[803], хотя и отмечал «не гуманное поведение» сербских и болгарских военных[804].
В полемику включились и другие печатные органы. Известный журналист М.А. Осоргин (Ильин) сообщил в «Вестнике Европы» о болгарском генерале, который распорядился «устранять» пленных, если они будут мешать передвижению. Его имени Осоргин не называл. Троцкий разъяснил, что речь шла о знаменитом Радко Димитриеве, которого Василий Немирович-Данченко возвёл в «болгарские Наполеоны». Троцкий поучал Милюкова и других российских политиков и журналистов, которые во имя низвержения турецкого владычества над славянами предпочитали не акцентировать внимания на жестокостях самих болгар, хотя отлично об этом знали. Прогрессивность болгарского дела была для Троцкого безусловной, но он тыкал в нос Милюкову и другим либералам-славянофилам, что «совсем не безразлично, какими путями это освобождение совершается».
Весной и летом 1913 г. в корреспонденциях Троцкого на первый план выдвинулись противоречия между союзниками, которые привели ко 2-й Балканской, или Межсоюзнической, войне. Сербия и Греция в мае 1913 г. заключили против Болгарии тайный договор, к которому примкнула Черногория. Он предусматривал раздел Македонии между Грецией и Сербией. Фактически антиболгарский союз поддержала Румыния, которая претендовала на Южную Добруджу. С востока Болгарии вновь угрожала Османская империя, стремившаяся возвратить себе только что утраченные территории. Попытки России умерить аппетиты бывших союзников Болгарии не увенчались успехом, тем более что сама Россия не отказывалась от своих геополитических целей. В середине июня вспыхнула новая война, продолжавшаяся полтора месяца и завершившаяся полным поражением Болгарии. 28 июля (10 августа) был подписан Бухарестский мирный договор. Болгария потеряла Южную Добруджу в пользу Румынии, почти вся Македония (кроме небольшого Пиринского края) досталась Сербии и Греции. В этих условиях Троцкий, пребывая в Бухаресте и Вене, пытался дать собственный анализ событий, их причин и последствий. Его воззрения начали претерпевать все бо́льшую эволюцию от общедемократических оценок в сторону родной ему социал-демократической ориентации. Эта динамика вполне чётко прослеживается в его статьях весны, лета и осени 1913 г.
Зловещие сигналы тревоги прозвучали в статье «Их работа»[805], содержание которой выходило далеко за пределы балканских событий, хотя именно они составляли фактический фундамент статьи. Троцкий предсказывал вполне реальную возможность возникновения новой войны на Балканах: «И нет ничего невероятного в том, что окончание войны союзников с турками будет началом войны болгар с греками или сербами за деление добычи. Шестая балканская «держава», Румыния, не принимавшая участия в войне, ощущает, однако, большую потребность в присвоении того, что плохо лежит, и предъявила, как известно, Болгарии свой счёт за «невмешательство». И пока ещё неизвестно, чем будут подписываться обе стороны на счёте: простыми чернилами или опять-таки кровью».
Балканские события, полагал Троцкий, вышибли из равновесия все страны Европы, которая превращена теперь в «сплошной военный лагерь». Вывод о неизбежности европейской войны не был ещё сделан, но факты «бешеного роста милитаризма» и «сказочных барышей… лавочников, торгующих броненосцами, пушками, ружьями и порохом» были для него очевидными. Имея в виду позицию социал-демократов крупных европейских стран, Троцкий, однако, ещё не выступал за радикальные действия, а говорил пока что о «просветительной работе». В том же духе им было написано то ли по согласованию с социал-демократическими депутатами 4-й Государственной думы, то ли по собственной инициативе письмо от их имени, адресованное социал-демократической фракции австрийского рейхсрата и Правлению венгерской социал-демократии[806].
Продолжением и обобщением всего балкано-болгарского цикла была группа статей, посвящённая итогам Межсоюзнической войны, — «Организаторы катастрофы», «Голяма поука» («Большой урок» — статья была названа по-болгарски), «Кризис Болгарии»[807]. В отличие от ряда предыдущих материалов, часто кратких и затрагивавших конкретные вопросы, эта группа статей, каждая из которых была значительной по объёму, носила итоговый, ретроспективный характер, давала задним числом весьма негативные оценки истеблишменту Балканских стран, в частности Болгарии. Причины катастрофы Болгарии Троцкий видел в межпартийных склоках, конфликтах лидеров партий с царём Фердинандом, эгоистичности и стремлении лидеров нажиться на страданиях народа. «Мы привыкли думать, будто правящие [круги] знают какое-то особое искусство управления, расчёта и предвидения, — и когда оказывается, что наверху царят безоглядное легкомыслие и самоуверенная глупость, бывают всегда поражены», — не без основания утверждал Антид Ото.
