помимо всех прочих входила бывшая жена брата Льва Каменева Нина Розенфельд (Бебутова). Вторая группа – военнослужащие комендатуры Кремля[478], третья[479] – военные работники и слушатели Военно-химической академии, которые поддерживали связь с заграничным троцкистским центром, четвертая[480] – группа троцкистской молодежи, к которой принадлежали сын Троцкого Лев Седов и племянник Каменева Борис Николаевич Розенфельд. Впоследствии выяснилось, что именно он, Розенфельд, являлся ее руководителем. Пятая группа состояла из бывших активных участников белогвардейского движения[481], именно она вплотную контактировала с сотрудниками кремлевской библиотеки. По официальным сообщениям, всего по «Кремлевскому делу» было арестовано 65 человек, из них 14 участников террористических военных групп, 21 человек – террористическая группа правительственной библиотеки, 8 человек – троцкистская группа молодежи, 3 человека – группа в Оружейной палате Кремля, 7 человек – группа обслуживающего персонала Кремля.
После многочисленных допросов и очных ставок брат Каменева, художник Николай Розенфельд, и его бывшая жена признались, что действительно готовились к совершению террористического акта в отношении Сталина, а возглавлял его подготовку Лев Каменев. Именно его указаниям они следовали и выполняли все директивы. Каменев давно говорил им, что единственным выходом из тяжелого положения страны является уничтожение Сталина.
Для подготовки убийства Иосифа Виссарионовича были задействованы разные группы людей. Так, например, Борис Розенфельд по поручению своей матери Нины Розенфельд создал контрреволюционную группу из троцкистской молодежи. Они занимались выслеживанием Сталина вне Кремля. Брат Каменева Николай Розенфельд отвечал за пропаганду террористических взглядов, распространял пасквили про Сталина среди группы реакционно настроенных художников.
Существовало два плана по уничтожению Сталина: огнестрельным оружием и путем отравления. В первом случае планировалось, получив оружие в Комендантском управлении Кремля, застрелить Сталина в одном из помещений внутри Кремля. Во втором – применить сильнодействующий яд, который всегда находился у Нины Розенфельд. Отравить еду Сталина планировали вновь с привлечением работников комендатуры Кремля.
Высказывания уборщиц зданий правительства о И. В. Сталине, которые были переданы А. С. Енукидзе
Ноябрь – декабрь 1934
[РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 103. Л. 241, 243–244]
Казалось бы, это триумф НКВД. Не только раскрыто такое громкое дело, а еще и предотвращено убийство самого Сталина. Вот только все это большая ложь – от начала до конца. Ну, разве кроме того, что разные люди сплетничали и обсуждали между собой разные слухи. Но известно об этом станет только после смерти Сталина, когда будет пересматриваться прошлое. А пока невинные люди вынуждены были отбывать наказание за вымышленное преступление.
На самом деле всего к уголовной ответственности по «Кремлевскому делу» было привлечено не 65, а 112 человек. В первую очередь арестовали 17 человек обслуживающего персонала и технических работников кремлевских учреждений. Это уборщицы, швейцары, телефонистки. Кроме них аресту подверглись 18 сотрудниц правительственной библиотеки и несколько командиров охраны Кремля. Большинство обвиняемых даже не работали в Кремле, а шесть человек вообще являлись домохозяйками. Многие из них оказались привлечены по данному делу лишь на основании знакомства с некоторыми арестованными служащими учреждений Кремля или даже за то, что имели общих знакомых. При этом сами арестованные работники Кремля в большинстве случаев не знали друг друга. Не знал никого из обвиняемых, кроме пяти своих родственников, и привлеченный к этому делу Каменев.
К моменту ареста в органах НКВД не имелось ни свидетельских показаний, ни оперативных материалов, ни каких-либо иных доказательств преступной деятельности обвиняемых. Все расследование проводилось только путем допроса арестованных, причем по определенной схеме.
На сей раз следователи учли все «ошибки», допущенные на допросах по делам «Московского» и «Ленинградского» центров. Они стали «выбивать» признания: путали вопросами, давили показаниями сослуживцев, угрожали арестом родственников, шантажировали, пугали расстрелами и пытками, обещали сохранить жизнь членам семей. Допросы шли по кругу непрерывно по 18–20 часов. Следователи, сменяясь, задавали одни и те же вопросы, не давая арестованным спать и пить. На допросах по несколько раз от следователя звучала фраза: «Если хотите жить, то Вы должны признать участие в организации».
