Троцкий считал, что при выборе между ним и Сталиным Ленин просто обязан остановиться на Троцком, тем более что весной 1922 г. Ленин неоднократно поручал Троцкому важные дела или тепло о нем отзывался. Так, выступая с докладом о международном и внутреннем положении на заседании коммунистической фракции съезда металлистов 6 марта 1922 г., касаясь предполагаемой поездки в Геную, Ленин сказал: «Правильнее всего… с точки зрения практических задач, а не с точки зрения дипломатической чехарды, определил положение тов. Троцкий…» и далее следовала большая выдержка из приказа наркомвоенмора о необходимости в связи с международной конференцией в Италии сохранять силу оружия [1157].
Предполагалось, что в Геную поедут Ленин, Троцкий и Зиновьев. Однако опасения покушения на жизнь главных большевистских лидеров заставили их отказаться от поездки, о чем Ленин проинформировал Политбюро 12 января 1922 г. [1158] Вслед за этим Ленин поручил Троцкому обеспечить надежную телеграфную связь с советской делегацией в Италии на время переговоров, что и было сделано через Склянского [1159]. Несколько дней спустя в статье «О задачах воинствующего материализма», написанной в связи с созданием нового журнала «Под знаменем марксизма», Ленин ссылался на статью Троцкого, уже опубликованную в первом номере этого журнала. Статья оценивалась несвойственно для Ленина высоко: Троцкий о задачах журнала сказал, мол, «уже все существенное и сказал прекрасно» [1160].
Если Троцкого раздражала поддержка Лениным Сталина, можно представить себе, в какое бешенство приводила Сталина поддержка Лениным Троцкого. Слегка завуалированно расхождения Троцкого со Сталиным в мирное время проявились в первой половине 1922 г. в вопросе о соотношении власти в руках партии и государственного аппарата. Троцкий считал, что в условиях НЭПа партию необходимо освободить от государственных функций и вся хозяйственная деятельность должна быть передана государственным структурам. Между тем в стране всегда существовало своеобразное двоевластие при отсутствии разделения функций между партийными и государственными учреждениями, причем чаша весов перевешивала временами в большей, а временами в меньшей степени, но всегда в пользу партии. После окончания Гражданской войны власть реально и повсеместно стала переходить от государственных органов к парткомам всех уровней. Эту тенденцию поощрял руководимый Сталиным Секретариат ЦК. Позиция же Ленина, как председателя Совнаркома, была двойственной, ибо он исходил из презумпции партийной диктатуры, но опасался слияния партии с государственной бюрократией. 10 марта 1922 г. Троцкий сформулировал свои взгляды по этому вопросу в письме к членам Политбюро: «Одним из важнейших вопросов как для самой партии, так и для советской работы является взаимоотношение между партией и государственным аппаратом… Без освобождения партии как партии от функций непосредственного управления и заведования нельзя очистить партию от бюрократизма, а хозяйство от распущенности. Это основной вопрос. Такая «политика», когда на заседаниях губкома мимоходом решаются вопросы о посевной кампании губернии, о сдаче или несдаче в аренду завода, является пагубной. И она нисколько не становится лучше в уездном комитете или центральном» [1161].
Аргументация Троцкого была поддержана Лениным и на словах одобрена некоторыми высшими партийными и советскими бюрократами. В письме секретарю ЦК Молотову, а затем на XI съезде Ленин настолько проникся доводами наркомвоенмора, что даже потребовал реального восстановления конституции РСФСР [1162], согласно которой страной управлял ВЦИК Советов и правительство, а не партия. О повышении авторитета Совнаркома и других законодательных и исполнительных органов государственной власти говорили также те деятели, которым это полагалось по должности, в частности председатель ВЦИКа Калинин. Соответствующее решение было принято и самим съездом. В нем подчеркивалось, что «партийные организации ни в коем случае не должны вмешиваться в повседневную текущую работу хозорганов и обязаны воздерживаться от административных распоряжений в области советской работы вообще». За этим, правда, следовала тривиальная оговорка, что парторганизации должны направлять деятельность хозорганов, которая сводила на нет решение о невмешательстве партии в хозяйственные дела.
