Многие персы пали на землю с торчащими из них, раскачивающимися дротиками, где сразу же были затоптаны насмерть. За первым последовали второй и третий залпы, которые сшибли с ног свою долю жертв; некоторые пытались вырвать засевшее в груди оружие, другие поднимали глаза к небу, но видели только наступающие на них ноги своих соплеменников. Море открыло для них свою ненасытную пасть; горы вонзали в них свои каменные клыки, когда их тела вжимались в скалы напором идущих следом войск.
Наступило мгновение, когда некоторые из них повернулись и попытались оружием проложить себе путь ко входу в теснину. Ксеркс, разглядев среди пыльной суеты повернутые к нему белые пятна лиц, вскочил на ноги и стал осыпать их угрозами. Но они не могли ни видеть, ни слышать его. Шум стоял такой, что его не смог бы перекрыть даже самый сильный голос.
Железная цепь спартанцев надвигалась на беспорядочную переднюю линию персов. Их щиты были сомкнуты, а копья приподняты.
Две силы сошлись.
Плетенные щиты были неважной защитой от спартанских мечей и давящей силы медных доспехов. Гоплиты установив свой собственный темп, начали прорубаться сквозь плотную массу человеческой плоти. Толстый слой корчащихся тел оставался после них на земле. Опять вперед бросились илоты, сбрасывая тела по скальному склону в море и подбирая разбросанное оружие.
Там и здесь спартанец падал, но линия всегда оставалась целой – гоплиты из второго ряда спешили занять место погибших товарищей.
Внезапно, линия спартанцев разошлась в середине. Персы бросились в образовавшуюся брешь только для того, чтобы схватиться со свежими воинами второй линии. Теперь спартанцы атаковали их с трех сторон, их оружие поднималось и опускалось с ужасающей точностью, убивая с той экономичностью и выверенностью движений, которые даются только в ходе длительных тренировок.
Персы не могли противостоять таким людям. Было легче сражаться со своими. Их авангард в отчаянии повернулся и поднял мечи против собственных товарищей. Невыразимый страх навалился на них и завладел всеми мыслями. Скоро отступающая масса пересилила наступающую, и атака была безнадежно провалена. Орда персов вырвалась из теснины, несясь по головам своих же соратников. Спартанцы не остановились. Они просто пошли вперед, вырезая отступающего противника до тех пор, пока перед ними не осталась открытая равнина. После этого, вполне удовлетворенные, они вернулись обратно в проход.
Ксеркса трясло от ярости. Ему было нанесено еще одно оскорбление: как и прежде, огромное количество его войск было отброшено назад кучкой упрямых маньяков.
– Они бегут назад! – у него перехватило голос, и даже ближайшие к нему генералы почти не понимали, что он говорит. – Трусы… трусы!
С этого расстояния, из этого времени, когда все уже успокоилось, а вековая вражда кажется пустой ссорой, можно почти посочувствовать Ксерксу. Он – темная, зловещая форма, доминирующая в одном углу картины; но без этой темной формы не было бы сверкающих фигур в другом углу. Да, мы можем теперь пожалеть Ксеркса, несмотря на то, что он сделал и что собирался сделать.
Лишь Гидарн нашел в себе смелость заговорить.
– Это одни из самых отважных наших людей, мой господин.
– Так почему же тогда они бегут? Какое сумасшествие их обуяло? Отправьте их обратно – пусть докажут свою храбрость.
– Спартанцы не сражаются как люди, – произнес Гидарн, – Они дерутся как машины.
– Ну так сокрушите их машинами! – проревел Ксеркс.
Гидарн мгновенно понял смысл сказанного и кивком головы подозвал командира ливийцев. В армии персидского царя были колесницы ливийцев и индусов, Но последние были запряжены дикими ослами, и Гидарну показалось, что они не будут столь же эффективны, как ливийские.
– Кроме возницы, – скомандовал он, – на каждую колесницу посадить двух воинов, отобранных среди наших лучших копейщиков.
Темное лицо ливийца было мрачно, когда он поспешил прочь, чтобы вывести на позицию расположенные в дальнем углу равнины войска.
На выполнение маневра ушло довольно много времени. Гидарн не хотел повторения ужасных ошибок. В самом узком месте прохода могли одновременно проехать только две колесницы. Они должны промчаться внутрь и смять любое сопротивление, следующие пары будут отправляться сразу же вослед предыдущим. Спартанцы обладают достаточно тяжелым снаряжением, чтобы остановить людей или лошадей; пусть попробуют преградить путь бешено несущимся колесницам!
Ксеркс больше не мог изображать расслабленное спокойствие, восседая на мраморном троне. Он мерял шагами площадку перед ним, разражаясь проклятиями в ответ на каждую задержку в выстраивании колесниц. Когда все было готово, и на равнину опустилась напряженная тишина, он сжал правый кулак, словно стиснул бич – бич, который будет гулять по плечам как лошадей, так и людей до тех пор, пока поставленная им задача не будет выполнена.
