Над всеми палатками возвышался огромный шатер Ксеркса, силуэт которого закрывал звезды. Приблизившиеся к нему спартанцы припали к земле. Один из стоящих на страже бессмертных негромко кашлянул. Другой, в нескольких ярдах от первого, задел ногой землю, меняя позу.
Спартанцы рассыпались веером и окружили палатку. После этого они начали быстро и спокойно делать свое дело.
Стражи опустились на землю, не издав даже шепота. Копья ударили в цель, были повернуты и вытащены. После чего они переместились в левую руку, а правая начала неустанно прорубать коротким мечом путь в огромный шатер.
Яркий свет масляных ламп на мгновение ослепил их. Потом Леонид обнаружил перед собой огромный мраморный трон. Стоя на дорогих коврах, он утопал в огромном количестве подушек. Бесчисленные светильники бросали тени на стенки шатра. Который сейчас пустовал. Как же хотелось Леониду увидеть здесь царя Ксеркса, подняться по ступенькам этого мраморного трона и стащить его вниз на подушки, где и закончить одним махом меча его злобное нашествие на страну, которая никогда ему не поклонится.
Внезапно из угла выскочила молодая рабыня и бросилась к выходу.
Ее ножные браслеты издали высокий диссонирующий звук, и она завопила, сверкая в ужасе белыми зубами.
Леонид поймал ее за руку, когда она пыталась проскочить мимо него, привлек ее к себе и зажал рукой рот.
– Тихо! Где царь?
Девушка попыталась вырваться из-под его руки. Ее глаза умоляли его отпустить ее. Леонид убрал руку, сжав другой ее плечо.
Она сказала:
– Царя нет здесь. Эту ночь он решил провести на корабле.
Леонид выпустил ее, и в тот же момент сигнальный рог изрыгнул рядом с шатром свое зычное сообщение. Он схватил ближайшую масляную лампу и швырнул ее к проделанному им самим проходу в стенке шатра.
Долгое мгновение лампа просто лежала на боку, потом струйка масла побежала от нее к свисающему куску ткани, и рычащее пламя поползло вверх. Волна тепла дыхнула на спартанцев. Они попятились – бок палатки полыхнул и превратился в огненную скатерть.
Как один, они бросили еще несколько ламп и выскочили наружу.
Яростный вопль вырвался из глотки огромного ассирийца, меч заставил его умолкнуть навсегда. По всему лагерю трубы проиграли тревогу. Спартанцы швыряли дымящиеся лампы во все стороны, десяток новых пожаров прорезали ночное небо ослепительными факелами.
Сжимающие мечи полуодетые воины метались между всполохами, слепо натыкались друг на друга.
Обнаженная женщина выскочила из-за стены пламени, а запутавшийся мужчина за ее спиной стал сыпать проклятьями, а потом завыл в агонии. Машущий изогнутым мечом персидский воин столкнулся с одним из своих товарищей и, ослепленный дымом, схватился с ним не на жизнь, а на смерть. Мечи зазвенели; много персов полегло от рук своих же соотечественников в ту ночь.
А потом наши спартанцы сошлись вместе, готовые прорубить себе путь к свободе. Я не был с ними в том бою – я не был слишком старым, чтобы меня не взяли в поход к Фермопилам, но, увы, я уже не был и первоклассным бойцом. Поэтому мне не довелось увидеть, как они дрались. Но теперь – я вижу, и это зрелище вызывает во мне гордость.
Воспользовавшись нарастающей паникой, наши воины образовали плотное кольцо из щитов и стали прорубаться к берегу. Тридцать человек превратились в одну убийственную машину. Вот где сказались бесчисленные тренировки, вот где была работа, которой были отлично обучены наши люди.
Несмотря на первоначальную неразбериху, персы быстро пришли в себя. Без доспехов, но грозно потрясая мечами и копьями, группа их солдат набросилась на боевой порядок спартанцев. Но копья не могли проникнуть за тесно сдвинутые щиты, а мечи были не в состоянии прорубить непроницаемую стену.
Но путь к берегу был прегражден толпой вопящих женщин. Свернув в сторону, спартанцы на секунду нарушили круг, – и оказавшийся рядом перс успел воспользоваться этим. Яростно взмахнув мечом, он отрубил руку нашему воину, и тут же был сам зарублен насмерть. Один из наших упал, потом – еще один. Стена щитов немедленно смыкалась над павшими телами, и огрызающееся отступление продолжалось. Ближе и ближе к берегу, освещенному ярким пламенем полыхающих пожаров.
И они прорвались. Подкрепления бросились через мечущийся в огне лагерь, но они опоздали. Гоплиты прорубили себе дорогу и кинулись к воде.
И один упал.
Стрела, выпущенная лучником наугад с высокого склона, вонзилась в грудь Пентея, когда он сделал глупость и повернулся, чтобы бросить последний взгляд на охваченные огнем палатки. Он закачался у кромки воды и рухнул лицом вниз. Три перса испустили вопль торжества и бросились к нему; но последний из гоплитов повернулся, поднял раненного и перебросил его через плечо.
