Преувеличивая свои заслуги, Ежов утверждал, будто, «только припертый десятками фактов и показаниями почти всех активных участников террористов», Каменев в конце концов признался, что его целью было «совершить гнусное злодеяние – убийство Сталина». И снова звучала ложь. Каменев выстоял на всех допросах и не сказал того, что так ждали от него следователи. Но, казалось, Ежову это уже и не нужно:
– Следствие сейчас располагает абсолютно достаточным количеством данных, которые показывают, что Зиновьев и Каменев были непосредственными участниками организации террористической работы в СССР и активно организовывали убийство товарища Кирова и готовили покушение на товарища Сталина.
При этом вдохновителем террора Ежов называл Троцкого, так как именно он взял под свою защиту всех террористов, в том числе Каменева и Зиновьева. Да и все показания по «Кремлевскому делу», по его мнению, свидетельствовали, что «организатором террора против руководителей партии и советского государства теперь является Троцкий». Примечательно, что совсем недавно вдохновителем он называл Каменева.
А дальше Ежов по кругу повторял одно и тоже: «Эти факты показывают, что убийство Кирова было организовано Зиновьевым и Каменевым».
И только в самом конце доклада он вспомнил несчастного Енукидзе. Возлагая на него ответственность за то, что могло бы быть, Енукидзе обвинили в политической слепоте, преступном благодушии, непартийном поведении, потере классового чутья, полуменьшевистском колебании и много еще в чем.
– Енукидзе должен быть наказан самым суровым образом, иначе это будет непонятно никому. Он создал такую обстановку, при которой любой белогвардеец мог проникнуть в Кремль. Предлагаю вывести Енукидзе из состава ЦК партии[492].
Забавно, что обсуждению подверглись только поведение Енукидзе и предложения о его наказании: исключить из партии или же еще и предать суду. После споров и выкриков все единогласно проголосовали за вывод Енукидзе из состава ЦК. Большинством голосов его исключили из партии[493]. Досталось и другим сотрудникам аппарата Центрального исполнительного комитета. Проведенная Комиссией партийного контроля чистка из 107 человек, работавших в Секретариате ЦИК, оставила только 9, из Кремля в другие места работы было переведено 75 человек, уволено – 23[494].
Выводы Ежова на пленуме о виновности Каменева в убийстве Кирова и подготовке покушения на Сталина, причем совместно с Троцким, никак не комментировались и не обсуждались. Все приняли эту информацию безоговорочно, как давно уже всем доказанный факт.
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о приговоре Л. Б. Каменева к десяти годам тюрьмы
10 июля 1935
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 215. Д. 35]
Приближался день судебного заседания. Каменев, сидя в заключении, решил, что он не сломается, как на прошлом суде, и не будет брать на себя ответственность за то, чего не совершал.
«Я не допущу прежней ошибки, – думал Каменев. – Никакое покушение на Сталина я не готовил. Я не верю, что к этому причастны Николай и Борис. Я не верю, что Таня могла обвинить меня. Кто угодно, но не она».
Политбюро думало иначе. 10 июля 1935 года «опросом» И. В. Сталин, А. А. Андреев, К. Е. Ворошилов, Л. М. Каганович, М. И. Калинин, С. В. Косиор, В. М. Молотов и Г. К. Орджоникидзе приняли постановление: «Л. Б. Каменева приговорить к 10 годам тюрьмы»[495]. Без суда, ведь, по их мнению, все было ясно.
Судебный процесс все же состоялся 25–27 июля 1935 года. Весь суд представлял собой большую фикцию. Обвинительного заключения не существовало. Приговор был составлен заранее. На заседаниях Военной коллегии Верховного суда творилось черт знает что. Подсудимые вводились по одиночке и допрашивались отдельно. Практически все отрицали свои слова, записанные в протоколах их допросов. Пытаясь донести правду, они объясняли, что вся вина их только в том, что они пересказывали друг другу различные домыслы о руководителях Советского правительства. Ни о каких преступных действиях они не помышляли.
Каменев также был непреклонен. В этот раз ничто не заставило его взять на себя ответственность за чужие действия и помыслы. Выслушав обвинение, он категорически заявил:
– Я решительно отрицаю не только наличие у меня каких бы то ни было террористических настроений, намерений или мыслей, но и какое бы то ни было влияние, а тем паче «непосредственное», на группу террористов. С 1933 года, после возвращения из Минусинска, я неизменно считал, как считаю и сейчас, товарища Сталина гениальным осуществителем заветов Ленина, величайшим вождем партии и пролетариата, а его исчезновение с исторической арены величайшей катастрофой, которая могла бы постигнуть мировой пролетариат. Заявляю это с полной искренностью, как глубоко продуманное убеждение, твердо знаю, что оно сложилось у меня после борьбы и опыта, – уже в 1933 году, и что поэтому какой бы то ни был намек на террор встретил бы с моей стороны самое резкое противодействие[496].