Сталин же в этот период вместе с двумя членами складывавшейся диктаторской «тройки» — Зиновьевым и Каменевым, отмалчиваясь и не заявляя о своих правах, сосредотачивал усилия на направлении прямо противоположном тому, за которое выступал Троцкий. Сталин готовил проведение партийно-государственной реформы, которая и произошла без объявления о том в 1922–1923 гг., когда при помощи нескольких решений все крупные назначения были сосредоточены в руках Оргбюро и Секретариата ЦК. Одновременно были введены значительные материальные привилегии для партийных кадров в центре и на местах, был установлен особый порядок привлечения к судебной ответственности секретарей губкомов и обкомов (согласование с ЦК), было дано решающее преимущество парторганам перед Советами, введена строжайшая секретность принятия решений и их доведения до исполнителей, маскировавшая партийное единовластие, со строжайшими наказаниями, вплоть до расстрела, за разглашение секретных материалов. Так была создана партийная номенклатура, то есть утверждение партийными органами лиц на соответствующие административные, хозяйственные и прочие должности в соответствии с горизонтальным уровнем власти — номенклатура общесоюзная, республиканская, губернская (позже областная), районная — впервые утвержденная Оргбюро ЦК в октябре 1923 г. Партийный аппарат «проглотил» государство и сам стал реальной структурой власти.
Сталин отвечал Троцкому антипатией, которая, правда, учитывая скрытность будущего генсека, обычно таилась в глубине души и только очень редко выплескивалась наружу. От совместной работы с Троцким Сталин отказывался категорически. В его архивном фонде сохранилась записка от 30 августа 1921 г.: «Заявляю, что в проектируемом тов. Троцким совете снабжения работать не смогу и, следовательно, не буду» [1163]. Под Троцкого Сталин «копал» постоянно, иногда опираясь на поддержку Ленина, иногда обходя его. В начале 1922 г., в связи с подготовкой к созыву XI партийного съезда, Сталин стал подбирать делегатов таким образом, чтобы туда попало минимальное количество сторонников Троцкого. С этой целью в Сибирь, где Троцкий пользовался большим влиянием и имел много последователей, был отправлен А.И. Микоян, хитрый и гибкий политикан. Ему поручили воздействовать на местные партийные кадры, прежде всего на председателя Сибирского ревкома Лашевича, в том смысле, чтобы среди сибирских делегатов «оказалось поменьше троцкистов». Когда Сталин инструктировал Микояна, в комнату неожиданно вошел Ленин. Сталин сообщил ему, что Микоян «согласен во всем» и отправляется к Лашевичу [1164]. С чем именно «согласен» Микоян, Ленин не уточнил.
В некоторых случаях, однако, Сталин, спрятав когти, выражал формальное согласие с теми или иными инициативами Троцкого, но только когда они не имели отношения к вопросам реальной власти. 30 апреля 1922 г. Троцкий написал в Политбюро письмо, озаглавив его «О молодых писателях, художниках и пр.»: [1165] «Мы несомненно рискуем растерять молодых поэтов, художников и пр., тяготеющих к нам. Никакого или почти никакого внимания к ним нет, вернее сказать, внимание к отдельным лицам проявляется случайно отдельными советскими работниками или чисто кустарным путем. В материальном смысле мы даже наиболее даровитых и революционных толкаем к буржуазным или враждебным нам издательствам, где эти поэты вынуждены равняться по фронту, таким образом скрывать свои симпатии к нам».
Нарком предлагал ввести тщательный учет позиций писателей, поэтов, художников и других деятелей искусства, ориентировать цензуру, чтобы она имела «педагогический уклон» и была снисходительной в отношении тех произведений и авторов, которые «хотя и несут в себе бездну всяких предрассудков, но явно развиваются в революционном направлении», оказывать им поддержку в форме гонораров и даже создать непартийный, чисто художественный журнал с «достаточным простором для индивидуальных уклонений». Речь, таким образом, шла о том, чтобы, сохраняя узду на шее деятелей литературы и искусства, сделать поводок несколько длиннее и путем материальной заинтересованности и цензурной селекции фактически подкупать творческую интеллигенцию, превращая ее в сторонников советской власти.
8 июля Сталин в письме Ленину поддержал инициативу наркомвоенмора о «завоевании близких к нам молодых поэтов путем материальной и моральной их поддержки» [1166]. В 1922 г. эта любезность Сталина и положительные отзывы о Троцком Ленина усыпили бдительность Троцкого. Он был искренне убежден, что инициатива выдвижения Сталина на пост генсека принадлежала Зиновьеву еще на X съезде и была проведена в конце концов в жизнь на XI съезде вопреки воле Ленина: «Сталин как раз на Десятом съезде был намечен — по инициативе Зиновьева и против воли Ленина — в генеральные секретари. Съезд был уверен, что дело идет о кандидатуре, выдвинутой Центральным комитетом в целом. Никто, впрочем, не придавал этому избранию особого значения. Должность генерального секретаря, впервые на Десятом съезде установленная, могла при Ленине иметь технический, а не политический характер. И тем не менее Ленин опасался: «сей повар будет готовить только острые блюда», говорил он о Сталине. Именно поэтому Ленин на одном из первых заседаний ЦК после Съезда так настойчиво подчеркнул «лояльность Троцкого»: он давал отпор нетерпеливой интриге»