Несмотря на то что член ЦК и Военно-революционного партийного центра по подготовке вооруженного восстания Моисей Урицкий обратил внимание на дезорганизацию Петроградского совета и имеющихся вооруженных силах всего в 40 тысяч винтовок, большинством голосов была принята ленинская резолюция: «…Признавая таким образом, что вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело, ЦК предлагает всем организациям партии руководствоваться этим и с этой точки зрения обсуждать и разрешать все практические вопросы»[100].
Это решение было принято десятью голосами против двух, а именно Каменева и Зиновьева.
Лев Борисович считал, что влияние большевизма растет и шансы большевиков на выборах в Учредительное собрание превосходны: «В революционной работе Учредительное собрание может опереться только на Советы. Учредительное собрание плюс Советы – вот тот комбинированный тип государственных учреждений, к которому мы идем».
Он был не согласен и с тезисами, что за большевиков «уже большинство народа в России» и большинство международного пролетариата. Каменев указывал, что солдаты поддерживают большевиков за лозунг мира, а не войны, поэтому вооруженное восстание может их оттолкнуть: «Даже делегаты с фронта, которые ведут агитацию против войны, просят ораторов не говорить о революционной войне. Солдаты устали. Их это только оттолкнет».
Но Каменева не слушали.
11 октября 1917 года Каменев и Зиновьев сочли нужным еще раз объяснить свою позицию «против» и написали обращение в ЦК: «Мы глубочайше убеждены, что объявлять сейчас вооруженное восстание – значит ставить на карту не только судьбу нашей партии, но и судьбу русской и международной революции. Бывают такие исторические положения, когда угнетенному классу приходится признать, что лучше идти на поражения, чем сдаться без боя. Находится ли сейчас русский рабочий класс именно в таком положении: Нет и тысячу раз нет!»
Они призывали не забывать, что между большевиками и буржуазией стоит «третий лагерь» – мелкая буржуазия. Именно ее присоединение к большевикам, по мнению Каменева, и дало им победу во время корниловщины. А любой неловкий шаг, и тем более попытка вооруженного восстания, толкнет буржуазию в объятия кадетов.
Кроме этого, в обращении указывалось, что восстание может нанести удар и международной пролетарской революции, «нарастающей крайне медленно, но все же несомненно нарастающей». Каменев был уверен, что «гарантия победоносности восстания пролетариата в России» заключается в росте революции в Европе. А пока, по его мнению, нужно занять оборонительную позицию и ждать ошибок Временного правительства.
Кроме прочего в обращении задавался вопрос: «Действительно ли среди рабочих и солдат столицы настроение таково, что они сами видят спасение уже только в уличном бою, рвутся на улицу?» Каменев и Зиновьев уверенно отвечали – нет! При этом они пытались убедить ЦК, что влияние большевиков еще слабо в железнодорожных и почтовых союзах, а служащие и рабочие задавлены нищетой, и это совсем не гарантирует поддержку восстания. Сейчас именно оно может «прервать успехи партии»[101].
Однако Ленина было не переубедить. И 16 октября 1917 года после обсуждения «текущего момента» (именно так назывался вопрос о подготовке вооруженного восстания в повестке дня ЦК) он предложил резолюцию на очередном заседании ЦК – призвал все организации и всех рабочих и солдат ко всесторонней и «усиленнейшей» подготовке вооруженного восстания. Казалось, всему ЦК не терпелось взять власть в свои руки, и только Каменев осознавал, что срок еще не пришел. Взяв слово, он решил объяснить, что именно так и нельзя делать восстание:
– С принятия резолюции прошла неделя. За эту неделю ничего не было сделано, и только испорчена та дисциплина, которая должна была быть. Аппарата восстания у нас нет. У наших врагов этот аппарат гораздо сильнее и, наверное, за эту неделю еще возрос. За эту неделю ничего не сделано, ни в военно-техническом смысле, ни в продовольственном. Мы недостаточно сильны, чтобы с уверенностью в победе идти на восстание, но достаточно сильны, чтобы не допускать крайних проявлений реакции. Здесь борются две тактики, тактика заговора и тактика веры в силы русской революции [102].
Заявление Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева, в котором они выразили свое несогласие с решением ЦК РСДРП(б) о вооруженном восстании
11(24) октября 1917
Подлинник. Автограф Г. Е. Зиновьева
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 1а. Д. 33. Л. 30]
Уже заканчивая свою речь, Каменев понимал, что все бесполезно. ЦК все уже решил.
Сталин был категорически против высказывания Каменева. В этом вопросе он полностью стоял на стороне Ленина – если они будут отступать, то проиграют революцию.
