[968]. Но было одно препятствие человеческого свойства: Ленин выражал пожелание, чтобы Троцкий организационно присоединился к большевикам, но сам идти на переговоры на равных началах не намеревался; Троцкий же соглашался на переговоры на равных и рассчитывал создать некую объединённую организацию[969].
С большим трудом Троцкий с семьёй смог поселиться в одной комнате небольшой гостиницы «Киевские номера». Правда, уже на следующий день к нему явился некий офицер в парадной форме, в котором Троцкий после разъяснений едва узнал молодого слесаря Логинова, участвовавшего в 1905 г. в боевой дружине Петербургского Совета. Настоящая фамилия этого человека была Серебровский. Он был студентом-технологом, выходцем из богатой семьи, недолгое время увлекался революцией, но вскоре одумался, стал инженером и сделал неплохую карьеру, возглавив крупный столичный завод, а во время войны служил в армии. По предложению Серебровского Троцкий с семьёй перебрался в его богатую квартиру. Удивительно, но с Серебровским вскоре возникли политические столкновения, и семья Троцкого возвратилась в «Киевские номера»[970].
Уже на следующий день после приезда, 5 мая, Троцкий явился в Таврический дворец на заседание Петроградского Совета. Его сухо приветствовал председатель Совета Чхеидзе[971], но по предложению Каменева (ещё одного сторонника Ленина и бывшего политического противника Троцкого в социал-демократии) Исполком Совета постановил включить Троцкого в свой состав с совещательным голосом, как бывшего председателя Совета 1905 г. Предложение было утверждено[972], и Троцкий «получил свой членский билет и свой стакан чаю с чёрным хлебом»[973]. Тот факт, что Троцкому не был предоставлен решающий голос, существенного значения не имел. Несравненно важнее было, что он получил возможность выступать и этим оказывать влияние на решения Совета.
На этом же заседании Троцкий выступил в Совете с первой своей речью. Он говорил о том, что революция в России потрясла не только Европу, но и Америку. Он не преминул рассказать о задержании в Галифаксе и о том, что в лагере для интернированных русские «близко сошлись с германскими пролетариями»[974]. Он провозгласил «три заповеди»: недоверие к буржуазии, контроль революционеров над собственными вождями, доверие к собственной силе. В связи с этим Лев Давидович высказался против образования правительственной коалиции социалистических партий с буржуазными, то есть против вхождения социал-демократов и эсеров во Временное правительство, которое произошло как раз 5 мая, и этот вопрос был главным на заседании Совета, но по нему в тот день было принято положительное решение. Троцкий же считал, что следующим шагом должна стать передача всей власти в руки Советов, и завершил речь своей обычной «перманентной формулой» о русской революции как прологе мировой революции[975].
Социал-демократы в России внимательно следили за первым появлением Троцкого на авансцене революции. Один из лидеров меньшевиков И.Г. Церетели[976] отмечал следующее: «В этом первом выступлении Троцкого сказалась разница между его характером и характером Ленина. Ленин нечасто выступал перед демократической аудиторией, враждебной его взглядам. Но когда ему приходилось это делать, он делал это в резкой и непримиримой форме, идя вразрез общему течению и не стесняясь вызывать самую враждебную реакцию со стороны слушателей… Троцкий… построил свою речь так, чтобы по возможности избегнуть резкого столкновения с собранием. Ударным пунктом своей речи он сделал не критику коалиции, а приветствие русской революции, указание на её мировое значение, на сочувствие, вызванное ею в рабочих кругах Европы и Америки. Только после этого начала, встреченного общими аплодисментами, Троцкий отметил, что считает коалиционную политику ошибочной, буржуазным пленением Совета. Но эту критику он формулировал не в резкой, вызывающей форме, а в сравнительно мягких тонах, в форме дружеских советов, адресованных заблуждающимся единомышленникам. Тем же мирным по форме тоном он выразил надежду, что после этого шага будет сделан следующий, второй шаг, который он заранее приветствовал, а именно передача всей власти в руки Советов. Несмотря на эти предосторожности, критика Троцкого была встречена аудиторией очень холодно и прерывалась возгласами: «Это мы слышали от большевиков!», «Нам нужна демократия, а не диктатура!»»[977].
