Одновременно с обысками нагрянули к Сафарову и Зиновьеву. Оба, не теряя времени, принялись писать письма Сталину. Каменев же этого делать не стал. Тогда это ему даже и в голову не пришло. Он был растерян и абсолютно уверен, что это ошибка. Многое в его жизни бывало, но убийство…
Докладная записка наркома внутренних дел Г. Г. Ягоды И. В. Сталину об аресте А. М. Гертика, Г. Ф. Федорова, Г. Е. Евдокимова, А. В. Перимова, И. П. Бакаева и П. А. Залуцкого
9 декабря 1934
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 197. Л. 117–118]
Артемий Моисеевич Гертик. Тюремное фото
9 декабря 1934
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 197. Л. 119]
Григорий Федорович Федоров. Тюремное фото
9 декабря 1934
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 197. Л. 120]
Григорий Еремеевич Евдокимов. Тюремное фото
9 декабря 1934
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 197. Л. 121]
Алексей Викторович Перимов. Тюремное фото
9 декабря 1934
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 197. Л. 122]
Иван Петрович Бакаев. Тюремное фото
9 декабря 1934
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 197. Л. 123]
Петр Антонович Залуцкий. Тюремное фото
9 декабря 1934
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 197. Л. 124]
Докладная записка наркома внутренних дел Г. Г. Ягоды И. В. Сталину об аресте Г. Е. Зиновьева, Л. Б. Каменева и Г. И. Сафарова
16 декабря 1934
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 199. Л. 43–44]
В квартире Каменевых обстановка царила очень напряженная и гнетущая. При обыске перерыли буквально все, даже вещи и постель сына Волика. Внимательно осматривали каждую вещь[421]. Обыск ничего подозрительного не выявил. Была обнаружена лишь старая переписка Каменева 1920-х годов, ее и изъяли.
Паукер при этом пытался подбодрить и успокоить Каменева:
– Товарищ Каменев, не переживайте, это все недоразумение и через день-два разъяснится.
На что Каменев печально и устало отвечал:
– Конечно, это недоразумение, и все разъяснится… Но все же быть арестованным своими же, именно теперь – совершенно непереносимо.
Подбадривала его и супруга Татьяна Глебова:
– Лева, вот увидишь, все разрешится! Я завтра же пойду к Сталину и буду просить его о личном вмешательстве.
Каменев мог лишь растерянно бормотать ей в ответ:
– Да, иди, завтра же иди, а если Иосиф Виссарионович не сможет тебя принять, иди к Генриху Григорьевичу – скажи, что это все ужасное недоразумение.
Несмотря на то что при обыске ничего подозрительного обнаружить не удалось, Каменева арестовали. Уходя, уже в дверях, он, обернувшись, еще раз попросил свою жену идти за помощью к Сталину:
– Таня, завтра же иди[422].
Однако Глебова не стала ждать завтрашнего дня. Как только Льва Борисовича увели, она помчалась к Горькому, чтобы сообщить о произошедшем и от него по телефону попытаться дозвониться до секретаря Сталина Александра Поскребышева и договориться о приеме у Сталина. Попытка оказалась неудачной. Утром следующего дня, 17 декабря, она направила Сталину короткое письмо с просьбой ее принять и выслушать. «Я боюсь за его жизнь, – написала Глебова, – он сказал после возвращения из Минусинска, что не переживет, если снова какой-нибудь несчастный случай подорвет к нему доверие партии и Ваше»[423]. Только к полуночи она получила короткий ответ Поскребышева – в ближайшие дни Сталин не сможет ее принять.
Письмо Г. Е. Зиновьева И. В. Сталину об обыске и своей невиновности
16 декабря 1934
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 199. Л. 45]
Письмо Г. И. Сафарова И. В. Сталину
16 декабря 1934
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 199. Л. 46]
Татьяна Ивановна не сдавалась. Сразу после этого она написала еще одно письмо, а на следующий день еще. Она взывала к Сталину: «Я так уверена в невозможности в настоящее время какой-либо причастности Л. Б. к каким бы то ни было антипартийным группам, а не только к проклятому, ужасному преступлению, что я готова ручаться Вам своей жизнью и партийной честью. Теперь же я прошу и умоляю Вас лично проверить обвинения, взведенные на Каменева». Ответа на эти письма не последовало.
Письмо Т. И. Глебовой И. В. Сталину с просьбой о встрече
17 декабря 1936
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 199. Л. 58]
Каменев в это время уже был в Ленинграде. После ареста его сразу увезли в «Большой дом» (Литейный, 4) – здание Управления НКВД, которое незадолго до убийства Кирова стало функционировать как тюрьма, известная в народе под названием «Дом слез».
