Первую заметку для «Киевской мысли» Троцкий написал уже в вагоне поезда по дороге в Париж — о мучениях раненых солдат, о женщинах в трауре[835]. Опубликована она не была, скорее всего просто не дошла до адресатов. Первый опубликованный материал был посвящён французскому генералу Жоффру[836]. Поразительно, но это не была статья в антимилитаристском духе, свойственном Троцкому. «Жоффру верят, Жоффра любят, — писал он. — Он сделался руководителем современной армии не по праву рождения, а по праву воспитания и труда; он врастал в армию, обогащая свои познания и свой практический опыт по мере роста и усложнения военно-технического аппарата во всём его объёме».
Однако со временем позиция Троцкого в «Киевской мысли» несколько изменилась. Тематика статей стала антивоенной, но, так сказать, осторожно антивоенной — приходилось учитывать и либеральный характер газеты, и существование двух цензур: французской и русской. В одной из корреспонденций рассказывалось, как в условиях войны идёт ревностная борьба за соблюдение «добропорядочных нравов» во французской столице (когда один из театральных критиков осмелился написать, что парижане ходят в театры, чтобы отвлечься от войны, на него обрушились другие печатные органы, и он был вынужден публично оправдываться)[837].
Троцкий сообщал, что Париж постепенно превращался в военный город — на улицах появились раненые, которых становилось все больше. Вначале их приветствовали и стремились оказать им услуги, затем перестали замечать. Над городом стали пролетать германские самолёты, ещё чаще жители видели самолёты союзников, несущие «воздушную сторожевую службу по охране затихшего и потемневшего Парижа»[838]. Он осторожно описывал, как падал жизненный уровень французов, и столь же осторожно подвергал критике участие социалистов в правительстве страны. Антид Ото давал убийственную характеристику французских монархистов, в частности Леона Доде — сына знаменитого писателя Альфонса Доде, автора «Тартарена из Тараскона». Тут он мог не опасаться — республиканские власти относились к монархистам сугубо отрицательно, хотя в соответствии с демократическими процедурами терпели их антиконституционные выпады[839].
Внешне в форме беспристрастного репортажа «Русские гости во Франции» автор рассказывал о визите лидера кадетов Милюкова и других думских деятелей, которые заостряли внимание на необходимости передачи России Черноморских проливов. Речи Милюкова, констатировал Троцкий, шокировали французских политиков и журналистов, хотя они и писали о визите русских парламентариев очень мало[840].
Репортёрский характер носили и статьи о Ницце и княжестве Монако, написанные без каких-либо политических амбиций, явно просто для заработка[841]. Иногда Антид Ото затрагивал более острые вопросы, например цензурный режим. Но вновь, как это было однажды в Болгарии, его статья «Есть ещё цензура в Париже» прошла без проблем эти самые двойные цензурные рогатки. В ней ехидно рассказывалось, что власти говорят об отсутствии цензуры во Франции[842]. И всё же Троцкий никак не мог удержать своих тёплых чувств по отношению к этому городу, что ярко видно по его статье 1916 г., которая так и осталась неопубликованной, ибо её автор был депортирован из Франции. О площади Звезды он писал: «Могучая звезда Парижа, откуда 12 улиц расходятся радиусами из центра. Это одно из главных средоточий великого города. Волны его жизни приливают и отливают по этим двенадцати каналам. Если площадь Согласия на языке городской архитектуры выражает красоту простора, то Place d\'Etoile раскрывает гармонию в хаосе движения»[843].
Через некоторое время основное внимание Льва Давидовича было сосредоточено не на киевской газете, а на сотрудничестве в выходившем во Франции русскоязычном социал-демократическом печатном органе «Слово» (вскоре эта газета была переименована в «Наш голос»). При этом в первую очередь Троцкого занимала все та же проблема, которую он стремился выработать в своей швейцарской брошюре: задачи социал-демократических партий в условиях войны. В своих выступлениях Троцкий занимал все более энергичную антивоенную позицию. Однако он по-прежнему был весьма далёк от экстремистских призывов Ленина к «превращению империалистической войны в войну гражданскую». Выход из войны Троцкий видел в заключении демократического мира без аннексий и контрибуций под давлением организованного рабочего движения, все более ориентировавшегося на социальную революцию.