В Совете, однако, Троцкий выступал нечасто. 13 мая при обсуждении вопроса об участии социалистов во Временном правительстве он заявил, что «сомнения, привезённые из-за границы, должны ли социалисты идти во Временное правительство», не рассеялись, а укрепились[978]. 25 мая он дебатировал в прениях по докладу Церетели, который вместе со Скобелевым ездил перед этим в Кронштадт для улаживания конфликта с местным Советом, отказавшимся подчиняться центральным властям, в частности Временному правительству. Из числа членов Совета только Троцкий счёл возможным признать правильной кронштадтскую резолюцию в том смысле, что она отнюдь не означала «отложения от России», как полагал Церетели, а была вызвана недовольством политикой Временного правительства, которое не проводило «энергичной чистки» представителей старой власти, в частности в Балтийском флоте. В то же время сам Троцкий считал неверным неподчинение кронштадтцев центральной власти и энергично протестовал против распространявшихся слухов, приписывающих ему участие в составлении резолюции Кронштадтского Совета[979].
Значительно более существенным для Троцкого было определиться с партийно-политической принадлежностью, которая соответствовала бы его позициям, позволяла бы играть руководящую роль и проводить соответствующую агитационную и организационную работу. У Троцкого не было своей организации в Петрограде. Он счёл наилучшим вариантом присоединиться к группировке, которая официально называла себя Петербургским межрайонным комитетом объединённых социал-демократов интернационалистов, но которую, особенно ввиду её длинного и неуклюжего, да и не вполне чёткого наименования, обычно называли межрайонцами или даже межрайонкой. Возглавляла эту организацию, образовавшуюся накануне Первой мировой войны, Межрайонная комиссия, которой руководил до 1916 г. Константин Константинович Кротовский, известный под псевдонимом И. Юренев[980].
К моменту возвращения Троцкого в Россию межрайонцы придерживались следующих основных принципов: социал-демократическая партия фактически не существует в качестве отдельной, единой партии; имеющиеся социал-демократические фракции и группы очень слабы; рабочие крайне нуждаются в объединении, в создании единой организации; процесс восстановления партии должен начаться снизу; организаторы фактически новой партии должны приступить к своей работе по объединению социал-демократов, начав со сплочения революционеров вокруг пролетарского ядра. Межрайонцы в основном поддерживали лозунги большевиков, за исключением лозунга превращения империалистической войны в гражданскую[981].
Ещё в начале 1915 г. представитель межрайонцев А.Л. Попов посетил Западную Европу. Он встретился с Троцким и договорился с ним о совместной работе, в частности об участии Троцкого в планируемом межрайонкой журнале[982]. Численность межрайонной организации к началу Февральской революции составляла несколько сот человек, но к середине 1917 г. возросла примерно до 4 тысяч, главным образом за счёт возвратившихся эмигрантов, бывших заключённых и ссыльных. Быстрый рост межрайонки был обязан в первую очередь тому, что в её состав вошёл Троцкий, который, не заняв официального поста, стал естественным её руководителем с самого момента присоединения, которое произошло уже в первые дни после его возвращения, и уже 10 мая он вёл от имени этой организации переговоры с Лениным о совместных действиях.
В течение краткого времени к межрайонцам присоединились многие из тех, кто занимал промежуточное положение между большевиками и меньшевиками, включая и деятелей, официально входивших ранее в одну из этих двух фракций, но стоявших на правом её фланге (у большевиков) или на левом (у меньшевиков). Лишь некоторые были прямыми сторонниками Троцкого, но со всеми из них Троцкий поддерживал товарищеские или хотя бы терпимые взаимоотношения, сотрудничал с ними в издававшихся ранее печатных органах. Имеются в виду Луначарский, Мануильский, Иоффе, Володарский, Урицкий и др. По словам историка И. Дойчера, это была «блестящая политическая элита»[983], но их организация, крайне малая по численности, не была в состоянии действовать самостоятельно и не могла идти ни в какое сравнение с большевиками, набиравшими все бо́льшую силу.
Межрайонная группа явочным порядком захватила довольно обширное помещение Общества спасения на водах по улице Садовой, 50, где в основном и работал Троцкий в те немногие часы, когда он не участвовал во всевозможных заседаниях или не выступал на митингах и собраниях[984]. По своим установкам межрайонцы в начале революции были близки к тем правым большевикам (Каменев, Сталин и др.), которые выступали за условную поддержку Временного правительства и оказание на него давления с целью заставить его углублять революционный процесс. Ещё до приезда Троцкого большевистская организация Петрограда предложила межрайонцам объединение. Но вопрос находился в подвешенном состоянии, отчасти из-за того, что межрайонцы с нетерпением ожидали прибытия Троцкого, чтобы предложить ему возглавить свою организацию. Не случайно именно их представители (вместе с большевиками) поспешили встретить прибывшего в Петроград Троцкого.