Стражники подняли Эфиальта на ноги. Гидарн поклонился царю и вышел из шатра, солдаты вывели за ним Эфиальта.
Ликующий Ксеркс повернулся к Артемизии.
– Отпразднуем эту ночь, как подобает царю и адмиралу, взявшему на абордаж его сердце.
XX
В эту ночь мы, спартанцы, сидели среди камней Фермопил, вполне удовлетворенные результатами прошедшего дня. Персы дали нам отдохнуть в течение многих часов, за это время хорошо потрудились илоты, очистившие проход от трупов. Леонид и Пентей ходили между ними, время от времени склоняя головы над телами спартанцев, которые, как и при жизни, были облачены в полные медные доспехи и гордые алые плащи.
– Это был хороший день для Греции, – произнес Леонид. – И спартанцы, и другие воины сражались отлично. Мы напугали варваров. Так мы сможем удерживать Фермопилы все лето.
Они подошли к группе, которая, расположившись среди мертвых, ела свою незамысловатую пищу. Люди начали вставать, но Леонид показал знаком, чтобы они продолжали сидеть. Он и Пентей присоединился к ним, и вскоре илот вручил им по миске черной похлебки.
По скале поползли тени.
– Возможно, этой ночью мы сможем поспать, – произнес Пентей.
Леонид кивнул, но его взгляд был обращен не на Пентея. Он смотрел на Агафона, который приближался к ним, переступая через мертвые тела.
– Только что к нам перебежали два дезертира, – сказал тот, подойдя ближе. – Они утверждают, что персидская конница днем свернула свой лагерь.
– Они сказали почему?
– Вроде бы они собираются проехать по Греции в обход гор. Утверждают, что Ксеркс собирается отправиться с конницей, оставив позади своих дикарей.
Леонид задумчиво помешал похлебку.
– Кто-то дал ему хороший совет. Но…
– Должен ли я послать гонцов в Афины и Коринф? – вмешался в разговор Пентей.
– Нет, пока не надо, – ответил Леонид. – Возможно, это уловка, которой персы хотят усыпить нашу бдительность. Давай, Агафон, поешь черной похлебки.
Он принял ее из рук илота и передал Агафону, который сел на землю рядом с ними. Все трое ели молча. Когда они закончили, проход погрузился в полумрак, и небо стало быстро темнеть. Тут и там зажглись лагерные костры, вокруг которых собрались илоты. Вскоре они с нежностью и ностальгией стали петь песни родных земель.
Когда над горой Эта взошла луна, у ее подножия закопошилась колонна одетых в черное бессмертных. Целеустремленно и молча они взбирались по извилистой тропе.
Впереди шли Гидарн с Эфиальтом. Они двигались по краям узких ущелий и темных пропастей. В лунном свете очертания скал были размытыми, а одного взгляда вниз было достаточно, чтобы закружилась голова. Некоторые бессмертные теряли опору и камнем уносились вниз, но остальные продолжали идти, не останавливаясь ни на секунду.
Луна прошла немалый путь по небосклону, когда Эфиальт просигналил Гидарну, чтобы тот остановил людей. Перед ними лежал луг, белый и неподвижный в бледном свете.
– За этой поляной расположен лагерь фокидян, – тихо произнес Эфиальт. – Около тысячи воинов. Они небрежно несут стражу по ночам.
Гидарн кивнул и подал сигнал мечом. Из колонны вышли офицеры бессмертных и собрались около него.
После непродолжительного совещания люди двинулись вперед опять. Только теперь они разделились на группы и разошлись веером, перебегая от камня к камню и укрываясь за покрученными стволами деревьев. Они продвигались вперед в полной тишине, пока прямо перед ними не показались тлеющие лагерные костры фокидян.
Гидарн на мгновение с мрачным удовлетворением осмотрелся по сторонам. Потом он поднял меч.
– В атаку!
Горные склоны ожили, и сотни одетых в черные плащи людей устремились к спящему лагерю. Фокидяне проснулись и закричали, но их крики звучали недолго. Прежде, чем они успели дотянуться до своего оружия, они были перебиты демоноподобными бессмертными, которым наконец предоставилась возможность отомстить за поражение в проходе. Мечи поднимались и опускались в лунном свете.
– К горе! – над звуками короткого сражения разнесся крик фокидян. – На гору!
Горстка спасшихся от методичной резни, начала взбираться по изрезанной поверхности горы. Бессмертные, расправившись с теми, кто был перед ними, бросились за ними.
– Оставьте их! – закричал Гидарн. – Не останавливайтесь – мы идем дальше!
Персы с неохотой прекратили погоню. Над их головами карабкались по скалам запыхавшиеся фокидяне; но бессмертные вытерли свои мечи, и их колонна вновь обрела форму. Спустя несколько минут они уже двигались в долину подобно темному смертельному потоку, который вскоре зайдет спартанцам в спину.
Элла потянулась во сне. Ей показалось, что спокойствие горного луга было нарушено всхлипываниями – что матери оплакивают своих детей, жены своих мужей, а весь мир плачет из-за свершившейся трагедии.
Она открыла глаза. Всхлипывания не утихли. Снаружи хижины раздавалось жалобные болезненные стоны.
Торис и Самос промычали что-то во сне, но не проснулись. С возрастом они перестали воспринимать те негромкие звуки, которыми наполнены горы: птичий щебет, шорох листьев или рокот грозы.
