Со всех сторон подходили воины, спешившие присоединиться к группе. Агафон занял свое место рядом с Леонидом. Потом из утренней тени появился Теусер.
Бледность его лица поразила Эллу в самое сердце. Ей до боли хотелось протянуть к нему руки. Но в этой компании, в это ужасное мгновение, он все-таки оставался спартанским воином. Только короткая вспышка изумленной радости промелькнула на бледных чертах и сразу же погасла. Он стоял распрямившись, его рука повисла на примитивной перевязи, его глаза были повернуты к Леониду в ожидании решения царя.
Леонид произнес низким голосом:
– Кто-то предал Грецию. Агафон, разбуди людей, пусть приготовятся к бою.
Агафон сразу же пошел исполнять приказание.
Царь обвел глазами остальных, его глаза задержались на Теусере.
– Теусер, возьмешь двух лошадей. Бери Эллу и уезжай отсюда. Передай всем греческим войскам мой приказ отступать немедленно. Им нужно выйти из прохода, пока их не успели отрезать.
Губы Теусера протестующе сжались. Он бросил взгляд на Эллу, взывая к ее пониманию, а потом опять посмотрел на царя.
– Господин…
– Это приказ! – отрезал Леонид. – Ты уже нарушал приказы, и на этот раз я требую подчинения. Мы должны сохранить как можно больше солдат для сражений, которые еще предстоят. На тебе лежит обязанность проследить, чтобы все вышли из прохода до того, как станет поздно.
– Можно мне вернуться, господин? Я могу драться левой рукой…
– Нет. Ты не связан клятвой, и я приказываю тебе остаться в живых. – Выражение лица Леонида смягчилось, и прежде, чем продолжить, он улыбнулся Элле. – Кроме того, Теусер, у тебя все еще нет сыновей. Это недостаток, который ты должен исправить как можно скорее.
Отправляйся назад и, когда выйдешь из прохода, передай Фемистоклу, чтобы он вел свой флот к Саламину. Армия должна собраться опять у Коринфа и сражаться там.
Он отвел голову назад, и львиная грива его волос заиграла в утреннем свете.
– В Фермопилах, – сказал он, – спартанцы вынесли тирании смертный приговор. Пусть Греция приведет его в исполнение. А теперь – иди.
Его последние слова утонули в тревожном реве рожка. Спартанцы подхватывались с земли и надевали алые плащи. Теусер протянул здоровую руку к Элле. Она быстро обняла отца и подошла к нему. Они направились к лошадям, которых илот вел по проходу им навстречу.
Леонид повернулся к Демофилу.
– Ты отведешь своих феспианцев…
– Нет, Леонид.
– Мы поклялись умереть здесь. Твои люди не клялись.
– Мы вместе проливали кровь в этих песках. Это связывает крепче клятвы, – решительно произнес Демофил. – Если ты нам откажешь, мы будем драться сами.
Леонид положил руку на плечо Демофила и улыбнулся.
– Ты плохой солдат, Демофил, но хороший грек. Послушай… Персы выйдут к морю позади нас. Если ты хочешь драться, отправляйся туда и сражайся, сколько хватит сил. Задержи их там. Каждая минута нашей битвы обернется столетием свободы для Греции.
Демофил гордо расправил плечи.
– Пока хоть один из нас будет оставаться в живых – они не пройдут.
XXI
Гидарн поднял руку, и за его спиной зашуршала, останавливаясь, первая колонна бессмертных, прижимаясь к одной из сторон крутой тропы, чтобы сотни следующих за ними бойцов могли сбросить скорость и занять свое место. Какое великолепное зрелище, подумал Гидарн. Горный склон позади его почернел от людей, а впереди раскинулось море – сверкающее и переливающееся море. Они достигли своей цели, путь к отступлению грекам был перекрыт.
Он прикрыл глаза от ослепительных лучей, пробивающихся между изогнутыми стволами деревьев. Человек – один из посланных им разведчиков, теперь он его увидел, бегом возвращался со стороны моря.
– Господин… основные силы греческой армии отступили по направлению к Опусу.
Недолгое ликование Гидарна иссякло. Сделать такой дальний марш и в таком темпе только для того, чтобы обнаружить, что западня не захлопнулась…
Он прорычал:
– Они успели уйти?
– С этого конца прохода остались только феспианцы и фивяне.
– А спартанцы?
– Они по-прежнему стоят впереди, на другом конце прохода, приготовившись отразить силы Великого царя.
Гидарн сделал выдох, который большей частью говорил об испытанном им облегчении, но сюда примешалась и изрядная доля восхищения, которое он и не пытался в себе подавить.
– Какие глупцы! – пробормотал он. – Как бы мне хотелось, чтобы такие люди дрались за меня.
Жестом он отослал лазутчика прочь и внимательно осмотрел местность. Спустя минуту или две он почувствовал, что кто-то тянет его за полу плаща. Он повернулся и увидел Эфиальта, который смотрел на него многозначительным взглядом. Гидарн поежился и смахнул назойливую руку.
– Хорошо, – резко произнес он. – Ты выполнил свою задачу.
– Царь обещал мне золото, – проскулил Эфиальт.
Гидарн кивнул.
– Да. Это правда. Мы принесли его. Ты увидишь, что мы выполняем свои обещания.
Он подозвал ближайшего бессмертного и прошептал приказание. Человек поспешил прочь.