А потом персы налетели на них. Было невозможно бежать с такой ношей. Три перса очертя голову кинулись вперед, видя перед собой одного спартанца, отягощенного обвисшим телом товарища. Они ликующе визжали. Первый был убит на бегу, он даже не успел остановиться, налетев прямо на спартанский меч. Гоплит выдернул его из тела как раз вовремя, чтобы отразить следующую атаку. Два перса не могли атаковать его одновременно, когда он продолжил пятиться к груде камней. Один неосторожно выскочил вперед, и их мечи зазвенели. Но меч перса не мог сравниться с клинком спартанца. Противник пал и, перепрыгнув его тело, его место занял еще один, целясь кинжалом в ребра гоплита.
Внезапно рядом появился Леонид с занесенным мечом. Послышался вздох, и рухнувшее тело опустилось на труп, который уже лежал на песке.
– Глупец! Беги! – прокричал царь.
Вдвоем они побежали, поднимая брызги воды и, хотя до них долетело еще несколько стрел, все они были на излете и не могли причинить вреда. Звуки лагеря стали затихать; но его зарево от него отражалось от туч еще несколько часов, а утренний ветерок принес нам в теснину запах гари.
На рассвете я вынул стрелу из груди Пентея. Это была нелегкая задача, потому что вошла она глубоко. К тому же я опасался за Пентея, который был уже далеко не юношеского возраста.
Те, кто дрался вместе с ним собрались вокруг нас на песке. Они еще не успели обсохнуть, многие могли похвастаться свежими ранами, плащи некоторых были изрублены в клочья. Они смотрели молча, как я склонился над Пентеем, и в их глазах он читал не сострадание, а поддержку.
Нож вошел глубоко. Уголком глаза я мог видеть пот, проступивший на лице Пентея. Рядом со мной его товарищ вытирал вытекающую из раны кровь. Я сделал разрез и, в конце концов, смог извлечь наконечник из раны. Когда я почувствовал, как он движется вдоль лезвия ножа, я также заметил, что воины расступились, открыв проход.
Сквозь круг прошел Леонид.
– Как он, Мегистий?
– Сердце не задето.
Я поднял стрелу, кровь капала с ее острия. Дрожащей рукой Пентей потянул полу плаща и закрыл ею рану. На фоне неба и гор я рассмотрел форму наконечника и цвет того, чем были вымазаны его зазубрины; сквозь расплывающееся передо мной темное пятно, я увидел, что должно было произойти. Я произнес:
– Сегодня больше не будет крови. Я вижу это по наконечнику.
– Ты можешь увидеть это там, – Леонид махнул рукой в сторону персов. – Их лагерь все еще горит. У них уйдет целый день на то, чтобы восстановить порядок. Он повернулся к группе уставших, но ликующих воинов. – Кстати, где тот юный тупица, что спас Пентея? Я видел его лицо только в свете пожара… но я запомнил его. Где он?
Стена гоплитов расступилась опять, и безоружный юноша, в подранной окровавленной хламиде был подведен к царю. Я посмотрел на него, и должен признаться, что даже я, провидец, не ожидал увидеть здесь лицо Теусера.
Леонид сложил руки и строго посмотрел на молодого человека. Теусер без страха выдержал его взгляд.
Леонид произнес:
– Что делал изгнанник этой ночью в нашей компании?
– У меня был щит, – ровным голосом произнес Теусер. – Я взял плащ… и одолжил меч.
– Одолжил, говоришь?
Теусер позволил себе легчайшую из улыбок.
– Только спартанец может прокрасться мимо спартанской стражи, – сказал он. – Я пробрался в лагерь, взял меч и присоединился к группе, которая собиралась посетить персов. В темноте вы не считали меня изгнанником, господин. В ночи вы оценили меня лучше, чем при свете дня: вы приняли меня как своего воина.
Опустилась тишина. выражение царственного лица не изменилось.
Пентей с трудом приподнялся на локте и выдохнул:
– Он спас мне жизнь, Леонид.
Леонид кивнул.
– А еще он ослушался приказа, – строго сказал он. – В военное время наказание за это – смерть. Тебе это известно, Теусер?
– Да, – ответил юноша.
Я хотел сказать, но царь не оставил мне времени.
– Так пусть будет смерть, – произнес он. И повернулся к Агафону. – Верните ему щит и выдайте красный плащ. В это время только так должен умирать грек. Он останется с нами как свободный человек. Но он не может войти в состав трех сотен, потому что мы не должны нарушать наши законы. Его меч пригодится, когда варвары возьмутся за ум и нападут на нас.
Он повернулся и пошел прочь. Я не сводил взгляда с лица Теусера, мое сердце исполнилось радости, когда я увидел как по нему разливается румянец. А потом его закрыли от меня молодые мужчины, которые окружили его и начали хлопать по спине и толкать из стороны в сторону в дружеском изъявлении спартанской привязанности.
XIII
За тот день мы почти что закончили восстановление перекрывающей проход стены. Напевающие илоты, взбирались на нее и, опасно балансируя, устраняли последние огрехи.
Их пение не доносилось до ушей персов, чьи спины горбились под плетьми их хозяев. Для них пение было немыслимо, в воздухе раздавались только удары плетей и крики наказанных, которые пытались навести порядок в неразберихе сгоревших палаток и зловонных углей.
Но музыка тихо, очень тихо доносилась до лужайки среди скал, где Теусер точил на камне свой меч. Кусты образовали вокруг него живую изгородь, а за его спиной возносились к небу горы. Рядом с ним на земле лежали его малиновый плащ, щит и доспехи.