Элла попыталась убедить себя, что она все еще спит. Потом она услышала ковыляющие шаги, и стоны стали ближе.
Она выскользнула из-под тюфяка и потянулась за циновкой.
На освещенную лунным светом площадку перед хижиной упала качающаяся тень. Потом тень рухнула и осталась лежать.
Мгновение Элла простояла не двигаясь. Темная масса не шевелилась. Она опасалась, что это был Эфиальт, который вернулся, чтобы найти ее, и теперь притворяется потерявшим сознание или мертвым, чтобы выманить ее к себе. Потом она подумала с комом в горле, что это пытается вернуться к ней смертельно раненный Теусер.
Она поспешила вперед и опустилась на колени возле лежащего мужчины. На его лицо падал бледный свет луны, это лицо не принадлежало ни Эфиальту, ни Теусеру.
Когда она прикоснулась к нему, он застонал и попытался сесть. Элла ухватила его за плечи и помогла ему. Он оперся на нее и начал кашлять, каждый спазм отзывался болью в его теле.
Она взволнованно спросила:
– Ты спартанец?
Он покачал головой.
– Фокидянин, – прошептал он. – Мы… мы охраняли тропу. А потом они набросились на нас ночью.
– Они?..
Дрожь, которая не была вызвана ночным холодом, пробежала по ее телу.
– Персы бросились на нас. Теперь они пошли дальше. Они ударят спартанцам в спину.
Элла почти отпустила его. Потом она прислонила его спиной с стене хижины. Фокидянин попытался высвободиться и подняться на ноги.
– Нужно предупредить Леонида, – сказала Элла.
– Ты знаешь дорогу вниз? Нас много в горах, но мы разделились. Лунный свет обманчив, а эти склоны еще более обманчивы.
– Я знаю дорогу.
– Я пойду с тобой.
– Ты не дойдешь.
– У меня все еще есть мой меч. Его дыхание стало более ровным, а постанывания перестали вырываться из его горла. – Если мы встретим персов, я смогу хоть как-нибудь тебя защитить.
Его решительность была поистине спартанской. Это было единственное слово, которым она смогла бы описать его поведение, и она бы высказала ему это в качестве комплимента. Но, вполне возможно, что он не в меньшей степени был горд, что родился фокидянином.
Без промедления, даже не разбудив Самоса и Торис, она пошла по тропинке, ведущей с небольшим уклоном через луг. Она взяла быстрый темп, но все время оглядывалась через плечо, чтобы убедиться, что фокидянин поспевает за ней.
Ей показалось, что они пробирались среди скал несколько часов, когда к ним бросилась темная форма. Тень замерла, и они остановились перед нею. Отступать было поздно.
– Кто вы?
– Это один из наших людей, – выдохнул с облегчением фокидянин.
Втроем они заторопились дальше, их ноги скользили по тропе, которая иногда угадывалась лишь по тонкому слою глины.
Первые лучи рассвета коснулись верхушек гор, когда они оказались прямо над лагерем спартанцев.
Спуск в этом месте был самой опасной частью всего перехода. Опоры для ног отыскивались с трудом, и Элле несколько раз казалось, что один из сопровождающих ее мужчин вот-вот сорвется на острые камни внизу. Но они продолжали упрямо прижиматься к скале и почти спустились в проход, когда из-за валуна вышел спартанец с копьем и в алом плаще и преградил им путь.
Элла глотала воздух, будучи не в силах говорить. Ее сердце колотилось в груди, а из глотки вырывалось хриплое дыхание. В конце концов, она нашла слова.
– Проведи меня к царю! Я – Элла, дочь Пентея и племянница царицы.
Гоплит опустил копье и показал знаком, чтобы они шли вперед. После этого он пошел за ними, оставаясь по-прежнему настороже и приготовившись отреагировать на любой предпринятый ими шаг.
Они пробирались мимо спящих воинов и мимо куч, состоящих из тех, кто уже никогда не проснется. Лагерь освещали несколько факелов, там и здесь мерцали угли догорающих костров. Рассвет коснулся воды внизу, начал проявлять черты лиц и возвращать алый цвет темным спартанским плащам.
Леонид спал на земле, завернувшись в плащ и подложив под голову щит. Рядом с ним лежали Пентей и Демофил, командир феспианцев.
Элла встала на колени рядом с отцом. Гоплит напрягся и крепче сжал древко копья, изготовившись для удара. Но тут она растолкала Пентея, и тот, мигая, повернулся к ней и удивленно воскликнул:
– Элла!
– Не спрашивай меня ни о чем, – быстро произнесла она. – У нас мало времени. Они идут. Ты должен сказать царю…
– Сказать царю что? – Леонид проснулся с первыми звуками ее голоса и теперь вскочил на ноги. Рядом, протирая глаза, поднялся Демофил.
Элла сказала:
– Персидские бессмертные спускаются с гор. Эти люди, – она показала на стоящих рядом с ней фокидян, – прибежали к хижине, в которой я жила…
– Они напали на нас, – произнес один из фокидян. – Нас застали врасплох ночью. Их были мириады. Мы отступили на гору Коллидром и могли бы там занять оборону. Если бы мы перестроились, то смогли бы оказать какое-нибудь сопротивление. Но они просто прошли дальше, прошли дальше, – повторил он, – по направлению к морю.