Сигнальный рог проревел резкий приказ. Колесницы покатили вперед. По мере приближения к проходу вперед вырвалась пара, которая стала быстро наращивать скорость. Она вошла в проход бок о бок, колеса запрыгали, протестующе скрипя, по камням. Спартанцев не оказалось в начале прохода, путь был открыт.
Вторая пара, а затем и третья понеслись под хмурым горным склоном. Сужение прохода выглядело обманчиво. Оно казалось постепенным, на самом же деле путь сжимался быстрее, чем казалось глазу. Возница внешней колесницы понял слишком поздно, что для двух экипажей скоро не останется места: теснина сходилась еще уже как раз в том месте, где стояли ожидающие спартанцы.
Он опасно наклонился, сколько мог, в сторону, пытаясь сквозь грохот колес и треск напряженного дерева докричаться до другого возницы. К нему повернулось черное лицо, на котором он увидел отражение собственного ужаса. Оба попытались натянуть поводья, колесо задело каменную стену, и внутреннюю колесницу развернуло поперек прохода. Внешняя же слетела в море, ее колеса продолжали стремительно вращаться, пытаясь найти опору в воздухе.
Послышался мощный всплеск и треск ломающегося дерева.
Оставшаяся колесница понеслась к тонкой линии спартанцев. Леонид поднял щит, от поверхности которого отразилось солнце, посылая яркую вспышку света вверх на скалу. Две фигуры сделали короткое движение, и вниз по склону покатились валуны. Они набрали скорость, увлекая за собой камни помельче и гравий, образуя небольшую лавину, которая обрушилась на колесницу. Ее корпус треснул под весом камней, копьеносец в тщетной попытке поднял, защищаясь, руки, и был тут же раздавлен.
Приближались другие колесницы. Камни четко накрыли и эти цели, которые мгновенно превратились в груду мусора, загромождающего проход. Подоспела следующая волна экипажей, которая обнаружила, что путь прегражден мешаниной из обломков, камней, треснувшего дерева, расплющенной плоти и раздавленных костей. Феспианские метатели дротиков выстроились на фокидской стене и стали посылать снаряд за снарядом в скопление возничих и копейщиков.
Колесницам потребовалось для разворота под обстрелом больше времени, чем пешим воинам во время предыдущей атаки; но они повернулись, и с тем же результатом. Возницы, пытающиеся выбраться на равнину, столкнулись с экипажами, мчащимися внутрь прохода. Ливиец стал драться с ливийцем под безжалостным дождем дротиков. Те, кому в конце концов удалось спастись бегством, представляли собой жалкое зрелище. Некоторые волоклись за единственной лошадью, нахлестываемой истеричным возничим; у других осталось только одно колесо, и их швыряло из стороны в сторону. Там и здесь из пыли выносились лошади без всадников, спасающиеся безумным галопом от беспрестанной резни.
Стоящие на равнине пехотинцы попятились назад. Только после того, как прозвучали приказания, вперед выбежало несколько групп, которые отловили взбесившихся животных до того, как те успели причинить какой-либо вред.
Въезд в проход был практически забит мертвыми телами лошадей и людей.
Ксеркс смотрел на него с недоверием, которое сменилось яростью, превосходящей по масштабу все эмоции, которые ему доводилось испытывать до этого мгновения. Он вновь опустился на трон, терзаемый гневом, от которого у него перевернулись все внутренности. Генералы не решались подойти ближе.
Когда он поднял глаза, то увидел как медленно оседает облако пыли. Еще одна атака была отбита. Еще один удар его армии был с презрением отражен. Ему показалось, что боль этого поражения разливается по его телу.
– Гидарн!
Сатрап приблизился. Царь всегда обращался к нему – и в минуты мрачных мыслей, и в моменты триумфов.
– Мой господин?
– Этого не может быть, Гидарн!
– Хотелось бы мне, чтобы это было так.
– Великая армия, – Ксеркс пытался заставить себя осознать реальность происшедшего, – остановлена горсткой сумасшедших!
– Лошади и колесницы не могут маневрировать в проходе, мой господин, – произнес Гидарн с горечью. – Это мы уже поняли. Мы позволяем Леониду одерживать дешевые победы.
Ксеркс забил рукой по мраморному подлокотнику, боль доставляла ему удовольствие.
– Мы должны очистить этот проход сегодня, любой ценой. Что нам нужно для этого предпринять?
Гидарн бросил взгляд на собравшихся генералов. Те неловко переминались с ноги на ногу. До них доносились фрагменты разговора, но они совершенно не желали стать его участниками.
Гидарн произнес:
– Мы сражаемся с лучшими солдатами в мире – цветом Греции. Недостаточно просто посылать против них обычные войска. Мы должны выставить на бой с ними наших лучших бойцов – бессмертных.
– Моих телохранителей?
– Леонид использует своих, – заметил Гидарн. – Бессмертные – единственные воины, которые смогут противостоять спартанцам – по храбрости, не по умению. Но у нас их больше. Разреши послать их в проход.
Ксеркс задумался на несколько минут. Для него сделать такой шаг почти означало признаться в собственном поражении. Любое из его менее ценных подразделений должно было справиться с этими тремястами спартанцами. То, что он был вынужден на столь ранней стадии применить своих отборных воинов…