С 17 декабря началась череда допросов Каменева. Изначально его допрашивал следователь Рутковский. На первом допросе Каменеву задали всего 3 вопроса, он достаточно подробно на них ответил.
– Следствие располагает данными о том, что Вы возглавляли контрреволюционную антипартийную организацию из участников бывшего зиновьевско-троцкистского блока, – сообщил Рутковский. – Что Вы можете показать по этому делу?
Каменев отвечал четко и честно, практически не думая:
– Отрицаю не только руководство какой-либо контрреволюционной антипартийной организацией, но и принадлежность к ней, а также свою осведомленность о существовании подобных организаций[424].
Каменев рассказал, что с момента отъезда в ссылку в Минусинск, а это ноябрь 1932 года, он ни с кем из бывших участников оппозиции не поддерживал связей и никого из них не видел, за исключением нескольких случайных встреч. Он попытался вспомнить каждого, с кем встречался:
– Из них вспоминаю встречу на даче с Евдокимовым в прошлом или этом году, причем разговоров на политические темы я с ним не вел. Видел как-то Залуцкого в трамвае, но и с ним не говорил. После того как я вернулся из Минусинска, в апреле 1933 года, мне кто-то передавал, кто именно не помню, о том, что Евдокимов и Бакаев хотели бы видеть меня. Я это предложение отклонил. В последний мой приезд в Ленинград, приблизительно в начале лета 1934 года, в столовой Академии наук я встретил случайно Яковлева Моисея, который просил меня переговорить с ним наедине после обеда по делам Академии. Я отказался. Отказался я также и от предложения Зиновьева хлопотать о Гертике Артеме, бывшем в ссылке, после моего возвращения из Минусинска. Раза два видел за это время Равич Ольгу, приезжавшую из Воронежа в Москву по делам. Разговоров на политические темы я ни с кем не вел.
Протокол первого допроса Л. Б. Каменева после ареста
17 декабря 1934
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 199. Л. 158]
Свое нежелание общаться с бывшими друзьями по оппозиции он объяснял твердо принятым решением – порвать с ними и заслужить доверие партии.
– В 1932 году я уже стремился отойти не только от политических, но и от личных связей с бывшими участниками зиновьевско-троцкистского блока, и могу с уверенностью сказать, что на собраниях, которые решали бы какие-либо политические вопросы, не присутствовал.
При этом Каменев уверял, что и у них не было желания общаться с ним, так как по всем текущим вопросам политики партии они узнавали новости у Зиновьева.
В связи с этим следователь задал вопрос:
– Вы сохранили политические и личные связи с Зиновьевым до настоящего времени?
Каменев признался, что общался с Зиновьевым. И это несмотря на запрет Глебовой и на обиду. Их дружба оказалась сильнее. Однако он об этом не сказал, а преподнес все как вынужденное общение:
– С момента, когда я был привлечен к ответственности за рютинскую платформу, не будучи связанным ни с одним из участников организации Рютина, а получив ее для ознакомления от Зиновьева, в моих отношениях к Зиновьеву произошло сильное охлаждение. Однако ряд бытовых условий, а именно совместная дача, не дал мне возможности окончательно порвать связь с ним. Считаю необходимым отметить, что, живя в одной даче, летом 1934 года мы жили совершенно разной жизнью и редко встречались. Нас посещали разные люди, и мы проводили время отдельно. Бывавшие у него на даче Евдокимов и, кажется, Куклин были гостями его, а не моими. Находя это положение все же для себя неприемлемым, я при первой же возможности стал строить себе дачу по другой железной дороге.
И на всякий случай добавил:
– Еще в период совместной борьбы с партией я никогда не считал Зиновьева способным руководить партией, последние же годы подтвердили мое убеждение, что никакими качествами руководителя он не обладает.
Казалось, Рутковского этот ответ удовлетворил, и он задал последний вопрос:
– Что Вам известно лично или со слов других о существовании в Ленинграде контрреволюционной организации из бывших участников зиновьевско-троцкистского блока?
– Я ничего о существовании такой организации не знаю, – уверенно ответил Каменев[425].
В это же время другие арестованные на допросах рассказывали иное. Так, 17 декабря 1934 года заведующий сектором пуска и оргстроительства Государственного института по проектированию металлургических заводов Сергей Осипович Мандельштам на допросе сообщал о том, что в Ленинграде существовала контрреволюционная зиновьевская организация, деятельность которой «направлялась Московским центром» в составе Зиновьева, Каменева, Евдокимова, Бакаева, Федорова, Гертика[426]. А сам Леонид Николаев на одном из допросов, после сильной «обработки» следователями, показал, будто ему известно, что «в Москве имеется центральная группа зиновьевско-троцкистской организации», в которую входят Зиновьев и Каменев