образом по той причине, что они были вполне точно информированы относительно этой телеграммы. Есть также живые свидетели того, что произошло в Ачинске. Во-первых, я бы могла назвать товарища Муранова, члена ЦКК; далее я могла бы назвать мою сопроцессницу, осужденную вместе со мной, Швейцер, а также еще целый ряд товарищей, которые были в то время в Ачинске и были весьма точно информированы относительно телеграммы[251].
Сам же Сталин был доволен эффектом. Он считал, что Каменев сам виноват. За его хулиганское выступление он решил ему припомнить историю с телеграммой[252].
С чего Стасова взяла, что спор о его кандидатуре возник из-за той телеграммы, Каменев не знал. Не иначе, это заранее подстроил Сталин. Каменева ошарашила столь неслыханная дерзость. Поэтому он решил заручиться поддержкой товарищей и не ждать, когда Сталин соберет подписи с подтверждением отправки Каменевым телеграммы Романову. Каменев был уверен, что сторонники Сталина с закрытыми глазами подпишут все, что тот скажет.
В этот же вечер Лев Борисович написал несколько писем и небольших записочек с просьбой вспомнить те события, и особенно апрельскую конференцию.
На следующий день, 16 декабря 1926 года, он уже получил несколько ответов.
Александр Шляпников, бывший лидер группы «рабочей оппозиции», в принципе был раздосадован подобной просьбой. Зачем ворошить прошлое? Если только для политической дискредитации. Но ведь это нанесет удар по партии! Он ответил: «Слух о посылке Вами телеграммы исходил из враждебного нам лагеря. Появление его в печати вызвало запросы в Бюро ЦК со стороны организаций и отдельных товарищей, требовавших от нас объяснений. Как происходило тогда выяснение всего этого дела я теперь не помню, но в “Правде” было помещено Ваше опровержение, отрицавшее этот факт».
Про апрельскую конференцию Шляпников сообщить ничего не смог, так как болел и не принимал в ней участия. Но вспомнил, что на мартовском партийном совещании, на котором и появился слух об отправке Каменевым телеграммы Михаилу Романову, это рассматривалось как обычная травля большевиков во вражеской печати. Он указывал, что разногласия в партии тогда имелись, но по более глубоким и принципиальным вопросам: об отношении к войне, к Временному правительству и о характере революции. «Вопрос о телеграмме никакой роли не играл»[253].
Медведев, который в то время был председателем исполкома Совета солдатских депутатов Ачинского гарнизона, сообщил, что вообще не помнит ни о какой телеграмме. Ему никто ничего не сообщал – ни Сталин, ни Муранов. Да, был гражданский митинг в Народном доме, и он действительно отправил приветственную телеграмму, но председателю Временного правительства Львову.
Зато апрельскую конференцию Медведев помнил очень хорошо, и закрытые заседания в том числе. На одном из них предварительно обсуждались кандидатуры в ЦК. Вот там Ломов весьма энергично выступал с отводом кандидатуры Каменева. Но вовсе не из-за телеграммы. Она вообще не упоминалась. Ломов был против Каменева из-за его непостоянства. По мнению Ломова, тот неоднократно проявлял резкие колебания. Кроме того, он указывал на поведение Каменева во время процесса над думской фракцией. На открытом заседании против Каменева выступал Соловьев, но тоже из-за его поведения на процессе. Однако Ленин выступал в защиту Каменева что на закрытом, что на открытом заседании[254]. Да и в итоге Каменева выбрали 95 человек из 109.
Единомышленник Каменева по оппозиции Петр Залуцкий ответил, что горячо спорил по поводу одной статьи Каменева «На пулю пуля» и о поведении Каменева на думском процессе, а телеграмма Михаилу Романову была ни при чем. «Если бы она играла какую-нибудь роль, – писал Залуцкий, – то я этого не мог бы не знать по тогдашнему своему положению в Организации»[255].
Заместитель наркома земледелия Иван Теодорович сообщал, что помнит разговоры в кулуарах апрельской конференции, осуждающие Каменева за участие в отправке телеграммы. Но он также категорически настаивал, что отвод кандидатуры Каменева был за думский процесс и его колебания[256].
Крупская написала, что никогда не слышала от Владимира Ильича о телеграмме, якобы посланной Каменевым Михаилу Романову: «Знаю, что Владимир Ильич никогда не стал бы покрывать такую вещь. Не стали бы этого делать, конечно, и другие члены ЦК»[257].
Владимир Невский, бывший участник «рабочей оппозиции», указал, что принимал «довольно горячее участие в конференции, был в мандатной комиссии, участвовал во всех закрытых заседаниях, и ни о какой телеграмме, будто бы посланной Каменевым бывшему царю Михаилу, не поднималось речи. Шла речь о поведении Каменева на суде, и только»[258].
