Тем не менее Троцкий всячески пытался наладить добрые отношения с Горьким. Он посылал ему вышедшие номера своей «Правды». Он поддержал инициативу Богданова о подготовке статьи о партийной школе для «Правды» самим Горьким и в письме от 9 июня 1909 г. в не очень свойственном ему уважительном тоне спрашивал писателя: «Можно ли на это надеяться?» Впрочем, автор письма тут же сбивался на несколько поучительный тон: «Такая статья была бы столько же в интересах «Правды», сколько и в интересах школы, — ибо «Правда» весьма читается рабочими, несравненно более, чем все другие партийные газеты… Партийная жизнь наша вообще передвигается из интеллигентского бельэтажа в пролетарский подвал. Это теперь все констатируют, а выводов отсюда не делают, не хотят или не умеют. Сейчас рабочая газета, как и рабочая школа, выдвигаются на первый план… Между тем официальные партийные сферы под гримасой официального сочувствия прячут добрую долю своего недоброжелательства или, в лучшем случае, безучастия по отношению к «Правде»».
Открывая свои мысли Горькому, Троцкий как бы отделял весьма авторитетного писателя от официальной партийности и пытался приблизить его к себе: «Думается, что «Правда» — сейчас дело необходимое и что поэтому она вправе требовать к себе внимания и сочувствия. Поручаю её и Вашей благосклонности, Алексей Максимович!»[705]
Что же касается школы в Болонье, то на приглашение поехать туда Троцкий откликнулся положительно. Правда, в первой партшколе, организованной Горьким на острове Капри, где тот проживал, Троцкий не участвовал. Школа была создана писателем в 1909 г. совместно с Богдановым и Луначарским. Деятельность её резко и грубо критиковал Ленин. Серьёзной ошибкой не только Горького, но и всей «каприйской школы», по мнению большевистского лидера, стали идеи «богостроительства», в котором социализм превращался в новую религию. Народ в такой концепции становился и новым божеством, и богостроителем. В июне 1909 г. совещание расширенной редакции газеты «Пролетарий» по настоянию Ленина приняло решение о партийной школе на Капри, подчёркивая, что она отражает «групповые идейно-политические цели», и исключило Богданова из партии. В этом конфликте проявились скорее не идейные, а личностные противоречия между Лениным и Богдановым. Если бы Троцкий поехал на Капри, ленинский гнев умножился бы в ещё большей мере.
К этому времени ситуация в социал-демократических верхах была такова, что требовалась изрядная дипломатичность даже в характере и тексте приглашения. Связано это было, в частности, с тем, что Троцкий серьёзно отнёсся к слухам, распространявшимся в эмигрантской среде, что социал-демократические школы организуются на средства, полученные от грабительских «эксов», по поводу чего Богданов писал позже, в октябре 1910 г.: «Мы полагаем, что Троцкий говорит глупости. Ну, какое нам дело до событий, которые имели место до возникновения нашей группы [«Вперёд»], и тогда, когда уже была школа, с публичным, можно сказать, курсом лекций и всем известной программой?»[706] Богданов был в этом вопросе явно менее щепетилен, чем Троцкий[707].
Проект письма Троцкому составил Горький, но предварительно послал его на консультацию Богданову. В своём ответе в апреле 1909 г. Богданов писал: «Опасен был бы приезд Троцкого раньше других лекторов, а в Вашем письме есть место, к[оторо]е может дать ему повод для этого; и он может нарочно им воспользоваться, чтобы приехать, разведать… Поэтому возвращаю пока и Ваше письмо к Тр[оцкому], чтобы немного изменить соответствующее место в конце; в остальном письмо подходит, ибо полемическую переписку с Тр[оцким] заводить незачем».
Умеренные большевики явно опасались и напора Троцкого, и реакции на него Ленина. От Ленина за «приезд» Троцкого могло очень даже влететь. В конце концов решили, что Троцкого пригласит в школу на Капри Богданов. Но ответ Троцкого Богданова не удовлетворил, ибо Троцкий смотрел на школу как на «кружок высшего типа», а не как на творческую лабораторию. В то же время Троцкий считал целесообразным объединить усилия своей газеты и Каприйской школы[708].
В обширном письме Алексинскому, который был одним из инициаторов создания партшколы, Троцкий 20 июня 1909 г. более подробно высказывал свои сомнения. Касаясь педагогических задач, он полагал, что краеугольным вопросом является следующее: «Что хочет она дать ученикам-рабочим: известную сумму фактических и теоретических познаний или метод?» Следуя своей непререкаемо резкой и в то же время аргументированной манере полемики, он утверждал: «Фатальной ошибкой было бы задаться целью напитать учеников как можно большей суммой социалистических знаний. За три — за четыре месяца какие-то особенные познания можно преподать или усвоить? Самое же опасное в таких случаях — содействовать образованию самодовольных полузнаек. Отвратительная фигура — всё равно: интеллигент или рабочий!.. Дайте рабочему метод — знание он найдёт на полке».