Летом 1915 г. в кругах большевистских эмигрантов произошла небольшая свара в связи с тем, что без ведома Ленина, вопреки позиции его и Зиновьева, Г.Л. Пятаков[844] и Е.Б. Бош[845] послали Троцкому приглашение принять участие в проектируемом ими журнале «Коммунист», попытка выпуска которого была предпринята в августе 1915 г. в Женеве (вышел всего один сдвоенный номер, а затем изданы были ещё два номера под более спокойным наименованием «Сборник «Социал-демократа»»). В ответ Троцкий опубликовал в газете «Наш голос» открытое письмо с обоснованным отказом и осторожной критикой большевистских позиций по отношению к войне[846]. По этому поводу Ленин выговаривал своим единомышленникам, что они не были «архиосторожными» в приглашении авторов, а в ответе Троцкому требовал выкинуть место о «голосах» внутри редакции «Коммуниста», то есть о внутренних разногласиях в большевистской среде. В частности, Ленин не хотел упоминания о том, что он и Зиновьев «голосовали против Троцкого»[847].
Тем временем в конце 1914 — первой половине 1915 г. в антивоенно настроенных социалистических кругах стран Антанты стала вызревать мысль о необходимости созыва международной конференции, которая сплотила бы социалистов и способствовала бы возрождению фактически распавшегося Интернационала на позициях противодействия войне. Инициатива принадлежала швейцарским и итальянским социалистам, прежде всего лидеру швейцарской партии и редактору её печатного органа умеренному социалисту Роберту Гримму[848]. В подготовительных мероприятиях участвовали и российские эмигранты. 17 декабря 1914 г. Мартов писал Аксельроду по поводу намечавшегося предварительного совещания: «Встретился с Гриммом. Ничего нового он мне не сообщил, но условился, что приехать надо будет в середине января, и передал мне и Троц[кому], так сказать, полномочия выбрать французов, которых можно будет пригласить. Относительно россиян придётся условиться Вам с ним: мы пока говорили о Троцком, Ленине, Вас и мне»[849].
В новом письме Аксельроду от 21 января 1915 г. Мартов сообщал, что говорил с Троцким, которому предложил попытаться получить мандаты от Организационного комитета Августовского блока для него самого, Мартова и Аксельрода на основе платформы, включавшей агитацию в пользу мира, против «национальных блоков» и за продолжение борьбы против царского режима в России. Платформу Троцкий одобрил, но иметь мандат от Оргкомитета отказался, так как, по его словам, уже порвал с Августовским блоком[850]. В предварительном совещании Троцкий не участвовал, но, когда летом 1915 г. в Париж прибыл Оддино Моргари, итальянский депутат-социалист, Троцкий вместе с Моргари участвовал в совещании французских социалистов, которое через много лет злобно высмеивал: «Дело шло довольно гладко. Но когда Моргари трагическим шёпотом заговорил о необходимости раздобыть фальшивые паспорта для поездки в Швейцарию… у господ депутатов вытянулись лица, и один из них, не помню, кто именно, поспешно подозвал гарсона и второпях заплатил за весь кофе, потреблённый совещанием». Троцкий продолжил, что фальшивые паспорта не понадобились, так как правительство, ещё не освободившееся от довоенных нравов, выдало законные[851].
Международная антивоенная социалистическая конференция, непосредственным организатором которой был швейцарский социал-демократический лидер Роберт Гримм, состоялась 5–8 сентября в небольшом посёлке Циммервальд, в Альпийских горах, примерно в 10 километрах от Берна. Делегатов было немного. Они довольно горько шутили по поводу того, что полвека спустя после основания 1-го Интернационала прогресс социалистического движения привёл к незавидному результату: «оказалось возможным всех интернационалистов усадить на четыре повозки»[852].
В Циммервальде Троцкий вновь встретился с Раковским, который на происходившей незадолго перед этим II Балканской социал-демократической конференции (Бухарест, июнь 1915 г.) стал секретарём Балканской социал-демократической федерации, правда не превратившейся в сколько-нибудь эффективный организационный центр[853].
В Циммервальдской конференции участвовал ещё один болгарин — известный лидер «тесняков» Васил Коларов. Троцкий послал в «Киевскую мысль» небольшую статью, посвящённую этим двум балканским социалистам[854]. О Раковском в ней, в частности, говорилось: «Раковский — одна из самых «интернациональных» фигур в европейском движении. Болгарин по происхождению, но румынский подданный, французский врач по образованию, но русский интеллектуал по связям, симпатиям и литературной работе. Раковский владеет всеми балканскими языками и тремя европейскими, активно участвовал во внутренней жизни четырёх социалистических партий — болгарской, русской, французской и румынской — и теперь стоит во главе последней»