с тем, что о письме Троцкого стало известно в широких кругах, Политбюро ничего не оставалось, как разрешить официально разослать его всем членам ЦК и ЦКК, как и хотел изначально Троцкий[142].
Однако в этот же день 15 октября 1923 года президиум Центральной контрольной комиссии принял резолюцию, в которой указывал, что письмо Троцкого не что иное, как платформа, а его оглашение – попытка организовать фракцию. При этом говорилось, что конкретных предложений в письме Троцкого нет, а перечисленные разногласия «в значительной степени искусственны и надуманы», и поэтому «все они могут и должны быть изжиты внутри ЦК и ЦКК».
В итоге было предложено созвать в ближайшее время объединенный пленум и решить на нем все разногласия. До вынесения же решения пленума ЦК «дальнейшее разглашение и распространение письма и документов, связанных с этими вопросами, Президиум ЦКК считает совершенно недопустимым». Но так как письмо уже разослано, то ЦКК просит Политбюро провести решение, обязывающее всех членов ЦК и ЦКК не распространяться о его содержании[143].
Троцкий был возмущен, что его не пригласили на обсуждение его же письма, которое к тому же обозвали «платформой для создания фракции». Он подчеркивал, что всегда воздерживался от публичных споров, в отличие от большинства членов ЦК, которые предавали огласке все внутренние прения. А теперь, оказывается, он виноват во всем, хотя все время молчал[144]. Сам он уверял, что никак не способствовал распространению своего письма. Однако уже 15 октября 1923 года на основе его же письма было составлено и подписано письмо-обращение его сторонников, ставшее известным как «Заявление 46-ти»[145]. В этот же день его направили в Политбюро: «Чрезвычайная серьезность положения заставляет нас (в интересах нашей партии, в интересах рабочего класса) сказать вам открыто, что продолжение политики большинства Политбюро грозит тяжкими бедами для всей партии».
«Заявление 46-ти»
15 октября 1923
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 25. Л. 58–63 об.]
В этом письме указывалось на «скорый тяжелый общеэкономический кризис» в стране, ответственность за который возлагалась на ЦК, а именно на «случайность, необдуманность, бессистемность решений ЦК, не сводящего концов с концами в области хозяйства»[146]. Эти же действия влияли и на внутрипартийные отношения: «неправильность руководства» парализовала и разлагала партию.
По мнению авторов письма, партия перестала быть «живым самодеятельным коллективом, который чутко улавливает живую действительность», она разделилась на «секретарскую иерархию и мирян – на профессиональных партийных функционеров, подбираемых сверху, и прочую партийную массу, не участвующую в общественной жизни». А состав конференций и съездов подбирался так, что они в итоге становились распорядительными совещаниями этой иерархии.
Это все и порождало создание враждебных групп и фракций внутри партии, а необходима сплоченность партии. Тем самым авторы письма обвинили Сталина в появлении фракций: «Фракционный режим должен быть устранен – и это должны сделать в первую очередь его насадители, он должен быть заменен режимом товарищеского единства и внутрипартийной демократии»[147].
После этого ни о какой приостановке распространения письма Троцкого не могло быть и речи. 18 октября Политбюро приняло предложение ЦКК и на 25 октября 1923 года назначило сбор экстренного пленума. В повестке дня стоял один вопрос – внутрипартийное положение[148].
Лев Борисович Каменев
1923
[РГАСПИ. Ф. 323. Оп. 1. Д. 8. Л. 19]
19 октября члены Политбюро наконец подготовили ответ на письмо Троцкого. Это заняло целых 11 дней. Каменев принял непосредственное участие в его составлении. Ответ был подробным и продуманным. Именно поэтому его составление затянулось. Члены Политбюро постоянно вносили правки, придавая письму более жесткий, но официальный тон. Ответив на каждую претензию Троцкого, Политбюро уделило особое внимание вопросу о назначении секретарей. Оно заявляло о заблуждении Троцкого, так как все секретари, по убеждению членов Политбюро, «пользовались полной поддержкой местных организаций».
При этом в письме достаточно небрежно указывалось, что все привыкли к письмам и декларациям Троцкого, в которых он «неизменно подвергает критике чуть ли не всю деятельность ЦК». Даже Ленин не считал нужным отвечать на них. Однако на это письмо Политбюро не может не реагировать, так как Троцкий, «нападая первый на ЦК партии, выступает в качестве зачинщика борьбы против ЦК», причем в трудный для страны момент[149].
Его письмо однозначно названо «фракционной платформой» и «неслыханным заявлением», так как член ЦК и Политбюро не может и не должен агитировать против ЦК. «Заявление 46-ти», которое «едва ли займет особенно почетное место в истории РКП», охарактеризовано как перепев письма Троцкого, причем с приписками и оговорками.
Ответное письмо членов Политбюро на письмо Л. Д. Троцкого от 8 октября
19 октября 1923
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 25. Л. 110–147]
Завершая письмо, Политбюро упомянуло о существующих разногласиях в ЦК и в партии. Признавая, что они «немаловажны», Политбюро подчеркивало, что «они ни на йоту не поколеблют единства партии, если партия проявит достаточную твердость»[150].
23 октября Троцкий написал новое письмо, продолжая тем самым полемику и готовясь отстоять свою правоту на Пленуме ЦК и ЦКК РКП(б), который открылся 25 октября 1923 года. В то время Политбюро готовило своих сторонников, чтобы «задавить» Троцкого. На пленум были приглашены представители 10 крупнейших партийных организаций: Бакинской, Донецкой, Екатеринбургской, Иваново-Вознесенской, Московской, Нижегородской, Петроградской, Ростовской, Тульской и Харьковской.
Защищать «генеральную линию партии» доверили Сталину.
Дискуссия получилась долгая и жаркая.
Сталин умело отвечал на все выпады Троцкого, в том числе о существовании «тройки», которая принимала ключевые решения и в партии, и в государстве. Сам Сталин делал упор на то, что Троцкий не захотел использовать легальные пути для решения вопросов, да к тому же втянул в это других партийцев.
– ЦК не скрывал все хозяйственные вопросы, – говорил Сталин. – Не в них суть. А в том, что товарищ Троцкий и группа 46-ти не использовали дозволенные партией пути и через голову ЦК обратились к членам партии. Говорили здесь о пустяках, но о главном, из-за чего здесь собрались, не говорили. Дело в том, что, не использовав легальные возможности для исправления «ошибок» ЦК, Троцкий обратился через его голову к членам партии.
Самое важное во всем этом, настаивал Сталин, что своим поступком Троцкий создал «обстановку фракционной борьбы»:
– Троцкий повторил шаг, создавший обстановку, грозящую нам расколом. Надо так оценить поступок Троцкого и осудить его. Надо обеспечить такой порядок, чтобы все разногласия в будущем решались внутри коллегии и не выносились вовне ее[151].
В итоге сталинское Политбюро победило. 102 человека против двух (10 воздержалось) поддержали «политическую линию и практическую работу Политбюро, Оргбюро и Секретариата». Выступление Троцкого было признано «глубокой политической ошибкой», которая послужила сигналом к фракционной борьбе. Самого Троцкого призвали не забывать о своих прямых обязанностях и почаще снисходить до простой практической работы тех партийных и советских учреждений, членом которых он состоит[152].
Политбюро решило не предавать широкой огласке ни письмо Троцкого, ни «Заявление 46-ти». Однако к тому времени, казалось, вся партия была в курсе их существования. Сталину на различных партийных собраниях приходилось выслушивать вопросы о них: «что за записка Троцкого», «какого ее содержание», «почему от нас скрывают записку Троцкого». На партийном активе Краснопресненского района Москвы Сталину пришлось объяснить, что он не имеет права разглашать содержание этой записки, как и ответ Политбюро на нее, так как это решил пленум.
Со всех сторон стала поступать информация о нарастании оппозиционных настроений, в том числе и в Москве. Зиновьев предложил срочно выбрать 10 «первоклассных работников» для развенчания сплетен и слухов, «иначе Москва ускользнет из наших рук»[153]. Кроме того, «тройка» приняла решение о необходимости успокоить массы и пойти на уступки Троцкому. В связи с этим 29 ноября Политбюро постановило выработать проект резолюции о внутрипартийном положении, окончательную редакцию поручили Сталину, Каменеву и Троцкому.
Каменев, как и прежде, поддерживал Сталина. При этом он признавал опасность бюрократизации и то, что активные коммунисты «почти целиком поглощаются административной и хозяйственной работой и тем самым неизбежно отрываются от производства». Лев Борисович настаивал, что в партию нужно привлекать новые молодые кадры. В первую очередь вербовать новых членов партии «из рабочих от станка» – квалифицированных индустриальных пролетариев. Крестьян необходимо просвещать в культурно-политической деятельности, оказывать содействие в получении агрономических знаний и в области кооперации. И уже после этого вовлекать в парторганизации. Не отрицал он и возможность увеличения партии за счет интеллигенции. Особенно перспективными ему казались сельские учителя, которые к тому же могли содействовать соединению города и деревни.