Троцкий ответил статьей «Жалкий документ»[36], в которой стремился по пунктам опровергнуть доводы «тройки» и завершал анализ принципиальной установкой: «Мы поддержим всякий шаг центристов влево, не смягчая ни на йоту борьбу с центризмом, как главной опасностью в партии. Наша верность октябрьской революции остается незыблемой. Но это верность борцов, а не прихлебателей».
На все новые и новые капитуляции своих сторонников в СССР Троцкий стал реагировать весьма болезненно, пытался убедить их в беспринципности занятой ими позиции, призывал к выдержке, не отдавая себе полностью отчета в том, что сдача позиций носила не политический характер, а диктовалась элементарным инстинктом самосохранения. Настроение Троцкого отчетливо видно по его статье «Выдержка, выдержка, выдержка!» от 14 июня 1929 г., которая была послана в СССР, но перехвачена ОГПУ[37]. «Зиновьев и Каменев тщетно стучатся к Молотову, Орджоникидзе, Ворошилову, принимая двери партийных канцелярий за двери партии», — пытался втолковать Лев Давидович. Он убеждал, что левый поворот Сталина, его расправа с «правыми» являются лишь побочным продуктом политики оппозиции, ибо генсек пользуется только «осколками оппозиционной платформы», что, по сути, у него происходит не левый поворот, а «левая судорога», что он укрывается «перьями, вырванными у оппозиции», что оппозиция совершила бы «постыдное самоубийство, если бы стала равняться по настроениям уставших и скептиков». Это были весьма звучные тирады, к которым оставались глухими бывшие оппозиционеры, даже тогда, когда сами письма или их содержание до них доходили. Люди стремились вырваться из ссылки, возобновить активную деятельность, возвратиться в житейское благополучие, в котором, по их убеждению, пребывал руководитель оппозиции за рубежом.
ОГПУ, как обычно, преувеличивало опасность режиму, исходившую от Троцкого и остатков оппозиции. 21 февраля 1929 г. за подписью заместителя председателя ОГПУ Ягоды, заместителей начальника секретно-оперативного управления Дерибаса и Агранова[38] было разослано письмо всем полномочным представительствам на местах, губернским и областным отделам. Письмо имело грифы «Циркулярно», «Строго секретно», «Хранить наравне с шифром». Сторонники Троцкого представлялись теперь не просто политическими противниками, но и «контрреволюционерами», ведшими борьбу за свержение советской власти. В этом смысле характерны первые строки документа: «Борьба с троцкистской оппозицией в настоящее время вступила в новую полосу. Новый этап деятельности нелегальной троцкистской фракции характеризуется решительным подъемом ее политической активности, ее крайней агрессивностью и вступлением на путь подготовки оппозиционных кадров к Гражданской войне»[39].
Естественно, что со столь страшным врагом достойно было бороться любыми средствами, вплоть до применения «высшей меры социальной защиты» (как тогда официально назывался расстрел) в отношении нераскаявшихся и не «капитулировавших». Хотя в тот период к этой крайней мере еще не прибегали, секретное письмо ОГПУ 1929 г. явилось первым псевдоюридическим основанием, на базе которого через семь-восемь лет «троцкистов», наряду с теми, кого обвиняли в «троцкизме» без каких-либо к тому причин, стали в массовом порядке расстреливать по приговорам внесудебных инстанций.
Ягода и его подчиненные ставили задачу «полной и скорейшей ликвидации троцкистской оппозиции, разрушения ее организационных центров, ее техники, связи и активных кадров». Выдвигались требования «бить противника по частям», уничтожать отдельные его группы, засылать в ряды «троцкистов» аген-тов-провокаторов, которые убеждали бы в необходимости немедленного прекращения фракционной работы и возвращения в ряды ВКП(б) «ввиду беспочвенности оппозиции и ее превращения в центр притяжения для всех элементов, недовольных коммунистическим режимом». Согласно директивам, изложенным в письме, эту идею следовало распространить среди членов нелегальных «троцкистских» организаций, которые должны были бы «повести борьбу внутри самой организации с целью ее ослабления, расщепления и в конечном итоге разрушения». При этом рекомендовалось, чтобы провокаторы не порывали с организацией, а и далее оставались в ее рядах, стремясь к углублению ее раскола. «Надо принять меры к неуклонному и настойчивому продвижению нашей агентуры в местные и вышестоящие иногородние троцкистские центры. Особое внимание должно быть обращено на продвижение нашей агентуры в Москву»[40], — приказывали руководители ОГПУ.
Руководители подразделений ГПУ на местах действовали далее в соответствии с их пониманием приказаний вышестоящего начальства. Председатель ГПУ Украины Балицкий патетически восклицал на конференции КП(б)У в апреле 1929 г.: «Если сам Троцкий докатился до того, что сейчас поносит партию и советскую власть на страницах буржуазной и белогвардейской прессы, то здесь, внутри страны, его приспешники не останавливаются ни перед чем и идут на самые крайние контрреволюционные действия»[41]. Не приходится удивляться, что на мнимых и настоящих «троцкистов» обрушилась вся сила советской карательной системы. При очевидной переоценке разветвленности, масштабов деятельности и численности сторонников Троцкого реализация директив ОГПУ привела к полному и окончательному уничтожению левой оппозиции, открытой и замаскированной, реальной и выдуманной, в ссылках, на местах и в столице.
