– Я думаю, сударь, что они хотят взять в плен всех дворян-гугенотов, попавших в эту ловушку.
– Не могу поверить, Пьер, чтобы они могли решиться на такую гнусную измену, которая опозорила бы короля.
– Может быть, это не его рук дело, сударь, а Гизов; быть может, они хотят учтроить избиение, как это было в Руане и не раз случалось в Париже и в других местах.
– Трудно поверить этому. Во всяком случае, будем настороже эту ночь. Теперь слишком поздно, чтобы предпринять что-нибудь.
Отворив окно, Филипп сел на него.
– Ложись спать, Пьер; через два часа я разбужу тебя, и ты займешь мое место.
Раньше чем лечь, Пьер снова тихо вышел на улицу, тщательно стер с двери знак мокрой тряпкой и затем, положив подле себя меч и пистолеты, улегся на своей койке. В час Филипп разбудил его.
– На улице происходит что-то необычное, Пьер: я вижу свет множества факелов и слышу шум, похожий на людской говор. Пойдем посмотрим, что это значит.
Сунув пистолеты за пояс и захватив меч, он завернулся в плащ и вышел на улицу в сопровождении Пьера. Скоро они встретили двух прохожих, и один из них при свете фонаря окликнул Филиппа:
– Это вы, сэр Флетчер?
– Да, де Паскаль. Я вышел посмотреть, что значат эти огни.
– Я тоже вышел ради этого. Душно, я не мог заснуть, открыл окно и увидел эти огни. Мне показалось, что они по соседству с домом адмирала, и я решил посмотреть, в чем дело.
Они вскоре встретили группы людей с зажженными факелами и увидели, что такие группы бродят по всем улицам.
– Что это затевается? – спросил де Паскаль у одной группы.
– В Лувре будет ночной маскарад и шуточное сражение, – ответили ему.
– Странно! – сказал Филипп, когда они пошли дальше. – Я был у короля Наваррского до десяти часов и ничего не слыхал об этом.
К ним присоединились еще несколько дворян-гугенотов, привлеченных необычайным светом и говором на улицах. Все они направились к Лувру. Перед дворцом собралось множество народа с факелами и стояли отряды солдат.
Вдруг толпа заколыхалась с криком и шумом, и несколько гугенотов, отделившись от нее, бросились бежать, как бы спасаясь от преследования. Они бежали навстречу к группе людей, шедших с Филиппом к площади.
– Что такое, де Винь? – спросил Паскаль первого подбежавшего к ним.
– Ничего не понимаю, – ответил де Винь. – Полчаса назад я проснулся от шума и света и вышел с де ла Ривьером, Морена, Кастелоном и де Вигором посмотреть, в чем дело. Когда мы подошли к солдатам, они начали нагло глумиться над нами. Мы, конечно, отвечали и грозили пожаловаться их офицерам, как вдруг эти дерзкие негодяи бросились на нас. Морена, как видите, ранен алебардой, и так как мы пятеро не могли биться с целой толпой солдат и собравшейся там чернью, то убежали от них. Я буду жаловаться и доведу дело до короля.
– Нам сказали, – говорил де Паскаль, – что эти люди с факелами должны участвовать в шуточной атаке на какой-нибудь замок или что-то в этом роде для увеселения короля. Без сомнения, с этой же целью собраны и солдаты. Нам следует, я думаю, пойти домой и подождать до утра.
– А вы не допускаете возможности всеобщего нападения на нас? – спросил Филипп.
– Что? Нападение? Подготовленное у Лувра, на глазах у короля? Вам это приснилось, Флетчер?
– У меня есть основание подозревать это, – заметил спокойно Филипп и рассказал о крестах на дверях.
Ему никто не верил. Все возвратились в свои квартиры.
– Что мы будем теперь делать, Пьер? – спросил Филипп.
– По-моему, следует обождать и посмотреть, что будет дальше, сударь. Если готовится что-нибудь дурное, вся парижская чернь будет в движении. Пойдемте к ратуше, там всегда был центр зла. Если там все спокойно, то, может быть, вся эта комедия и вправду устроена для увеселения двора. Непонятно только, почему улицы около дома адмирала освещены.
– Правда, это непонятно, Пьер.
Навстречу им прошла молча еще более многочисленная толпа с факелами.
– Заметили ли вы, сударь, что у каждого из этих людей на руке белая повязка, как и у всех, кого мы встречали до сих пор. Если есть опасность, то нам легче будет узнать о ней, имея такой же знак.
– Хорошая мысль, Пьер.
Филипп вынул свой платок, разорвал его пополам и сделал повязки себе и Пьеру. Затем они нагнали несколько групп с факелами, которые шли в одном направлении с ними. У всех были белые повязки на руках. Филипп встревожился еще больше.
Площадь перед ратушей была слабо освещена несколькими факелами и большим фонарем, висевшим перед гостиницей. Света, однако, было достаточно, чтобы видеть огромную толпу народа на площади и красноватые отблески огней на шлемах, копьях и секирах.
– Что вы теперь скажете, сударь? Тут собралось до десяти тысяч человек; кажется, все городское войско со всеми офицерами.
Когда они остановились, к ним почтительно подошел офицер.
– Все в порядке, ваше сиятельство, – доложил он Филиппу. – Все люди на своих местах. Полагаю, что приказ не будет отменен?
– Нет, – ответил коротко Филипп, видя, что его принимают за кого-то другого.