– Не бойся, ты получишь его, – сказал Гидарн.
Послышался шум шагов и к передовой группе приблизились три солдата. Эфиальт подозрительно наблюдал за ними, но его лицо просветлело, когда один из них протянул ему большой кожаный мешок. Два других приподняли тяжелый мешок большего размера, который они с трудом принесли сюда вдвоем. Они наклонили, его и золотые монеты стали сыпаться в мешок, с жадностью подставленной Эфиальтом. Он потяжелел и стал провисать. Улыбка Эфиальта стала натянутой. Ему стало трудно удерживать горловину мешка открытой.
– Достаточно? – резко спросил Гидарн.
Эфиальт заколебался. Потом он произнес:
– Царь сказал – столько, сколько я смогу унести.
– Да, но ведь тебе придется бежать…
Эфиальт прикинул вес монет, которые соблазнительно блестели в большом мешке. После этого он трясущимися руками завязал горловину своего. Он едва был в состоянии оторвать его от земли.
Гидарн почувствовал тошноту в желудке. Он подождал, пока предатель закончил завязывать веревку и попытался получше ухватиться за мешок. После этого он с презрением произнес:
– Видишь вон тот камень. Мы подождем, пока ты не доберешься до него.
Эфиальт с опаской посмотрел на ближайших персов. Ни на одном из лиц он не прочел даже признаков сочувствия, только ненависть.
Он резко повернулся и попытался бежать. Мешок был слишком тяжелым и мешал ему удерживать равновесие. Он споткнулся.
Четверо персидских лучников без какой-либо команды выстроились в ряд около Гидарна.
Эфиальт несся к камню, на который ему указали. Когда он с ним поравнялся, первый лучник выпустил свистящую стрелу. Эфиальт съежился на бегу – стрела пролетела в дюйме от его головы. Натянулся второй лук, вторая стрела попала в кожаный мешок. Третья и четвертая последовали за ней.
Эфиальт попытался спрятаться за камнем, но тот оказался слишком маленьким. Он распрямился и начал что-то нечленораздельно тараторить. Еще одна стрела впилась в мешок, и в руках Эфиальта не осталось больше мужества, чтобы его удерживать. Он выпустил его. Мешок упал на землю, и негромкий звон монет внутри вызвал в нем последний приступ надежды. В отчаянии предатель потянулся за ним, но после того, как очередная стрела проткнула ему руку, закричал и прыгнул в кусты. Он прокатился в облаке пыли по склону, подхватился на ноги и исчез за горным выступом.
Гидарн поднял меч, и бессмертные начали продвигаться к морю, образовав стену из плетенных щитов и сверкающих копий.
Между ними и греками больше не осталось преград. И все-таки в то мгновение, когда он понял, что победа у Ксеркса уже в руках, Гидарн потерял к сражению всякий интерес. Для него в нем не осталось и капли славы.
Он угрюмо вел своих людей вперед. Перед ним была поставлена задача – он ее выполнит. В пылу сражения он выбросит из головы мысли о милосердии и о благородстве тех, к кому он сейчас направлялся.
Он уловил какое-то движение впереди. Берег пришел в движение. Навстречу бессмертным бросились солдаты.
– Феспианцы, – устало произнес Гидарн. – С этими проблем не будет. Покончим с ними побыстрее.
По всей Малийской равнине плотная масса персидских войск двигалась к проходу в Фермопилах. В середине этого сборища на золотой колеснице гордо высился Ксеркс; запряженных в его экипаж лошадей вели под уздцы колесничие, бежавшие ровной трусцой рядом с ними. Казалось, что никто и никуда не торопится, и царь собирается проехать по-царски медленно и неторопливо через проход, не предвидя никаких задержек на пути.
Но тут заговорили сигнальные рожки.
Спартанцы прижались плечами друг к другу и подняли стену из щитов. Звуки рожков долетели до них, казалось, что они отразились нежными мелодиями от резонирующей меди.
Леонид, как всегда, стоял в центре линии. Он наблюдал за приближающейся фигурой Ксеркса.
Сзади подбежал задыхающийся посыльный.
– Господин, бессмертные атакуют феспианцев у нас в тылу.
– А остальные?
– Все успели отойти, кроме четырехсот фивян. Они отрезаны.
– Передай Демофилу…
Слова растворились в еще более мощном, угрожающем реве персидских рожков. После этого настоятельного призыва ритм издаваемого ногами персов топота ускорился, и сам он стал громче. Противник быстро приближался, переходя через мелкий ручей по трупам собственных товарищей. Леонид прикинул протяженность передней линии врага.
Потом он коснулся одной рукой плеча Пентея, а другой – Агафона.
– Мы больше не можем удерживать проход, поэтому мы должны атаковать.
Они кивнули, не говоря ни слова и не отрывая взгляда от приближающихся орд.
– Холм за стеной будет нашей последней позицией, – произнес Леонид. – Это все.
Приказ был быстро передан по линии. Наступила пауза, словно все сделали вдох, а потом Леонид поднял копье.
Спартанцы сомкнули щиты и молча пошли вперед.
Они выглядели жалкой кучкой против противостоящей им огромной массы. И все же при их виде первая линия персов заколебалась и сбросила скорость. Произошла давка, послышалось перешептывание, и легкое дуновение страха пронеслось по рядам персов.