.
Всеми своими мыслями и воспоминаниями Каменев решил поделиться с Аграновым. Зачем? Наверное, у самого Каменева даже не было ответа на этот вопрос. В его голове застряла мысль, что «для дела компартии опасны не только прямые враждебные настроения и группы, но и люди, которые хранят про себя свое отрицательное отношение к политике партии».
19 января 1935 года он написал Агранову: «Я хочу рассказать все, что я знаю или о чем хотя бы подозреваю, о людях, с которыми мне приходилось встречаться или о которых я слышал». 23 января Агранов отправил протокол допроса Каменева Ежову и Сталину[468].
В то время как у Каменева продолжались метания, Сталин понимал, что его план «свалить» всю ответственность за смерть Кирова на оппозицию провалился. Это можно четко увидеть в закрытом письме, написанном Сталиным 17 января 1935 года. Он назвал его «Уроки событий, связанных со злодейским убийством тов. Кирова». Сталин направил его всем членам Политбюро с предложением: «Хорошо было бы сегодня же обсудить это дело и принять решение»[469].
В этом письме Сталин сообщал, что «злодейское убийство совершено ленинградской группой зиновьевцев, именовавшей себя “Ленинградским центром”, идейным и политическим руководителем “Ленинградского центра” был “Московский центр”». Однако стоит обратить внимание на то, как в этом письме написано о связи так называемого «Московского центра» с убийством Кирова. Забавно видеть в столь важном документе, да еще и после завершившегося суда, такие слова, как «по-видимому», «наверное».
Протокол допроса Л. Б. Каменева с сопроводительной запиской Я. С. Агранова И. В. Сталину
19, 25 января 1935
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 210. Л. 25, 26]
Итак, в письме Сталин указал, что «Московский центр» «не знал, по-видимому, о подготовлявшемся убийстве товарища Кирова, но, наверное, знал о террористических настроениях “Ленинградского центра” и разжигал эти настроения»[470]. При этом, подводя итоги, он все же указал, что «зиновьевская антипартийная группа является единственной в истории нашей партии группой, которая в своей практике… сочла возможным прибегнуть к террору, как к методу борьбы против партии и ее руководства»[471].
С тем, что процесс провален, согласились и Агранов, и Ежов. 23 января 1935 года Ежов направил Сталину записку с материалами для доклада на совещании руководящего состава НКВД. В ней он отдельное внимание уделяет делу об убийстве Кирова и указывает «причину неудач» – «следствие люди вести не умеют». Отсутствие нужного результата Ежов объясняет низкой квалификацией следователей: они «в разговоре с оппозиционерами терялись, так как многие не знают не только оппозиционной борьбы зиновьевцев, но и истории партии вообще». Кроме того, Ежов ругал общий для всех допрашиваемых стандарт вопросов. «Получается это потому, что следователи друг у друга списывают вопросы и часто требуют аналогичных ответов от допрашиваемого». Из-за этого, по мнению Ежова, стирается индивидуальная грань допроса, а протоколы все «слишком приглажены и подстрижены».
Получается, что после ареста все подсудимые начали «каяться» в своей деятельности и «политически оплевывать свое прошлое». Ежов утверждал, что это не так. По его мнению, многие, наоборот, «выпятили свое контрреволюционное лицо и сущность». При этом он не предлагал записывать прямые их ругательства в адрес партии, но хотя бы оттенить эту особенность в протоколах, чтобы «было видно более точно лицо врага»[472].
3 февраля 1935 года в НКВД проходило оперативное совещание. На нем Яков Агранов признался, что доказать, будто «Московский центр» знал о подготовке террористического акта против Кирова, не удалось[473].
Но, кроме этого, имел место еще один провал – в пропаганде. Реакция рабочего класса на два процесса по делам «Ленинградского» и «Московского» центров не получилась такой, какую ожидали. Причем два раза. Первый раз – когда 17 декабря были опубликованы резолюции Московского и Ленинградского пленумов, которые виновниками в убийстве Кирова называли зиновьевцев. Второй раз – после обсуждения закрытого письма Сталина.
18 января 1935 года закрытое письмо «Уроки событий, связанных со злодейским убийством тов. Кирова» было отправлено всем первым секретарям краевых и областных комитетов партии с указанием «немедля распределить и доставить» его всем райкомам, в том числе комсомола, всем заместителям политдиректоров МТС, начальникам политотделов совхозов и низовым организациям важнейших промышленных предприятий основных промышленных центров, а также вузов и втузов. При этом ЦК нацкомпартий, политотделам Красной армии, политотделам на транспорте и организациям НКВД письмо «рассылалось особо аппаратом ЦК ВКП(б)»[474].
