[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1656. Л. 9]
Он-то и выработал порядок, в котором определены временные рамки слушания дела; порядок допроса обвиняемых и свидетелей; указано на необходимость выявить «в полном объеме» роль гестапо, а также не препятствовать обвиняемым называть причастных, но не преданных суду лиц; В. В. Ульриху давалось поручение подготовить проект приговора не позднее 18.00 20 августа 1936 года, а Ягоде и Ежову поручалось распределение билетов на процесс[520]. Сталин все одобрил[521].
Ради проведения открытого процесса даже выпустили специальное постановление ЦИК СССР[522], в соответствии с которым этот процесс рассматривался не по закону от 1 декабря 1934 года[523]. В постановлении указывалось, что дело Зиновьева, Каменева и др. будет слушаться Военной коллегией Верховного суда СССР по ст. 58-8 и 58–11 УК РСФСР с соблюдением всех правил, установленных УПК РСФСР.
Николай Иванович Ежов
1930-е
[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 32. Д. 73. Л. 1]
Особое внимание было уделено отбору присутствующих на процессе. В адрес Николая Ежова различными инстанциями присылались списки желающих присутствовать на процессе[524]. Из работников прокуратуры Ежов допустил на процесс шесть человек[525], одного дипломата, 27 человек послов и поверенных в делах Австрии, Англии, Афганистана, Бельгии, Болгарии, Венгрии, Германии, Греции, Дании, Ирана, Италии, Китая, Латвии, Литвы, Монголии, Норвегии, Польши, Румынии, США, Турции, Эстонии, Финляндии, Франции, Чехословакии, Японии[526].
В зал суда было допущено 30 корреспондентов иностранной прессы[527] в сопровождении заведующего отделом печати НКИД Г. А. Астахова и его заместителя Б. М. Миронова. В зале присутствовало 40 работников советской печати. Кроме того, на процесс пришли семь представителей зарубежной коммунистической прессы[528]. На них процесс произвел большое и, как указал Ежов, «ошеломляющее» впечатление. Особенно поразили передопросы Каменева и Зиновьева[529].
Кроме того, устанавливались правила публикации материалов процесса. Весь материал в газетах должен был выходить под заголовком «Троцкистско-зиновьевский террористический центр», перед этим пройдя цензуру специально созданной для этого комиссии[530].
Ей предписывалось «при каждом опубликовании в печати показаний подсудимых давать краткие справки: какова роль подсудимых в оппозиции; каковы отношения личные и в организации с Троцким, Зиновьевым и Каменевым, какова роль в террористической организации»[531]. Комиссии надлежало следить за распространением этих данных в иностранной печати через присутствующих иностранных корреспондентов.
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о процессе контрреволюционной троцкистско-зиновьевской террористической группы (первый московский открытый процесс)
19 августа 1936
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 234. Л. 51–51 об.]
19 августа в 12 часов в Колонном зале Дома союзов в присутствии работников прокуратуры, послов различных стран и иностранных корреспондентов началось первое заседание суда.
«Верховный суд идет, прошу встать», – объявил комендант суда.
В зал вошел уже знакомый Каменеву председатель Ульрих:
– Заседание Военной коллегии Верховного суда Союза ССР объявляю открытым. Слушается судебное дело Зиновьева, Каменева, Бакаева, Евдокимова и других по обвинению по статье 58-8 УК. Подсудимые и свидетели все налицо?
Секретарь подтвердил, что все на месте:
– Подсудимые налицо, свидетели – в свидетельской комнате.
Опрашивать всех обвиняемых, получили ли они обвинительное заключение, Ульрих начал с Каменева.
Тот, в свою очередь, пробубнил:
– Да, получил.
После опроса оставшихся 15 человек Ульрих объявил состав суда:
– Армвоенюрист Ульрих В. В., члены суда: корвоенюрист Матулевич И. О., диввоенюрист Никитченко И. Т. и запасной судья Голяков И. Т. Обвинение поддерживается прокурором Союза ССР Вышинским А. Я., секретарь Костюшко А. Ф. Отводов нет? Ввиду того, что подсудимые отказались от защитников и взяли на себя защиту, разъясняю, что они имеют все права защитников и получают право заключительной речи по статьям 55 и 304 УПК. Имеются ходатайства у прокуратуры?
Вышинский ответил:
– Нет ходатайств.
Тогда Ульрих обратился к подсудимым:
– У Вас нет ходатайств о вызове дополнительных свидетелей, приобщении материалов?
– Имею заявление – жестко сказал Каменев в тишину. – Я после получения обвинительного заключения написал на имя суда заявление, прошу на него ответа.