Самое интересное, что следователи, несмотря на все старания, так и не добились доказательств не только участия Каменева в подготовке убийства Сталина, но даже малейшего его влияния на какие бы то ни было антисоветские группы. Никто из 29 подсудимых в судебном заседании не дал показаний о подстрекательстве Каменева к совершению каких-либо террористических актов. И даже его брат Николай Розенфельд, признавая наличие среди своих знакомых антисоветски настроенных, утверждал, что никогда об этом Каменеву не говорил.
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о заключении в тюрьму на десять лет всех приговоренных к десяти годам лагерей по делу контрреволюционных террористических групп в Кремле («Кремлевское дело»)
10 июля 1935
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 549. Л. 57]
Вот только все это не играло никакой роли. Лев Борисович был приговорен Военной коллегией Верховного суда к 10 годам лишения свободы с конфискацией имущества и поражением в правах на 3 года. Из Челябинска его перевели в Верхнеуральскую тюрьму особого назначения.
30 подсудимых Военная коллегия Верховного суда признала виновными, причем 24 – в террористической деятельности, а 6 человек – в проведении антисоветской агитации[497]. Все они были приговорены к разным срокам лишения свободы, а двое – сотрудники комендатуры Кремля Синелобов и Чернявский – к расстрелу. При этом 14 человек на суде не признали себя виновными, 10 человек на суде рассказали, что только слышали «клеветнические разговоры от других лиц», и 6 человек признались, что вели антисоветские разговоры[498]. Но это для суда оказалось не важно.
Материалы на остальных 80 человек, которые в принципе не имели никакого отношения к Кремлю и аппарату ЦИК[499], были направлены на рассмотрение особого совещания при НКВД СССР. 14 июля 1935 года все обвиняемые приговорены «за контрреволюционную деятельность» к разным срокам ссылки или ИТЛ. В их числе и родственники Льва Борисовича Каменева.
25–27 июля 1935 года Военной коллегией Верховного суда были осуждены:
– Розенфельд Николай Борисович, брат Каменева, художник издательства «Академия», по ст. 58-8, 58–10 и 58–11 к 10 годам лишения свободы с конфискацией имущества и поражением в правах на 3 года.
– Розенфельд Нина Александровна, бывшая жена Николая Розенфельда, сотрудница правительственной библиотеки, по ст. 58-8, 58–10, 58–11 УК к 10 годам лишения свободы с конфискацией имущества и поражением в правах на 3 года.
Осуждены особым совещанием 14 июля 1935 года:
– Каменева Ольга Давидовна, сестра Льва Троцкого, первая жена Каменева (1883 г. р.), председатель исследовательского совета Управления кинофикации СНК РСФСР, лишена права проживания в Москве и Ленинграде сроком на 5 лет.
– Розенфельд Борис Николаевич, племянник Каменева (1908 г. р.), инженер Мосэнерго, к 5 годам заключения в концлагерь[500].
Это же совещание приговорило жену Каменева Глебову Татьяну Ивановну (1895 г. р.) к ссылке в Западную Сибирь на 3 года. Первоначально она должна была ехать в Западную Сибирь в г. Камень. 27 июля 1935 года постановление ОСО при НКВД СССР изменило место ссылки на г. Бийск. Взяв сына, она отправилась к месту назначения.
Глава 23Первый Московский открытый процесс. ПриговорИюль 1935 – 25 августа 1936
Морально Каменев был подавлен и часто задавался вопросами – во имя чего все это и зачем? Немного отвлекали его от грустных мыслей работа над книгами и, конечно, общение со своей семьей. Несмотря на то что Татьяна называла его эгоистом, Лев Борисович все это время думал только о них. Он пытался добиться передачи Татьяне и Волику денег из издательства и очень сокрушался, что его просьба оставалась без ответа. Он считал, что «лишать человека возможности помочь малолетним детям – это несправедливо, незаконно и противоречит всем принципам советского, пролетарского правосудия…»[501]
Не ответили и на его просьбу предоставить адрес старшего сына Александра – его любимого Лютика. Он знал, что его отправили в Алма-Ату, как и то, что он клянет отца за «свалившуюся на него катастрофу». Тем важнее было для Каменева пообщаться с ним. За Юрика он меньше беспокоился, так как тот находился в Москве и явно у друзей. Каменев считал, что его такими методами игнорирования перевоспитывают, но полагал, что уже староват для этого.