– И набат будет сигналом начинать?
– В этом будет некоторая перемена, – сказал Филипп, – но об этом вы узнаете потом. Я пришел только узнать, все ли готово.
– Все исполнено, как приказано вашим сиятельством. Ворота заперты и будут открыты только королевскому гонцу, когда он покажет королевскую печать. Все лодки и суда уведены от набережной далеко. Ни один еретик не спасется.
Филипп с трудом подавил в себе сильное желание заколоть этого человека на месте, но, овладев собой, сказал только:
– Хорошо. Ваше усердие не будет забыто.
Он повернулся и пошел поспешно обратно, но не успели они пройти нескольких шагов, как за ними раздался пистолетный выстрел.
– Слишком поздно! – воскликнул с горечью Филипп. – Скорее, Пьер!
И они бросились бежать. Из соседних улиц то и дело выбегали вооруженные группы людей, чтобы задержать их, но Филипп повелительно кричал им:
– Дорогу! Я спешу по важному поручению герцога Анжуйского и Гизов!
При этих словах все расступались и давали ему дорогу.
– Прежде всего поспешим к адмиралу! – сказал Филипп Пьеру.
Но когда они подбежали к дому адмирала, то увидели множество людей, выбегавших из дома с факелами и обнаженными мечами. Филипп узнал среди них Генриха Гиза и Генриха Валуа с их свитами и солдатами.
– Мы опоздали, Пьер. Адмирал уже убит.
Действительно Колиньи уже перешел в лучший мир.
В эту роковую ночь в доме находился только его духовник Мерлен, королевский хирург, трое дворян и несколько слуг, а во дворе стояли на страже пять швейцарских гвардейцев короля Наваррского. Возраставший на улице шум разбудил адмирала, а затем он услышал стук в ворота и требование отворить двери именем короля. Адмирал послал одного из дворян, ле Бонна, отворить их, но едва успел последний сделать это, как в ворота ворвался Коссейн, офицер стражи принца Анжуйского, с пятьюдесятью солдатами и заколол ле Бонна на месте. Верные швейцарцы защищали внутреннюю дверь, а когда их оттеснили от нее, то они наскоро устроили на лестнице баррикаду и защищались за ней.
Один из гугенотов-дворян вбежал в комнату известить адмирала о грозящей ему опасности, но адмирал спокойно ответил:
– Я уже давно приготовился к смерти. Спасайтесь сами, если можете. Меня вы все равно не спасете.
По его приказанию все находившиеся при нем, исключая немецкого переводчика, убежали на крышу и спрятались. Баррикада была сломана, и один из свиты герцога Гиза ворвался в комнату, где адмирал спокойно сидел в кресле. Убийца нанес ему мечом два удара, прекративших мгновенно жизнь адмирала.
Герцог Гиз ждал во дворе. Когда ему доложили, что адмирал убит, он приказал выкинуть его тело в окно и с ненавистью толкнул его ногой, а один из его свиты отрубил адмиралу голову.
Затем Гиз позвал солдат и сказал им:
– Начало положено, теперь к другим – это приказ короля!
Когда Филипп подходил к дому адмирала, на колокольне церкви Сен-Жермен-л’Оксерруа зазвонили в набат, и вслед за тем со всех сторон раздались оглушительные крики: «Смерть гугенотам!» На улице, где он жил, Филипп увидел множество солдат, с криком разбивавших двери в домах; кругом валялись трупы убитых гугенотов. Филипп прошел спокойно мимо них, и его не тронули. Пройдя мимо своей двери, он направился к дому графа де Валькура. Там он увидел де Паскаля, храбро защищавшегося против толпы врагов. С мечом в руках бросился он к нему на помощь, но раздался выстрел, и де Паскаль упал, пораженный насмерть. Филипп поспешно удалился.
– Домой, Пьер, – сказал он своему слуге, все время следовавшему за ним, – здесь нам делать нечего.
Около их дома не было никого. Они незаметно вошли, поднялись наверх и затем по крышам добрались до дома де Валькура.
Войдя через окно в дом, они сбежали вниз по лестнице. В доме уже была тревога. Из одной двери падал свет. Филипп вбежал туда. Клара де Валькур стояла там, опираясь рукой о стол, бледная, но спокойная.
– Где ваш отец? – спросил Филипп.
– Он внизу со слугами защищает лестницу.
– Я пойду к нему, – сказал Филипп. – Пьер позаботится о вас, он знает, что делать. Мы с вашим отцом последуем за вами. Скорее, ради спасения вашего отца и вас самой!
– Я не могу оставить его.
– Вы ему не поможете, а промедление может стоить всем нам жизни. Послушайтесь моего совета, иначе я должен буду унести вас.
– Хорошо, я пойду, – согласилась она. – Вы однажды уже спасли меня, и я доверяюсь вам.
– Доверьтесь Пьеру, как вы доверились бы мне, – сказал Филипп.
Снизу раздавались крики и ругательства вместе со стуком мечей, и Филипп побежал вниз. На нижней площадке граф и четверо слуг защищались от нападения толпы вооруженных солдат и черни.
– А, это вы, сэр Флетчер? – сказал граф, когда Филипп подбежал к нему и одним ударом поразил солдата, ожесточенно нападавшего на графа.
– Я, граф. Наш дом не потревожили, и я отослал туда по крышам вашу дочь с моим слугой. Мы последуем за ними, как только прогоним этих негодяев.