Еще немного про взаимоотношения Герцена и Толстого: самым ранним свидетельством отношения Толстого к Герцену является воспоминание Г. П. Данилевского о конце 1850-х годов. «Граф Л. Н. Толстой, как теперь помню, вошел тогда в гостиную хозяйки дома во время чтения вслух нового произведения Герцена. Тихо став за креслом чтеца и дождавшись конца чтения, он сперва мягко и сдержанно, а потом с такой горячностью и смелостью напал на Герцена и на общее тогдашнее увлечение его сочинениями, и говорил с такой искренностью и доказательностью, что в этом семействе впоследствии я уже не встречал изданий Герцена». (Гусев Н. Герцен и Толстой // Литературное наследство. Т. 41–42. М., 1941. С. 505).
На всех хрестоматийных портретах Герцен изображен без очков или пенсне. Главными очкариками русской литературы являются П. А. Вяземский, А. С. Грибоедов, А. П. Чехов. (См. выставку «А еще в очках!», Государственный музей А. С. Пушкина, 2016).
В анекдоте также пародируется канцелярийская манера избегать повторов фамилии, заменяя ее различными синонимами.
В версии самиздата «почти уже по миновании Герцена» бывает исправлено на «и только уж миновав Герцена».
•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••
№ 42 (стр. 67)
Ф. М. Достоевский, царство ему небесное, тоже очень любил собак, но был болезненно самолюбив и это скрывал (насчет собак), чтобы никто не мог сказать, что он подражает Лермонтову.
Про него и так уже много чего говорили.
Отдельной публикации, посвященной собакам в творчестве Достоевского (в отличие от котов), обнаружить не удалось, хотя тема, безусловно, обширная. В энциклопедии «Достоевский» (М., 2008. С. 166) собственная словарная статья, например, посвящена Белке — собаке, которая жила при остроге и стала другом писателю во время его заключения (подробно описано в «Записках из мертвого дома»).
Среди «разговоров» о Достоевском было обвинение его в педофилии. Например, его биограф Николай Страхов через несколько лет после смерти писателя, 28 ноября 1883 г., послал письмо Льву Толстому, в котором обличал Достоевского и в числе его грехов назвал растление девочки в бане. По словам Страхова, поведал ему об этом Павел Висковатов. Письмо было опубликовано только в 1913 году, и вслед за этим вдова Достоевского выступила в прессе с резкой критикой этого слуха. Другим источником распространения истории был Иван Тургенев, которому Достоевский рассказал эту историю сам, а потом признался, что разыграл его (см. Андрианова И. С. «Клеветы Страхова», или Протест вдовы и племянника Достоевского // Неизвестный Достоевский. 2015. № 3; и др.).
•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••
№ 43 (стр. 68, 69)
Однажды Ф. М. Достоевскому, царство ему небесное, исполнилось 150 лет. Он очень обрадовался и устроил день рождения. Пришли к нему все писатели, только почему-то наголо обритые, как сговорились. У одного Гоголя усы нарисованы.
Ну, хорошо. Выпили, закусили, поздравили новорожденного, царство ему небесное. Сели играть в винт. Сдал Лев Толстой — у каждого по пять тузов! Что за черт! Так не бывает! Сдай-ка, брат Пушкин, лучше ты. — Я? — говорит, — пожалуйста сдам! И сдал. Всем по шесть тузов и по две пиковых дамы. Ну и дела! Сдай-ка ты, брат Гоголь! Гоголь сдал… Ну, и знаете… Даже нехорошо сказать. Так как-то получилось… Нет, право слово, лучше не надо!
Д.-М.: «В 1971 году праздновался 150-летний юбилей Достоевского, об этом постоянно говорили — это раздражало. История была сочинена конкретно в день рождения писателя».
Мистическая игра в карты — известный фольклорный мотив. «Мертвецы подошли к Ивану и в один голос крикнули: “Довольно тебе читать, давай лучше с нами в карты играть!” Иван поднял голову, посмотрел на них и сказал: “Почему же и не поиграть”». (Сказки, записанные в станице Наурской // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. 1893, Вып. 15, отдел 2. С. 152).
Финансовые проблемы Пушкина, Льва Толстого и Достоевского из-за азартных игр хорошо известны. Гоголь карты не любил, зато он автор комедии «Игроки» про карточных шулеров. «Пять тузов» — обозначение шулерства. У Пушкина, правда, выходят пиковые дамы (причем две), но только потому, что он — автор одноименного произведения. В анекдоте не упомянут Некрасов, который выигрывал так часто, что его подозревали в шулерстве (на выигранные деньги он жил и даже издавал журнал).
Д.-М.: «Одно время мы увлекались спиритизмом, крутили блюдечко. Володька был, конечно, медиум. Все мы делали не так, и круг нарисовали неправильно, и ничего вразумительного не получалось, кроме одного раза: дух Есенина на вопрос Володьки отчетливо ответил: в гроб вгонит вас водка». Она же вспоминает о дне, когда анекдот был сочинен: «В тот день было какое-то торжественное литературное заседание, и мы договорились встретиться с Ириной Бенционовной Роднянской, она ехала к Ренате Гальцевой (они уже тогда, наверно, участвовали в «Философской энциклопедии»). С Ренатой я до того не была знакома. По дороге они все шумно спорили… тогда определилось у нас направление «почвенников», «деревенщиков». Блокнот мы взяли с собой, Роднянская очень восхищалась и радовалась. Вот она и подсунула книжку Ренате. Кажется, Рената оскорбилась. Вернула Ире книжку со словами: “я прочла” ледяным голосом».
