Лев Толстой. «Пророк без чести»: хроника катастрофы — страница 28 из 83

Вся жизнь Л. Н. Толстого после переворота посвящена борьбе с Православием и «историческим христианством». Борьбе теоретической и практической. Если в «Исповеди», законченной в 1882 г., основные антицерковные тезисы писателя звучали приглушенно, то в дальнейшем, уже в сочинении, посвященном разбору Евангелия, и в трактате «В чем моя вера?», эта позиция сформулирована настойчиво и агрессивно.

Таким образом, после «переворота» Л. Н. Толстой отдал всю свою жизнь, кипучую энергию, интеллектуальные силы реализации программы, по сути, намеченной еще в молодости.

Глава IIIПространство духовного опыта

«…что-то особенно сладкое и великое есть в равнодушии к жизни, и я наслаждаюсь этим чувством. Как силен кажусь я себе против всего с твердым убеждением, что ждать нечего здесь, кроме смерти; и сейчас же я думаю с наслаждением о том, что у меня заказано седло, на котором я буду ездить в черкеске, и как я буду волочиться за козачками и приходить в отчаяние, что у меня левый ус хуже правого…»

Л. Н. Толстой. «Пространство духовного опыта»

В 1906 г., издавая статью «Карл Маркс как религиозный тип», С. Н. Булгаков указал, что определяющей силой в духовной жизни человека является религия в широком смысле слова, т. е. «высшие и последние ценности, которые признает человек над собою и выше себя, и то практическое отношение, в которое он становится к этим ценностям. Определить действительный религиозный центр в человеке, найти его подлинную душевную сердцевину» – вот главная задача исследователя в этой области; «в указанном смысле можно говорить о религии у всякого человека, одинаково и у религиозно наивного, и у сознательно отрицающего всякую определенную форму религиозности», причем эта религия есть «самое интимное и важное» в человеке, способное объяснить «все внешнее и производное»[128].

Что же составляло в этом смысле «религиозное ядро» личности Л. Н. Толстого? На эту тему написаны уже сотни и тысячи работ на всех языках мира, но каждая эпоха требует еще раз вернуться к данному вопросу, настолько большую актуальность он представляет.

Но сначала вернемся к вопросу о его мировоззрении в целом. Я приводил в предисловии важное высказывание выдающегося немецкого слависта Л. Мюллера, который подчеркивает, что конфликт Л. Н. Толстого с Церковью не есть частный конфликт одного человека с конкретной религиозной институцией, это конфликт враждебной всякому институционализму мистической религиозности, несущей на себе стойкую печать европейского просвещенческого радикализма, и Церкви, сознательно противостоящей влиянию идей просвещения в своем учении и культе[129]. Фактически, как утверждает Л. Мюллер, Л. Н. Толстой попытался осуществить требующую грандиозной личностной перестройки попытку примирения своих собственных религиозных представлений о «чистой» религии Добра и Любви без «примеси» догматики и культа с многовековой практикой Церкви. Однако разрыв здесь был столь значителен, столь глубок, что для такого одномоментного прыжка было недостаточно только доброй воли, отрицать которую в усилиях писателя было бы неверно, и акта самонасилия[130].

Выше уже говорилось, какое значение имела в жизни Л. Толстого и всего русского общества философия Просвещения и какие авторы оказали влияние на формирование его взглядов.

Переходя к характеристике этих взглядов, я хотел бы предварительно сразу отметить, что из эпохи Просвещения и из опыта своей собственной жизни Л. Толстой вынес три простые идеи: а) идею о том, что простое и естественное предпочтительнее культурного и сложного;

б) идею о том, что носителем этого простого и естественного является русский народ;

в) идею о том, что миром и жизнью человека управляет абсолютный и безличный Бог.

Эти три идеи составляют духовный фундамент Л. Толстого. От них писатель не уклонялся никогда, в том или ином виде они присутствуют во всех текстах Л. Толстого, к какому бы типу тексты не относились и когда бы ни были написаны: к художественным произведениям, дневнику, публицистическим статьям, письмам и т. д.

Эти идеи писатель «вычитал» или думал, что «вычитал» у всех писателей, к которым обращался, и во всех книгах, которые ему попадали в руки, в том числе и в Евангелии.

Но Жану-Жаку Руссо в духовной биографии Л. Толстого все-таки принадлежит совершенно особое место. Его влияние прослеживается практически во всех сферах мысли, которые притягивали Л. Толстого: воспитания, школьного обучения, истории, науки, религии, политики, отношения к современности. В этом плане рядом с Руссо нельзя поставить ни одного автора, который бы в молодости оказал на яснополянского писателя такое влияние.

