Так что гостиницу Шевалдышева писатели полюбили. Хвалил ее Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин: «Я знаю Москву чуть не с пеленок. На Тверской, например, существовало множество крохотных калачных, из которых с утра до ночи валил хлебный пар; множество полпивных (“полпиво” – легкий напиток, А.В.), из которых сидельцы с чистым сердцем выплескивали на тротуар всякого рода остатки. По улице свободно ходили разносчики с горячими блинами, грешневиками, гороховиками, с подовыми пирогами “с лучком, с перцем, с собачьим сердцем”. Воняло от гостиниц Шевалдышева, Шора, а пониже от гостиниц “Париж” и “Рим”. В этих приютах останавливались по большей части иногородные купцы, приезжавшие в Москву по делам, с своей квашеной капустой, с соленой рыбой, огурцами и прочей соленой и копченой снедью, ничего не требуя от гостиницы, кроме самовара, и ни за что не платя, кроме как за “тепло”. А нынче пройдитесь-ка по Тверской – аромат! У Шевалдышева – ватерклозеты, в "Париже" – ватерклозеты». Заметьте, что Салтыков-Щедрин не пишет про аромат кофе, а лишь про ватерклозеты – видно, отразилась на его восприятии действительности вице-губернаторская деятельность в Рязани и Твери. Даже странно, что автору «Господ Головлевых» что-то понравилось, ибо дядька он был вредный (о чем мы расскажем в следующей главе).
А что до гостиницы, то в ее номерах останавливались не только почти все знатные литераторы середины XIX века, но также их герои, например, персонаж романа «Масоны» Писемского, отвечающий, что поселился он «у Шевалдышева, как всегда, у Шевалдышева». Или герой лесковского рассказа «Некуда», отправившийся по здешнему адресу за пятиалтынный, на извозчике.
И пора бы закончить главу – ведь гостиница-то не резиновая (хоть и писателей у нас много!) и давно канула в небытие. Да только вот огромный круг толстовского окружения не дает хлопнуть дверью. Именно этот дом на Тверской улице стал последним прибежищем одного из богатейших людей царской России, издателя книг и газет Ивана Дмитриевича Сытина, немало сил положившего и для выпуска толстовских сочинений. В 1913 году Сытин издал «Полное собрание сочинений Л.Н. Толстого» в двух вариантах – двадцати и двадцати четырех томах.
Жизнь Ивана Сытина – пример того, как много может достичь предприимчивый и деловой человек, думающий не только о личном обогащении, но и о пользе для своей страны. Родившись в 1851 году, сын волостного писаря из Костромской губернии, окончивший всего два класса сельской церковноприходской школы, в 1866 году приехал он покорять Москву. А было ему тогда пятнадцать лет. Нанявшись «мальчиком для всех надобностей» в книжную лавку купца П.Н. Шарапова на Никольской улице, вскоре Сытин стал его деловым партнером. А уже через десять лет он открыл и собственное дело – литографию на Воронухиной горе, близ Дорогомиловского моста. Сам Иван Дмитриевич позднее вспоминал: «Наша маленькая литография, открытая в 1876 году, росла, как молодое деревце». Как приятно нам, москвичам, сознавать, что деревце это вросло своими мощными корнями в московскую почву, напитавшись его соками и превратившись в мощное дерево, ставшее опорой российского книгоиздания на многие десятилетия вперед.
Предприятие Сытина не было первым в своем деле, в Москве было достаточно типографий, печатавших и книги, и лубок. Но товары Сытина выгодно отличались от изделий его конкурентов своей невысокой стоимостью и хорошим качеством. Доходы Сытина росли. В 1882 году на Всероссийской промышленной выставке, проходившей в московском Петровском парке, печатная продукция типографии Сытина впервые была отмечена медалью. И это было только начало, впоследствии немало медалей самых различных достоинств было присуждено книгам Сытина на выставках в России и за рубежом. Кстати, на той выставке побывал и Толстой, но с Сытиным тогда ему не удалось пообщаться. Лев Николаевич пришел в Петровский парк с космистом Николаем Федоровым и, осмотрев представленные достижения промышленности, изрек потрясающую своим содержанием и лаконичностью фразу: «Динамитцу бы!».
Сытин в 1883 году вместе с компаньонами организовал издательское товарищество «И.Д. Сытин и К» для выпуска календарей, учебников и наглядных пособий. Так он попал в поле зрение Черткова, порекомендовавшего его Толстому. Лев Николаевич в это время как раз задумался о необходимости издания дешевых и популярных книг для широкого круга читателей, качественных по форме и содержанию. Так было положено начало просветительской деятельности издательства «Посредник». Сытин рассказывал:
«Наша совместная работа с В.Г. Чертковым продолжалась лет 15. Что это было за время! Это была не простая работа, а священнослужение. Я вел свое все развивающееся дело. Рядом шло дело “Посредника”. Я был счастлив видеть интеллигентного человека, так преданного делу просвещения народа. Чертков строго следил, чтобы ничто не нарушило в его изданиях принятого направления. Выработанная программа была святая святых всей серии. Все сотрудники относились к этому начинанию с таким же вниманием и любовью. Л.Н. Толстой принимал самое близкое участие в печатании, редакции и продаже книг, много вносил ценных указаний и поправок. Любил он ходить ко мне в лавку, особенно осенью, когда начинался “слет грачей”, как мы называли офеней, которые с первопутком трогались в путь на зимний промысел – торговлю книгами и иконами. В это время в лавке часто собиралось их до 50 человек сразу. Офени сами отбирали себе книги и картины. Целый день шла работа, слышались шутки, анекдоты. В это время любил заходить в лавку Л.Н. Толстой и часто подолгу беседовал с мужиками. Он ходил в русской одежде, и офени часто не знали, кто ведет с ними беседу. Льва Николаевича всегда дружески встречал наш кассир Павлыч, большой балагур.