Даже Зиновьев, в принципе называя восстание авантюрой, пытался лавировать и просил хотя бы дождаться съезда, чтобы обсудить этот вопрос на нем.
Каменев предложил принять резолюцию: не откладывая подготовительных шагов, считать, что никакие выступления, впредь до совещания с большевистской частью съезда Советов, недопустимы.
Ленин был несгибаем:
– Восстание политически назрело. Именно потому, что хлеба только на день, мы не можем ждать Учредительного собрания!
В итоге резолюцию Ленина поддержали 20 человек из 22. Для реализации задуманного был организован Военно-революционный центр. Против, как и ожидалось, проголосовали двое – Каменев и Зиновьев. Они требовали немедленного созыва Пленума ЦК.
Поняв, что его мнение просто игнорируется, Каменев в тот же день решил выйти из ЦК: «Не имея возможности защищать точку зрения, выразившуюся в последних решениях ЦК и определяющую весь характер его работы, и находя, что эта позиция ведет партию и пролетариат к поражению, прошу ЦК считать, что я более членом ЦК не состою»[103].
Вместе с этим он решился еще на один отчаянный шаг. Если его не слышат в ЦК, то, может, партия его услышит через газету. Лев Борисович решил опубликовать свое мнение в газете «Новая жизнь», подготовив статью «Ю. Каменев о выступлении». Центральный комитет партии воспринял это как предательство. Ведь получается, что Каменев выдал секретное решение партии о начале вооруженного восстания. Одно дело, когда посторонние люди распространяли слух о подготовке большевиками восстания, другое – члены ЦК. Даже Ленин, который всегда снисходительно относился к его поступкам, заклеймил Каменева позором.
18 октября Владимир Ильич написал письмо членам партии большевиков, в котором называл поступок Каменева штрейкбрехерством, позором и подлостью. За поддержку Каменева он пропесочил и Зиновьева. Выступать против решения ЦК, да еще и заявлять об этом в непартийной газете – подумать только!
«Я говорю прямо, – писал Ленин, – что товарищами их обоих больше не считаю и всеми силами и перед ЦК, и перед съездом буду бороться за исключение обоих из партии… Пусть господа Зиновьев и Каменев основывают свою партию с десятками растерявшихся людей или кандидатов в Учредительное собрание. Рабочие в такую партию не пойдут».
Ленин считал, что этой статьей Каменев нанес огромный практический вред реализации плана восстания, но все же был уверен, что задача будет решена и пролетариат победит[104].
Зиновьев тут же попытался оправдаться. В тот же день написал письмо в редакцию газеты «Рабочий путь», в котором убеждал, что его взгляды «по спорному вопросу очень далеки от тех, которые оспаривает Ленин». Но это только сильнее разозлило ЦК.
Льва Борисовича раздосадовала реакция Ленина. Но даже тогда он не пожалел о своем поступке. Он был уверен, что организация вооруженного восстания толкнет партию в пропасть, а попытка захвата власти обречена на провал.
20 октября на заседании ЦК решалась судьба Каменева. На заседании был зачитан написанный Лениным проект решения ЦК: «Признав полный состав штрейкбрехерства в выступлении Зиновьева и Каменева в непартийной печати, ЦК исключает обоих из партии»[105].
Феликс Дзержинский[106] поддержал позицию Ленина об исключении Каменева из партии и потребовал к тому же полного отстранения Льва Борисовича от политической деятельности. Свердлов и Троцкий не были столь категоричны, они лишь считали, что необходимо принять отставку Каменева – исключить из состава Центрального комитета.
Сталин же встал на защиту Каменева, сказав, что вопрос об исключении должен решать пленум. При этом он призывал сохранить единство партии, поскольку считал, что «исключение из партии не рецепт». Он даже предложил оставить Каменева в ЦК и насильно обязать подчиниться его решениям.
Однако большинство все же приняло отставку и Каменева, и Зиновьева. Впредь оба были обязаны не выступать ни с какими заявлениями против решений ЦК и намеченной им линии работы[107].
Каменев боролся с собой. С одной стороны, он не мог молчать, видя, в какую авантюру впутываются его единомышленники, с другой – он рисковал вылететь из партии, а этого он никак не мог допустить. Быть в партии, работать для партии – вот все, что было тогда ему нужно. После долгих терзаний Каменев смирился с выбором ЦК – восстание так восстание, а там будь что будет.
Из-за накалявшейся революционной обстановки и желания уладить конфликтную ситуацию Ленин согласился отсрочить исключение Каменева и Зиновьева из ЦК.
24 октября утром в Смольном, когда собрался весь Центральный комитет, Каменев не просто присутствовал на заседании, он вел его, докладывая об основных вопросах, и предложил, чтобы ни один из членов ЦК не мог покинуть Смольный без особого постановления[108]