И это важно. В более зрелом возрасте Толстой открыл для себя других авторов, с выводами которых готов был в той или иной степени согласиться. В первую очередь это Кант и Шопенгауэр. Но, повторяю, все это произошло позже. Про этих двух авторов было бы неправильно сказать, что они существенно влияли на формирование взглядов Л. Толстого. Скорее писатель у них нашел то, что уже ранее было ему близко. А вот с Руссо дело обстоит совершенно по-другому.

Ж.-Ж. Руссо

«Монумент, возникший злым укором

Нашим дням и Франции позором,

Гроб Руссо, склоняюсь пред тобой!»

Ф. Шиллер

Стойкая печать просвещенческой идеологии, лежащая на религиозно-философских построениях Толстого, о которой говорил Л. Мюллер, появилась в первую очередь именно благодаря Руссо.

Этот автор сыграл исключительную роль в жизни русского писателя, который в 1901 г. утверждал, что «прочел всего Руссо, да, все двадцать томов, включая “Музыкальный словарь”. Я не только восхищался им; я боготворил его: в пятнадцать лет я носил на груди медальон с его портретом, как образок. Многое из написанного им я храню в сердце, мне кажется, что это написал я сам»[131].

«Руссо и Евангелие – два самые сильные и благотворные влияния на мою жизнь. Руссо не стареет. Совсем недавно мне пришлось перечитать некоторые из его произведений, и я испытал то же чувство подъема духа и восхищения, которое я испытывал, читая его в ранней молодости».

Отрывок из письма Л. Н. Толстого учредителям общества Ж.-Ж. Руссо в Женеве. 7–20 марта 1905 г. (75, 234).

Составляя в начале 1880-х годов список книг, оказавших на него влияние, в разделе «с 14 до 20 лет», Л. Н. Толстой отметил как «огромное» значение «Исповеди» и «Эмиля» и как «очень большое» – «Элоизы» (66, 67). В работе «Что такое религия и в чем сущность ее?» (1901–1902) Л. Толстой, обвиняя философию в том, что она уклоняется от решения главного вопроса жизни «что мне делать?», подчеркивает, что среди христианских философов наиболее приблизились к решению этого вопроса Спиноза, Кант в «Критике практического разума», Шопенгауэр и «в особенности» Руссо (35, 183).

В современном литературоведении уже считается непреложной истиной утверждение, что и в художественных произведениях Л. Толстого влияние Руссо прослеживается ясно и бесспорно. Это хорошо видно и по первой трилогии «Детство. Отрочество. Юность», и по «Казакам», и по «Войне и миру», и по «Анне Карениной». Везде героями этих произведений являются современные «робинзоны», одинокие герои – носители близких Толстому идей, противящихся принципам испорченной цивилизации. И в последней трети своей жизни Л. Толстой в сущности придерживался той же программы, только уже прямо на религиозном материале.

Но почему именно Руссо? Что в идеях женевского философа, которого И. Кант назвал «Ньютоном нравственности», было для Толстого так притягательно? Разобраться в этом вопросе сегодня принципиально важно, без такой работы понять что-либо в бунте Л. Толстого невозможно.

Когда мы говорим о влиянии одного автора на другого или на другие культуры, мы далеко не всегда хорошо представляем себе, как это влияние прослеживать. Можно, например, посмотреть, сколько раз Толстой цитирует Руссо и как оценивает мысли последнего. Но дает это не очень много, ибо это влияние может быть латентным – Руссо или любой другой автор может присутствовать у Л. Толстого неявно в скрытом виде. Поэтому нужно разбираться с самими идеями, то есть с тем, что именно в идейном мире Руссо было Толстому особенно близко.

Для Толстого идейно принципиально важным был ряд противопоставлений: «человек – общество» или, более точно, «природа человека – общественный порядок»; первое есть истина, второе – ложь. Именно поэтому «интуитивное, т. е. природное, народное» как истина противопоставлено «рациональному, т. е. искусственному, барскому» как лжи[132].

Скажем проще. В первую очередь русского писателя в Руссо привлекал демократизм, вера в естественное, врожденное добро человеческой личности и души и осуждение общества, своими требованиями и законами искажающего в человеке это добро. Естественной, врожденной доброте и искренности, носителем которой является простой человек, зарабатывающий на хлеб своими руками, противостоит общественная ложь, основанная, что очень важно для Толстого, на неправде и несправедливости, на манипулировании голодной толпой со стороны небольшой группы богачей. Единственный способ борьбы с этим злом, с точки зрения Руссо, это установление такого общественного порядка, при котором каждый член социума будет обладать определенным минимумом прав и свобод.

Это самые общие соображения. Но ими ограничиться невозможно. Важно понять, что собой представлял «руссоизм» как система. А для этого несколько слов скажем об особенностях биографии женевского философа.