Еще один друг Каменева по оппозиции, Вагаршак Тер-Ваганян, писал: «Отчетливо помню, что на заседании Московской делегации дважды обсуждался список ЦК. Часть нашей делегации отводила кандидатуру Каменева, причем в качестве аргумента приводились только думский суд и колебания в начале революции. Но никто ни единым словом не упоминал ни о какой телеграмме»[259].
Участник конференции в апреле 1917 года Иван Овсянников в своем письме указал: «…выступление Соловьева на апрельской конференции с отводом против Каменева по поводу его кандидатуры в ЦК я отчетливо помню… Каменев нехорошо себя вел на процессе думской фракции, и что он написал недавно в “Правде” (в марте 1917 года) оборонческую передовую статью. Ему возражал довольно горячо Владимир Ильич. В речах обоих ораторов ни слова не было ни о какой телеграмме»[260].
Кроме того, Каменев получил в поддержку заявление еще 13 участников апрельской конференции (Пятакова, Сокольникова, Овсянникова, Соловьева, Карнаухова, Зиновьева, Серебрякова, Костиной, Равич, Харитонова, Наумова и Закс-Гладнева), в котором говорилось: «Мы твердо помним, что вопрос о телеграмме по адресу Михаила Романова, будто бы подписанной Каменевым в Ачинске в дни падения царизма, никакой роли на конференции не играл… При выборах ЦК только одним делегатом был сделан отвод кандидатуры Каменева в связи с выступлением его и других товарищей на процессе социал-демократической думской фракции… Мы не допускаем и мысли, чтобы Ленин мог в каких бы то ни было целях прикрыть так называемую “телеграмму” Каменева, если бы она действительно существовала»[261].
Каменев же решил уличить Сталина не просто во лжи, но и в нападках на Ленина. Поддержку ему оказали Зиновьев, Смилга и Федоров – трое из девяти выбранных тогда членов ЦК (заявление четырех): «…мы четверо [четвертый Каменев. – А. К.] заявляем, что версия Сталина, будто бы Ленин прикрыл “телеграмму” Каменева Михаилу Романову, бросает чудовищно-неверный свет прежде всего на самого Ленина. Всем известно, что Ленин был беспощаден к подобным поступкам и никогда не прикрывал их, а, наоборот, открыто перед партией, не стесняясь никакими личными отношениями, осуждал их. На самом же деле он на апрельской конференции в числе первых же членов предложил Каменева в ЦК. Каменев был выбран громадным большинством, он получил при тайном голосовании только на 9 голосов меньше, чем Ленин… Существует точная протокольная запись (она имеется и у Сталина, и у всех членов нынешнего Политбюро) закрытого заседания апрельской конференции, на котором выбирался ЦК. Ни одного слова о какой-то телеграмме Каменева сказано не было».
В заявлении они также обращали внимание: если теперь Сталин утверждает, будто знал о «телеграмме», что ж он тогда не протестовал против помещения в «Правде» статьи Каменева? Почему не сказал Ленину и другим членам ЦК? Вместе с тем они подчеркивали, что, зная о такой телеграмме, Ленин никогда бы не доверил Каменеву свой архив, а члены ЦК не доверили бы Каменеву редактировать литературное наследство Ленина.
«Вынести на трибуну Коминтерна через 10 лет такую вещь, вынести ее назавтра после политической речи Каменева, направленной против Сталина, как назвать такое поведение? Мы категорически заявляем, что вся версия Сталина, поддержанная Стасовой, лжива от начала до конца»[262].
17 декабря 1926 года Каменев написал заявление пленуму ИККИ, приложив уже имеющиеся показания Крупской, Невского, а также заявление 13 участников апрельской конференции. Остальные ответы он не успел сразу перепечатать, поэтому решил отправить их чуть позже.
А между тем сбор свидетельств продолжался и Сталиным, и Каменевым. В тот же день 17 декабря 1926 года в Секретариат ЦК обратились бывшие ссыльные Швейцер, Врублевский, Померанцева – с кратким содержанием проведения митинга и речи Каменева – по их мнению, «в общем либерального характера». При этом они указывали, что телеграмма отправлялась не только Временному правительству, но и Михаилу Романову. В конце заявления добавлено, что «все большевики Ачинской ссылки были недовольны поведением товарища Каменева»[263]. Понятно, что на самом деле ни о каком недовольстве речи не шло. Тогда все ссыльные, в том числе и Сталин, радовались свершившейся революции.
Написал заявление и Муранов, бывший непосредственно председателем ачинского митинга. Он сообщал, что содержание речи Каменева в газете «Енисейский край» от 8 марта 1917 года передано правильно, как и текст телеграммы Временному правительству. Он указывал, что в самой телеграмме было приветствие и Михаилу Романову. Телеграмму составляла комиссия, в которую входил и Каменев, но никак не Каменев единолично. А послали ее от имени митинга, а не от имени Каменева