Автор считал основным уроком того, что произошло, предостережение от вмешательства великих держав, в частности России. В то же время Троцкий был целиком на стороне Болгарии в её конфликте с Румынией, который завершился «жестоким издевательством» — отторжением чисто болгарской территории. Болгарские солдаты, призванные в армию в Южной Добрудже, вынуждены были возвращаться из армии, с полей сражений, формально к себе на родину, но фактически уже в другую страну…
Пребывая в Бухаресте, Троцкий, склонный к историко-культурному анализу, естественно, сопоставлял болгар и румын. Параллели в его публикациях возникли уже вскоре после прибытия в Бухарест[808]. Любопытны были бытовые и психологические зарисовки. Троцкий полагал, что болгары весьма экономны, что у них нет традиций роскоши и мотовства, ибо их страна — крестьянская, проходившая лишь «скаредную стадию первоначального накопления». В Румынии ситуация выглядела иначе: хотя крестьянство там было ещё беднее и индустрия только зарождалась, городская жизнь на центральных улицах создавала впечатление роскоши и мотовства. Автор связывал это с традицией боярской культуры, склонной к показному расточительству и транжирству, пусть за счёт постоянно растущих долгов.
Сравнения, однако, шли намного дальше, приходя в соответствие с жёсткими марксистскими социально-экономическими структурами. Тогда как Болгария и Сербия вышли из-под османского господства «примитивными крестьянскими демократиями», в них не было пережитков крепостничества, пережитков сословной системы, Румыния, по мнению автора, сохраняла в деревне «чисто феодальные отношения». В этом, касательно Румынии, у Троцкого было сильное преувеличение: на самом деле в румынскую деревню проник капитализм, сельское хозяйство перестраивалось на базе рыночных отношений, крестьянская зависимость от крупных собственников приобретала новые, капиталистические формы. Что же касается Болгарии, то здесь социально-экономическая структура была именно такой, какой её представлял Троцкий. Его знакомство с Болгарией было намного более глубоким, нежели с Румынией.
Троцкий находился в Бухаресте как раз в то время, когда был подписан Бухарестский мирный договор. Этому документу, его предпосылкам, содержанию, предполагаемым последствиям и значению он посвятил большую статью[809]. Собственно говоря, она готовилась накануне подписания договора, но с его проектом наблюдатели были уже знакомы и, как указывал Троцкий, «в том, что мир будет подписан, никто не сомневался». Именно так и произошло. Опираясь на суждения политических наблюдателей в Румынии и других Балканских странах, а также дипломатических и иных экспертов в столицах крупных европейских государств, Троцкий высказывал вполне обоснованное и очень скоро подтвердившееся мнение, что договор не сможет обеспечить мир на Балканах, что он не решил ни одного из коренных вопросов балканского развития и состоит из недомолвок, что «восточный вопрос страшной язвой горит и гноится на теле капиталистической Европы».
При ретроспективном анализе Балканских войн Троцкий уделил определённое внимание геополитическим вопросам, что было несколько необычно для марксистского журналиста, пусть и сотрудничавшего в либеральной прессе. Правда, сам термин «геополитика» не употреблялся, и Троцкий вряд ли знал его[810]. Но геополитический подход явно присутствовал в некоторых его работах. Например, положение Румынии непосредственно после Межсоюзнической войны он оценивал следующим образом: «Румыния зажата между Россией и Австро-Венгрией, что не позволяет ей вести наступательную политику… Пограничная Добруджа всегда будет поддерживать Болгарию в случае войны»[811].
В специальной статье Троцкий рассматривал характер румыно-болгарских отношений после заключения Бухарестского мира[812]. Впрочем, это была не самостоятельная статья, а подробно комментируемое изложение брошюры одного из руководителей румынских социалистов Константина Доброджану-Геря[813] «Румыно-болгарский конфликт». Брошюра вышла в Силистре на румынском языке, которым, как видим, Троцкий овладел настолько, чтобы быстро прочитать её текст и сделать необходимые ему переводы. Впрочем, Троцкому мог помогать в этом деле Раковский.
Любопытно, что Доброджану-Геря был представлен читателям не как политический деятель, а как «виднейший румынский писатель» (на самом деле с художественной литературой он был связан слабо, подчас выступая с политизированными критическими статьями и рецензиями, а также работами по эстетике). Троцкий тем самым продолжал демонстрировать редакции «Киевской мысли» свою партийную неангажированность, журналистскую объективность и уж, во всяком случае, журналистскую осторожность. Но в то же время Троцкий неоднократно упоминал о том фактическом предательстве, которое высшие круги России совершили по отношению к Болгарии, став на сторону Сербии по соображениям высокой общеевропейской политики в тот период, когда назревала, а затем произошла Межсоюзническая война. Позиция и оценки Троцкого оказались намного ближе к действительности, нежели взгляды русских славянофилов, группировавшихся вокруг Милюкова.