Казалось бы, после судебного заседания и вынесенного приговора должна быть поставлена точка в убийстве Кирова. Даже Сталин в закрытом письме сообщал, что «очаг злодеяния – зиновьевская антисоветская группа – разгромлена до конца, а виновники злодеяния понесли должное наказание»[475].
Однако именно это письмо положило начало новому витку в «расследованиях» и политических репрессиях.
Вскоре после суда Николай Ежов подготовил черновой вариант брошюры «От фракционности к открытой контрреволюции». В ней уже говорилось о том, что зиновьевцы стремились уничтожить Сталина, хотя ни в деле «Ленинградского центра», ни в деле «Московского центра» ни разу не упоминалось о подготовке покушения на Сталина.
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о высылке 663 зиновьевцев и командировании 325 бывших оппозиционеров из Ленинграда в другие районы
26 января 1935
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 210. Л. 126]
Все это делалось для того, чтобы продолжить репрессии против бывшей оппозиции. 26 января 1935 года Сталин подписал постановление Политбюро – из Ленинграда предлагалось выслать 663 зиновьевца на север Сибири и в Якутию сроком на 3–4 года. Этим же решением 325 бывших оппозиционеров (нынешних члена партии) были откомандированы из Ленинграда на другую работу.
Обо всем этом Каменев не знал. Лишь 29 января 1935 года ему разрешили свидание с женой. После полученного от нее письма эта встреча была очень важна для него. Он очень нервничал, боялся, что она не придет. А увидев жену, бросился к ней с рыданиями.
Татьяна, успокаивая Льва Борисовича, гладя его по седым волосам, пыталась выяснить, в чем же его вина? За что его посадили в заключение? Каменев клялся, что никакой контрреволюционной работы по возвращении из ссылки не вел. И если и виноват, то в сохранении контрреволюционной группы зиновьевцев, от которой он и правда отошел. Но при этом не разоблачил ее.
Глебова, несмотря на злость и обиду, поверила Каменеву. И, глядя в его заплаканные глаза, сказала:
– Если бы ты, Лева, продолжал свою оппозиционную работу, я застрелила бы тебя собственной рукой[476].
Глава 22«Кремлевское дело». Покушение на вождяЯнварь – июль 1935
Лев Борисович содержался в Челябинском политизоляторе особого назначения. Спокойно отсидеть свой срок наказания Каменеву не удалось. В это время разгоралось новое дело против оппозиции, ставшее известным в последствии как «Кремлевское». И здесь убийство Кирова уже ни при чем. Оказалось, что готовилось покушение на самого Сталина, которое удалось предотвратить благодаря «бдительности» сотрудников Кремля. И Каменев в нем играл, на удивление, главную роль. Однако до марта 1935 года он об этом и не подозревал.
Началось все в январе 1935 года, когда по доносам стало известно, что в Кремле систематически распространяются контрреволюционные провокационные слухи и клевета на партийное руководство. Разговоры велись среди уборщиц правительственных учреждений Кремля. В основном болтали об убийстве Кирова, «Завещании Ленина», в котором тот нелестно отзывался о Сталине и обстоятельствах смерти жены Сталина Надежды Аллилуевой, застрелившейся 9 ноября 1932 года.
Ходили слухи, что она не сама свела счеты с жизнью, а кто-то говорил, будто сам Сталин довел ее до самоубийства. За такие разговоры и было арестовано несколько уборщиц. На допросах выяснилось, что они только обсуждали то, что слышали от работников кремлевской библиотеки и комендатуры Кремля. Вот кто являлся первоначальным источником возникновения контрреволюционной клеветы. Распутав клубок, путем допросов и сопоставления фактов, следствие выяснило, что «в течение ряда лет в Кремле сформировалась обстановка полного разложения». Оказывается, работников в комендатуру Кремля, в правительственную библиотеку и даже в Секретариат Центрального исполнительного комитета принимали не по деловым качествам, а исключительно по личным связям, более того, «приветствовалась» готовность представительниц женского пола сожительствовать с ответственными работниками партийного и государственного аппарата.
Надежда Сергеевна Аллилуева
1927
[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1663. Л. 1]
Следствие пришло к выводу, что вся распространяемая клевета оказалась контрреволюционным заговором, а не безобидными слухами, как могло показаться изначально. В Кремле, под самым носом Сталина, была создана разветвленная контрреволюционная, террористическая организация, главной целью которой являлось убийство вождя.
Организация состояла из пяти групп. В первую группу сотрудников правительственной библиотеки[477]