•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••
№ 44 (стр. 70)
Пушкин часто бывал в гостях у Вяземского, подолгу сидел на окне, все видел и все знал. Он знал, что Лермонтов любит его жену. Поэтому считал не вполне уместным передать ему лиру. Думал Тютчеву послать за границу — не пропустили: сказали: не подлежит — имеет художественную ценность. А Некрасов ему как человек не нравился.
Вздохнул и оставил лиру у себя.
Эстафета у русских писателей все-таки случилась, но в иной форме. В 1824 году Елизавета Воронцова подарила Пушкину перстень-талисман при отъезде его из южной ссылки («Храни меня, мой талисман» и проч. стихотворения). С руки мертвого Пушкина этот перстень снял Жуковский. После кончины Жуковского в 1852 году перстень остался в его семье, но в 1870-х годах его сын, художник Павел Жуковский, передал кольцо Тургеневу. Тургенев писал: «После моей смерти я бы желал, чтобы этот перстень был передан графу Льву Николаевичу Толстому… Когда настанет и “его час”, гр. Толстой передал бы мой перстень по своему выбору достойнейшему последователю пушкинских традиций между новейшими писателями». Однако Полина Виардо, распоряжавшаяся имуществом покойного Тургенева, передала кольцо в 1887 году Пушкинскому музею в Лицее. В марте 1917 года, вскоре после Февральской революции, перстень был украден из музея. Впрочем, перстней Пушкина было несколько, и существует некоторая неясность насчет того, который именно украли (см. Березин В. Русская орнитология // «Текст и традиция», № 6. — СПб.: Институт русской литературы (Пушкинский дом), Росток, 2018. С. 326–355).
•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••
№ 45 (стр. 71)
Однажды Ф. М. Достоевский, царство ему небесное, сидел у окна и курил. Докурил и выбросил окурок в окно. Под окном у него была керосиновая лавка, и окурок угодил как раз в бидон с керосином. Пламя, конечно — столбом. В одну ночь пол Петербурга сгорело. Ну, посадили его, конечно. Отсидел, вышел. Идет в первый же день по Петербургу, навстречу — Петрашевский. Ничего ему не сказал, только пожал руку и в глаза посмотрел со значением.
Д.-М. «Наверно, сочинение этой истории было связано с диссидентами, с посадками, о которых тогда бывало слышно».
Имеются в виду петербургские пожары 1862 года, когда город в течение нескольких дней поджигали в разных районах. Горожане подозревали, что Петербург подожгли радикалы, нигилисты, поляки, какие-либо другие подозрительные элементы. (Подробнее о реакции на эти пожары Достоевского см. стр. 149).
Достоевский входил в кружок революционера Петрашевского и был вместе с ним осужден в 1849 году. Петрашевский с 1856 года — ссыльнопоселенец, в Петербург до своей кончины ему вернуться не довелось.
Достоевский действительно курил, причем очень много. Вдова его вспоминала: «Курил папиросы, которые набивал сам, смешивая два сорта, Саатчи и Мангуби Дивес средний и Лаферм. 1/4 фунта 80 коп. После поездки в Москву на Пушкинское торжество он бросил папиросы и курил сигары, уверяя, что гораздо меньше теперь кашляет. Сигары были хорошие, дорогие, 25 штук 6 руб. и дороже». (Фокин П. Е. Достоевский без глянца. М. 2018).
•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••
№ 46 (стр. 72)
Лев Толстой очень любил детей. Однажды он играл с ними весь день и проголодался. Пришел к жене. “Сонечка, — говорит, — ангельчик, сделай мне тюрьку”. Она возражает: “Левушка, ты же видишь — я “Войну и мир” переписываю”. “А-а! — возопил он, — я так и знал, что тебе мой литературный фимиам дороже моего “Я!” И костыль задрожал в его судорожной руке.
Лев Толстой тюрьку уважал. В «Анне Карениной» мы читаем: «Мужики собрались — дальние под телеги, ближние — под ракитовый куст, на который накидали травы. Левин подсел к ним; ему не хотелось уезжать. (…) Старик накрошил в чашку хлеба, размял его стеблем ложки, налил воды из брусницы, еще разрезал хлеба и, посыпав солью, стал на восток молиться. — Ну-ка, барин, моей тюрьки, — сказал он, присаживаясь на колени перед чашкой. Тюрька была так вкусна, что Левин раздумал ехать домой обедать».
Про фимиам: когда двоюродная тетка писателя Александра Андреевна гостила в Ясной Поляне, ее поразило обилие писем, газет, брошюр со всех концов света. Литературовед В. Львов-Рогачевский пишет: «Фимиам благоговейного почитания струился от всех этих приветствий. Полушутя А. А. предостерегала Льва Толстого от гордости и спрашивала: как он не задохнется от расточаемого ему фимиама?