Первоначально арестованным вменялось в вину распространение провокационных слухов по поводу «Завещания Ленина», смерти Аллилуевой, убийства Кирова. После получения признания в этом следователи начинали «убеждать» арестованных в том, что распространение таких слухов разжигало враждебное отношение к Сталину и могло вызвать террористические настроения. Если арестованные соглашались с этими доводами, а делалось все, чтобы они согласились, их самих обвиняли в принадлежности к террористическим группам и подготовке убийства Сталина. Несмотря на то что многие арестованные «ломались» под давлением и угрозами, в основном протоколы допросов были составлены следователями и не имели ничего общего с реальными показаниями подсудимых. Арестованные пытались обратить на это внимание и писали жалобы в прокуратуру и НКВД – сказанное ими не совпадало с тем, что написано в протоколах. Вдобавок некоторым арестованным вообще не предъявлялось никакого обвинения, а некоторых даже не допрашивали[482].
Докладная записка заместителя наркома внутренних дел СССР Я. С. Агранова И. В. Сталину об аресте А. Г. Шляпникова, С. П. Медведева, Л. И. Мадьяра, И. Т. Смилги, Л. А. Шацкого, С. С. Данилова, В. Д. Вуйовича, Р. Л. Будзинской, С. С. Осинской, М. С. Голендо, В. Ф. Панкратова, В. Д. Резника, Б. А. Кушнера, М. Я. Рознера, С. И. Масленникова, З. Б. Ливянта, С. С. Зорина и С. В. Мрачковского
3 марта 1935
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 213. Л. 4]
Справка по результатам изучения материалов дела «О контрреволюционных террористических группах в правительственной библиотеке, комендатуре Кремля» с приложением сопроводительной записки Генерального прокурора СССР Р. А. Руденко В. М. Молотову
15 июня 1956
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 454. Л. 4, 53–59]
Каменев долгое время не знал о происходящем. Он отбывал свой срок в Челябинском политизоляторе особого назначения, и только 5 марта его этапировали в Москву. На допрос его первый раз вызвали 20 марта, уже после того, как были допрошены его брат Николай, племянник Борис и Нина Розенфельд.
Допросам подверглась и жена Каменева Татьяна Глебова. Арестована она была 7 марта 1935 года. Маленькому Волику сказали, что мама заболела и ее положили в больницу. Самого Волика отправили на дачу к Максиму Горькому[483].
К сожалению, узнать, что на самом деле она говорила на допросах, мы никогда не сможем. Протоколы ее допросов, как и все остальные, написаны следователями. Ясно одно, ее заставляли признать, что Каменев до самого ареста в 1934 году был на стороне контрреволюционной оппозиции, а сама она активно участвовала в контрреволюционной деятельности[484]. И только сохранившееся письмо Сталину, которое она написала 14 марта 1935 года, подтверждает, что она, в отличие от своего мужа, «не сломалась», а все написанное в протоколе ложь [485].
Письмо Т. И. Глебовой И. В. Сталину о своей невиновности с запиской заместителя наркома внутренних дел СССР Я. С. Агранова
15 марта 1935
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 213. Л. 114, 115–116]
Каменев всего этого не знал и понятия не имел, зачем его вызывают. Он уже признал свою вину в убийстве Кирова. Что еще? Ничего нового он сообщить не может.
Допрашивали его недолго. Вопросы по очереди задавали заместитель начальника СПО ГУГБ Люшков и начальник 2-го отдела СПО ГУГБ Каган. При этом они его ни в чем не обвиняли, скорее, просто рассказывали о показаниях его брата.
– Что Вам известно о политических настроениях вашего брата Николая Борисовича Розенфельда? – спросил Люшков.
Каменев немного растерялся:
– Человеком, имеющим принципиальные взгляды в политических вопросах, я его не считал. Я видел с его стороны только личное сочувствие ко мне, которое объяснял не какими-нибудь обдуманными политическими взглядами, а обывательскими родственными чувствами.
– Ваш брат показывает, что он разделял Ваши политические взгляды, которые Вы защищали в борьбе с партией.
– Я специально его политическими взглядами не интересовался.
Люшков решил идти ва-банк:
– Ваш брат Николай Борисович Розенфельд нами арестован за террористическую деятельность. На следствии он признал, что участвовал в подготовке убийства товарища Сталина, и показал, что его террористические намерения сформировались под Вашим влиянием. Что Вы можете показать по этому вопросу?
Каменев был ошарашен. «В убийстве товарища Сталина» – звучало в его голове. «Что я могу показать? Только то, что он сошел с ума», – думал Каменев. Вслух же он сказал:
– Мне об этом ничего не известно. Он бывал у меня время от времени, я ему материально помогал. Бывая у меня, он присутствовал при разговорах, которые велись у меня на квартире и на даче в Ильинском. Эти разговоры, главным образом, велись с Зиновьевым.
Каменева вновь вернули к тем вопросам, которые не раз уже ему задавали, – о его общении с Зиновьевым: