[288]. Он уговаривал ее приехать еще с февраля. Но она смогла выбраться только в июне, и его жизнь заиграла новыми красками. Ее открытое лицо и лучезарные глаза всегда светились радостью. Она была счастлива быть рядом со Львом Борисовичем, и не важно где. Вечерами они обсуждали литературу, сочиняли вместе письма Максиму Горькому и два раза, в июне и августе, побывали у него в гостях в Сорренто. Там состоялось их знакомство с Анастасией Цветаевой, на которую они произвели очень приятное впечатление. После она вспоминала, что Каменев походил на короля Георга, но при этом держал себя просто и весело[289]. А Татьяна была очень милой и приятной и, будучи литератором, могла легко поддержать любую беседу.
А в Советском Союзе между тем готовились к очередному партийному съезду. 5 августа Политбюро утвердило день открытия съезда – 1 декабря 1927 года. На 20 октября назначили пленум, на котором должны быть представлены тезисы ЦК по вопросам съезда. Кроме того, было решено издавать «Дискуссионный листок» при «Правде», где будут публиковаться контртезисы оппозиции[290]. При этом предполагалось, что «полемика должна вестись в строго товарищеских, деловых рамках без обострения и преувеличения».
Оппозиция тоже подготовилась к съезду. 3 сентября 1927 года проект ее платформы был готов, подписан 13 членами оппозиции, в том числе Каменевым[291], и отправлен в Политбюро.
Главное, что выделяла оппозиция в этом документе, – рост влияния госаппарата, а вместе с ним и бюрократического извращения рабочего государства[292]. Подробно изложив проблемы в положении рабочих и крестьян, кооперации, развитии промышленности, национальном вопросе, положении в партии и комсомоле, армии и флоте, положении СССР на мировой арене и, конечно, разногласия в партии, оппозиция представила практические решения каждого вопроса.
Так, для рабочих предлагалось «пресечь поползновения к удлинению 8-часового рабочего дня», повысить зарплаты в соответствии с достигнутым повышением производительности труда, пресечь «бюрократические безобразия в области рационализации», выдавать пособия по безработице, «действительно соответствующие средней зарплате данной местности», улучшить жилищные условия, «обязав предприятия усилить затраты на жилстроительство»[293].
Для решения аграрного вопроса предлагалось вести правильную политику заготовительных цен и организацию доступного кредита; изменить существующую систему единого сельскохозяйственного налога, освободив от него беднейшие и «маломощные крестьянские дворы»; увеличить вложения средств в совхозное и колхозное строительство и повысить цены на сельскохозяйственные продукты ради возможности удержать хозяйство хотя бы на нынешнем уровне.
Проект платформы большевиков-ленинцев (оппозиции) к XV съезду ВКП(б) с приложением записки 13 членов оппозиции в Политбюро ЦК ВКП(б)
3 сентября 1927
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 132. Л. 74–74 об.]
В промышленности оппозиция ратовала за увеличение темпов индустриализации, так как работа промышленности не должна отставать от растущих потребностей и ресурсов страны. Отвергая пятилетку Госплана, она предлагала упорядочить финансы, дать отпор «покушениям на монополию внешней торговли».
Кроме того, оппозиционеры призывали взять курс на борьбу с чиновничеством и вовлекать трудящиеся массы в дела управления. Будучи уверенными в неизбежной войне «империалистов» против СССР, призывали к организации пролетарских революций «в решающих странах».
И главное, что подчеркивала оппозиция в своей платформе, – что она категорически против раскола партии: «Наша задача состоит не в том, чтобы строить какую-то новую партию, а в том, чтобы добиться исправления линии ВКП… Пролетарская революция в СССР может победить до конца только при единой большевистской партии»[294].
А 6 сентября 1927 года Зиновьев, Петерсон, Муралов и Троцкий отправили в Политбюро и Президиум ЦКК заявление, в котором указывалось на репрессии против инакомыслящих накануне съезда, на слишком малый срок для дискуссий перед съездом (был дан лишь месяц), говорилось о срывах выступлений оппозиционеров на партийных собраниях, снятии с постов и ссылке оппозиционеров, увольнениях с работы сторонников оппозиции, запрете перевода оппозиционеров из кандидатов в члены партии, что для Троцкого приравнивалось к исключению из партии, запрете публиковаться в печати.
В том же заявлении выставлялись требования: немедленно рассмотреть платформу оппозиции, вернуть в партию исключенных оппозиционеров, обеспечить возможность дискуссий на партийных собраниях, организовать печать и распространение всех предсъездовских документов, в том числе и платформы оппозиции, и ускорить созыв пленума. А главное – оппозиция просила «устранить фракционный характер подготовки съезда и прекратить безобразия, недостойные пролетарской партии» [295].
8 сентября срочно собралось объединенное заседание Политбюро и Президиума ЦКК. Несмотря на то что туда пригласили Зиновьева и Троцкого, им не дали нормально высказаться. После выступления Сталина прения были закрыты, и они даже не смогли хоть как-то прокомментировать его обвинения. Поэтому 12 сентября они отправили так называемые дополнения к своим выступлениям. Секретариат, как и ожидалось, отказался их приобщать к стенограмме. Причина абсолютно смешная – «дополнения» на 16 страницах, а можно приобщить якобы только одну[296].
Как и стоило ожидать, все требования были отвергнуты. Политбюро возмущалось, что оппозиция принялась критиковать тезисы ЦК, даже не увидев их. А ведь дискуссию можно начинать только после официальной публикации тезисов ЦК. Авторов платформы назвали оторвавшимися от партии и пролетариата интеллигентами, давно уже потерявшими веру в силу революции. Отказ напечатать платформу оппозиции Политбюро объяснило нарушением резолюции X съезда «О единстве партии». И это несмотря на то, что платформа прямо говорит о необходимости единства партии. В итоге был сделан вывод, что «оппозиция, очевидно, стремится сорвать план подготовки к съезду». Политбюро, «не может быть сомнения», не допустит этого[297]. Поэтому решили: печатание и распространение платформы воспретить. А в случае распространения в СССР и за границей – «считать ответственными за нарушение партдисциплины подписавших ее товарищей».
Кроме прочего, Политбюро категорически было не согласно с тем, что «ухудшение дипломатических отношений СССР с капиталистическими государствами» – признак ослабления международных позиций пролетариата СССР. По его мнению, это, скорее, результат политического кризиса на Западе[298].
В итоге платформу оппозиции Политбюро назвало «платформой раскола партии», а ее авторов – хныкающими и нетерпимыми интеллигентами. Вместе с резолюцией Политбюро этот документ был разослан всем членам ЦК и ЦКК «под личную расписку с обязательством обращаться с этими документами наравне с шифром и вернуть в Секретариат»[299].
А потом прокатилась волна обысков[300]. У сторонников оппозиции целенаправленно искали и изымали документы оппозиционного характера. Все протесты, что найденные документы являются большевистски-ленинскими, а не контрреволюционными, игнорировались. Среди обнаруженного была и платформа оппозиции, причем в типографском виде.
20 сентября стали появляться сведения из разных городов, что платформа оппозиции все же распространяется. Все это развязало Политбюро руки, чтобы обвинить оппозицию в создании нелегальной антипартийной типографии. На самом деле речь шла всего лишь о паре пишущих машинок, стеклографе и ротаторе. Зиновьев и Петерсон пытались защищаться, требовали расследования действий ГПУ в связи со слежкой и обысками сторонников оппозиции. Угрожали довести до Коминтерна все сведения о творящихся безобразиях[301]. Но Политбюро опять все решило по-своему. 22 сентября 1927 года оно утвердило резолюцию о раскрытии нелегальной типографии[302].
В первую очередь оно обвинило оппозицию во лжи: «оппозиция дала свое заявление от 8 августа[303] не ради единства, а для того, чтобы обмануть партию и прикрыться этим обманом для усиления своей раскольнической работы». А организовав в Москве нелегальную типографию, по мнению Политбюро, совместно «с беспартийными буржуазными интеллигентами», встала на путь создания новой партии. В ответ на угрозу Зиновьева Политбюро и ЦКК заявили, что сделают все от них зависящее, чтобы отстоять единство партии: «Партия совершила бы самоубийство, если бы поколебалась хотя бы на одну минуту вышвырнуть вон из своих рядов разложившихся раскольников и дезорганизаторов»[304].
Реакция Зиновьева не заставила себя долго ждать. В обращении ко всем членам и кандидатам ЦК, ЦКК и всем обкомам Зиновьев прямо обвинил Сталина в том, что он притянул историю с нелегальной типографией для оправдания своего нежелания публиковать платформу: «Эту платформу Сталин напечатать, видимо, не может, ибо ленинской правды он, предавший ленинизм, вынести не может. Сталин знает, что эта платформа встретит горячую поддержку рабочих-коммунистов»