Троцкий настаивал на том, чтобы школа содействовала преодолению раскола социал-демократического движения в России. В письмах Инициативной группе, а затем Исполнительной комиссии Каприйской школы Троцкий вновь и вновь подчёркивал необходимость «сбросить с себя раз и навсегда ветхого Адама «истинно-большевистского» и всякого иного интеллигентского сектантства». Он не возражал против приезда на Капри для выступлений в школе, но лишь в том случае, если будет учтена его критика[709].
Ко времени создания второй партшколы в Болонье взаимоотношения между Горьким и Богдановым испортились (это было одной из причин образования Болонской школы без участия Горького). В документации Алексинского сохранилась следующая выписка из письма Горького Богданову: «Я очень ценю Ваши теоретические работы и считаю себя сторонником Ваших взглядов, но не могу хорошо относиться к Вам, как к человеку, ибо Вы сначала к своей сестре относились отрицательно, а потом, когда произошёл инцидент между Вашей сестрою и моей женою, Вы встали на сторону своей сестры, изменив на неё свой первоначальный взгляд»[710].
Так что на писателя, который вроде должен был стоять выше примитивных земных дел, решительным образом повлияла дамская склока — ссора между сестрой Богданова, являвшейся женой Луначарского, Анной Александровной Луначарской, и гражданской женой Горького Марией Фёдоровной Андреевой.
Невзирая на ленинские выпады и весьма осторожное поведение организаторов Болонской школы, Троцкий действительно поехал летом 1911 г. в Болонью, где при благосклонном содействии Горького, подыгрывавшего и нашим и вашим, прочитал несколько лекций[711]. Правда, скорее это была прогулочная поездка, позволившая Троцкому в какой-то степени отвлечься от текущих дел, развеяться, познакомиться с прекрасным итальянским средневековым городом, художественными памятниками этого центра провинции Эмилия-Романья, где он провёл около месяца.
Вторая, переведённая с Капри социал-демократическая рабочая школа открылась в Болонье 8 (21) ноября 1910 г. К этому времени из России приехали 17 слушателей, которым начали преподавать 4 лектора (А.А. Богданов, А.В. Луначарский, М.Н. Лядов и М.А. Савельев), затем к ним присоединились Г.А. Алексинский и М.Н. Покровский. Позже других появился Троцкий. Несколько его лекций были посвящены истории рабочего движения и социализма на Западе[712]. Луначарский вспоминал, что Троцкий блестяще читал лекции и оставил самое лучшее впечатление у слушателей, которые тепло к нему отнеслись[713]. Луначарский рассказывал, что Троцкий внёс большое оживление в работу школы, что он был «необыкновенно весел, блестящ, чрезвычайно лоялен по отношению к нам и оставил по себе самые лучшие впечатления», что он был одним из самых «сильных работников этой нашей второй школы»[714].
Ленин на приглашение ответил отказом[715], вполне естественным, имея в виду его отношение к пропагандистским начинаниям, на которые он не оказывал решающего воздействия.
Может быть, именно из-за этого успешного выступления Троцкого в школе, в которую в результате не приехал Ленин, в январе 1911 г. он в предельно возбуждённом состоянии начал писать, но так и не завершил статью, которую собирался назвать «О краске стыда у Иудушки Троцкого». Этот текст был настолько грубым, беспочвенным, написанным в состоянии аффекта, почти явной истерии, часто свойственной психически неустойчивым политическим деятелям, что, слегка поостыв, Ильич забросил свой черновик, который в то время так и не был опубликован. Он сохранился, однако, в архиве и был в 1932 г. предан гласности услужливыми холопами Сталина как раз в годовщину смерти Ленина[716], хотя текст этот скорее компрометировал Ленина, а не Троцкого[717]. Приведём его полностью: «Иудушка Троцкий распинался на пленуме против ликвидаторства и отзовизма. Клялся и божился, что он партиен. Получал субсидию. После пленума ослабел ЦК, усилились впередовцы — обзавелись деньгами. Укрепились ликвидаторы, плевавшие в «Нашей заре» перед Столыпиным в лицо нелегальной партии. Иудушка удалил из «Правды» представителя ЦК и стал писать в «Vorwärts» ликвидаторские статьи. Вопреки комиссии, которая постановила, что ни один партийный лектор не должен ехать во фракционную школу впередовцев