– Здравствуйте, батюшка Лев Николаевич, – встречал он великого писателя. – А сегодня у нас, касатик, грачи прилетели. Ишь, в лавке какую шумиху несут. Уж очень шумливый народ-то. Иван Дмитриевич им языки-то размочил – хлебнули, теперь до вечера будут галдеть, а к вечеру, батюшка, в баню будут проситься. И водим, касатик, водим.
Лев Николаевич смеется, отходит к прилавку, в толпу:
– Здравствуйте. Ну, как торгуете?
– Ничего, торгуем помаленьку. А тебе, что же, поучиться хочется? Стар, брат, опоздал, раньше бы приходил.
Павлыч суетится, видит, что они дерзят Толстому, как простому мужику.
– Вы, ребята, понимаете, с кем говорите? Это ведь сам Лев Николаевич Толстой.
– Так зачем же он оделся по-мужицки? Иль барское надоело? Дал бы нам, мы бы поносили.
Искренне, от души смеется Лев Николаевич.
– Ну, Лев Николаевич, побеседуй с нами. Мы, брат, работники, труженики. Мучаемся, таскаем вот сытинский товар всю зиму, а толку мало: грамотеев-то в деревне нет. Картинки еще покупают, а вот насчет книг плохо.
Лев Николаевич интересуется, как идут книги под девизом “Не в силе Бог, а в правде”.
– По новости плохо. Таскаешь их в каждый дом. За зиму даже надоест. Спрашивают везде все пострашнее да почуднее. А тут все жалостливые да милостивые. В деревне и без того оголтелая скучища. Только и ждут, как наш брат, балагур, придет, всю деревню взбаламутит. Только и выезжаем на чертяке. Вот какого изобразил Стрельцов: зеленого и красного! Целую дюжину чертяк! На весь вечер беседы хватит. Старухи каются, под образа вешают, молятся и на чертяку косятся. Кому не надо, и то продадим. Пишите-ка, Лев Николаевич, книжечки пострашнее. Ваши берут, кто поумнее: попы, писаря, мещане на базаре. В деревне разве только большому грамотею всучишь.
– А где вы торгуете? – интересуется Лев Николаевич.
– Мы-то? Везде. По всей матушке России. Я Калужскую, он Курскую, этот Орловскую, Смоленскую, Тверскую колесит. Где кто привык. По знакомым местам, деревням и ярмаркам ездим.
Много раз так беседовал Лев Николаевич с офенями».
В «Посреднике» выходили и серии, например, «Деревенское хозяйство и деревенская жизнь», книги по экономики, наконец, художественная литература, произведения Пушкина, Лескова, Короленко, да и самого Толстого, специально писавшего для издательства свои нравоучительные сочинения «Два старика», «Много ли человеку земли нужно?» и т. д.
А в своем «Товариществе печатания, издательства и книжной торговли…» Сытин выпускал буквари и азбуки, учебники для школ и самообразования, книги по педагогике, истории, философии, естество знанию, экономике, сочинения классиков мировой литературы, религиозные издания. А также целые серии: «Библиотека для самообразования», «Детская энциклопедия», «Народная энциклопедия научных и прикладных знаний» (для крестьян и кустарей), народные книжки серии «Правда», «Военная энциклопедия», популярный журнал «Вокруг света», а еще яркие лубочные издания и календари. К 1914 году товарищество стало крупнейшим издательско-полиграфическим и книготорговым предприятием, выпускающим четвертую часть всей печатной продукции Российской империи. Находилось оно на Тверской улице, в известном ныне доме Сытина под № 18.
В 1916 году Москва торжественно отмечала полувековой юбилей деятельности книгоиздателя. Многие представители интеллигенции приняли участие в торжестве, посвященном этому событию. На празднике выступали Мамин-Сибиряк, Горький, Куприн, Гиляровский и другие. Выступавшие говорили о том чрезвычайно важном значении, которое имела деятельность Сытина для русской культуры, о его просветительской миссии, распространившей свое влияние в основном на небогатые слои населения. К этому времени Сытину действительно было чем гордиться, но было и что терять: в Москве товариществу принадлежали две самые крупные типографии, оборудованные по последнему слову техники, шестнадцать книжных магазинов в различных городах страны, школа технического рисования и литографского дела. После 1917 года все это, естественно, было национализировано, как и его типография на Пятницкой улице, которая в дальнейшем была преобразована в Первую Образцовую. Биография же ее бывшего владельца в последующие годы не блистала яркими красками, да и возраст брал свое. Из прежних апартаментов Сытина выселили, с трудом удалось ему выбить квартиру в бывшей гостинице Шевалдышева. Указывая в прошениях все свои заслуги перед пролетариатом, он не забыл упомянуть и об издательстве «Посредник», выпускавшем книги Толстого, к которому сов