3. «Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)»
Полученные Троцким статьи Раковского и некоторые другие материалы ссыльных оппозиционеров, которые пока еше не «капитулировали», публиковались прежде всего в русскоязычном журнале «Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)», который оказался наиболее стабильным из всех периодических изданий сторонников Троцкого, хотя так и не смог стать органом с четкой периодичностью и появлялся в свет от года к году все реже и реже. «Бюллетень» начал выходить в Париже в июле 1929 г. В марте 1931 г. издание журнала было перенесено в Берлин, куда для руководства им в следующем месяце приехал из Турции сын Троцкого Лев Седов, поступивший в столичный политехнический институт и старавшийся добросовестно в нем учиться, уделяя основное внимание журналу и политической деятельности своего отца, прежде всего работе по сплочению левых оппозиционеров за границей. Лев проявил великолепные организаторские качества. В начале 1933 г. в связи с приходом к власти в Германии нацистов он смог почти безболезненно перенести издание журнала снова в Париж. В 1934–1935 гг. журнал издавался в Цюрихе, однако там задержаться не смог, в основном из-за недобросовестности помощников Седова, и опять вернулся в Париж. После начала Второй мировой войны «Бюллетень» перевели в Нью-Йорк, где в августе 1941 г. вышел его последний номер.
Подавляющее большинство материалов журнала составляли статьи, тезисы, обращения, письма, заметки и документы самого Троцкого. Можно даже сказать, что «Бюллетень оппозиции» был журналом одного автора, как удачно определил Д.А. Волкогонов[42], слишком уж разительно отличались интеллектом, слогом и динамикой его материалы от всего того, что писалось остальными. Публикации Троцкого занимали обычно 80–90 % всей журнальной площади. Некоторые же номера «Бюллетеня» были, по существу дела, брошюрами главного международного оппозиционера. Например, № 8 за декабрь 1929 — январь 1930 г. содержал только работу Троцкого «Третий период» ошибок Коминтерна». Л. Седов не уставал повторять, что «Бюллетень» — это персональный орган Троцкого и только он может решать все принципиальные вопросы[43].
Троцкий печатался под собственным именем, без подписи помещал редакционные материалы, авторство которых легко узнавалось по стилю, использовал различные псевдонимы (Г. Гуров, Альфа, Онкен и другие). Вторым постоянным автором и сотрудником журнала был сын Троцкого Лев. Он печатал в «Бюллетене» свои сообщения обычно под псевдонимом Н. Маркин. Публиковались в журнале, правда все реже, и реже авторы из Советского Союза, передававшие статьи и письма. В частности, приходили материалы от Раковского. Подчас трибуна предоставлялась совсем случайным корреспондентам.
Благодаря энергичной деятельности Седова «Бюллетень оппозиции» установил связь со многими странами: с библиотеками, книжными магазинами, книжными фирмами, политическими организациями различных направлений, частными гражданами.
Интерес к журналу, подписка на него были довольно значительными, что позволяло выпускать его регулярно, хотя и небольшим тиражом, свыше двенадцати лет[44]. В СССР журнал иногда ввозили советские граждане, возвращавшиеся из заграничных командировок. Пытался передавать журнал и шифровальщик советского полпредства в Осло Куроедов. Об этом свидетельствует письмо Седова Куроедову от 27 апреля 1931 г.: «Посылаю вам 15 экземпляров] Бюллет[еня] (платформы) (на тонкой бумаге) для пересылки в Союз. Пересылка платформы имеет совершенно особое значение; надо попытаться сделать все возможное для «пропихивания» ее на родину»[45].
Однажды, не разобравшись, что именно покупают, «Бюллетень» приобрели официальные закупщики для магазина международной книги в Москве. Туда же каким-то образом попало несколько экземпляров автобиографии Троцкого «Моя жизнь». Вскоре, разумеется, перепугавшиеся чиновники эти издания списали и уничтожили[46]. Из числа заинтересованной публики и тех, кто стремился получить информацию не только из советской официальной прессы, журнал даже в первые годы издания, когда железный занавес не был еще опущен полностью, достигал лишь единиц. То же касалось и мемуаров Троцкого «Моя жизнь». Иногда, очень редко, книгу, как и номера журнала, привозили с собой приезжавшие в СССР иностранцы. Так, по сведениям советской разведки, в 1933 г. приехавший в СССР по приглашению Всесоюзного радио немецкий дирижер Георг Себастьян привез книгу Троцкого «Моя жизнь», которую «давал для прочтения своим знакомым советским гражданам». В связи с этим НКВД дал указание в будущем Себастьяна в СССР не пускать