Андрей Януарьевич Вышинский
1932
[РГАКФД. 4-34626]
Василий Васильевич Ульрих
1930-е
[РГАКФД. 5-10423]
Ульрих подтвердил:
– Заявление получено.
– Я ходатайствую об удовлетворении.
Вышинский разъяснил присутствующим:
– В этом заявлении обвиняемый Каменев ходатайствует о том, чтобы свидетель Яковлев был допрошен после него. С моей стороны возражений нет.
– Суд удовлетворяет ходатайство подсудимого, – ответил Ульрих. – Больше ходатайств нет? Свидетелей я вызову в тот момент, когда придется их допрашивать. Товарищ секретарь, огласите обвинительное заключение.
Далее шло долгое зачитывание обвинительного заключения. Подсудимые все это уже читали. Каменев с опущенной головой отрешенно смотрел перед собой. Он прекрасно понимал, чем все это закончится.
А секретарь уже зачитывал:
– Осужденные по делу «Московского центра» Зиновьев, Каменев, Евдокимов и Бакаев в действительности не только знали о террористических настроениях своих приверженцев в Ленинграде, но и были прямыми организаторами убийства товарища Кирова. Следствием также установлено, что Зиновьев, Каменев, Евдокимов, Бакаев и ряд других обвиняемых по настоящему делу, о которых будет сказано ниже, были инициаторами и организаторами готовившихся покушений на жизнь и других руководителей партии и Советского правительства. Следствием равным образом установлено, что свою преступно-террористическую практику зиновьевцы проводили в прямом блоке с троцкистами и находившимся за границей Троцким.
Далее приводились примеры из допросов, которые доказывали, что в 1932 году был образован объединенный троцкистско-зиновьевский центр, поставивший своей задачей в целях захвата власти совершение ряда террористических актов против руководителей ВКП(б) и Советского правительства.
Слушая это, Каменев думал: «Неужели они в это верят»?
В конце обвинительного заключения все 16 человек обвинялись в том, что, «будучи членами подпольной террористической троцкистско-зиновьевской организации, приняли участие в подготовке убийства товарищей Сталина, Ворошилова, Жданова, Кагановича, Косиора, Орджоникидзе и Постышева»[532].
Интересно, что фамилию Кагановича вписал сам Каганович, когда просматривал проект обвинительного заключения.
Далее был опрос подсудимых – признают ли они себя виновными? Все отвечали согласием.
– Подсудимый Каменев, признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?
Каменев сухо ответил: «Да».
Первый день суда для Каменева прошел спокойно. Допрашивали Мрачковского, Евдокимова, Дрейцера, Рейнгольда, Бакаева, Пикеля. Каменеву изредка задавали вопросы. На все он отвечал утвердительно: «Подтверждаю».
– Обвиняемый Каменев, – спросил Вышинский, – присоединяетесь ли Вы к заявлению Зиновьева, что главными организаторами злодейского убийства товарища Кирова были Вы, Троцкий и Зиновьев, а Бакаев играл роль практического организатора, но он солидаризировался с Вами?
Каменев ответил кратко:
– Да.
Допрос Льва Борисовича начался уже 20 августа 1936 года в 11 часов утра[533]. Вопросы задавал тот же Вышинский:
– Пожалуйста, в двух словах, скажите о мотивах, которые Вас привели к образованию объединенного троцкистско-зиновьевского центра, – попросил Вышинский.
Каменев отдавал себе отчет, что не существует никакого центра, никакого заговора, никакого террора. Но он понимал, что обратной дороги уже нет и надо собрать остатки сил и оговорить себя.
– Выступающие передо мной говорили здесь о блоке, троцкистско-зиновьевском блоке на террористической основе. Я думаю, что это неправильная терминология, она затушевывает сущность дела и маскирует ее.
Громко, не торопясь, Каменев начал свой двухчасовой рассказ:
– Я обвиняюсь и даю сейчас показания по делу о террористическом заговоре. Террористический заговор был организован и руководим мною, Зиновьевым и Троцким.
Не забыл Каменев произнести и хвалебные речи в адрес руководства партии и государства, которое провело народ через коллективизацию и индустриализацию и стало настолько сплоченным, что рассчитывать на трудности внутри партии, на «крах их политики» оппозиции было уже нельзя. На самом деле, говоря это, Каменев нисколько не лукавил – мощный скачок в индустриализации произвел на него глубокое впечатление. Ведь изначально он не верил в это.
Тем страннее звучали дальнейшие его слова о желании продолжить борьбу методами заговоров и террора. И причины он называл две: «бесконечное озлобление» и «жажда власти». При этом Каменев не мог ответить Вышинскому, в связи с чем возникло это озлобление. А жажда власти – это было смешно слышать всем, кто знал Каменева.