А на Николаевском вокзале писатель бывал и по творческим делам, в частности, во время работы над четвертой редакцией романа «Воскресение». 8 апреля 1899 года Сергей Танеев записал: «Лев Николаевич в десятом часу поехал в пересыльную тюрьму смотреть, как поведут арестантов в кандалах. Он с ними сделает путь до Николаевского вокзала. Это нужно для его романа». Речь идет о Бутырской тюрьме, откуда писатель и отправился на Николаевский вокзал.
Сегодня своеобразная память о роли вокзалов и железных дорог в жизни писателя и его творчестве сохраняется в названии поезда «Лев Толстой», курсирующего между Москвой и почему-то… Хельсинки.
Глава 10. «Собирался избранный кружок людей»Вознесенский пер, д. 6
Дом этот старый и помнит многих своих достойных жителей и их замечательных гостей. Сумароков, Баратынский, Пушкин, Вяземский, и конечно, Лев Толстой. Но, обо всем по порядку[13].
Первые сведения о доме относятся к середине XVII века, когда владение принадлежало семье Сумароковых. Известно, что в 1716 году здесь жил Панкратий Богданович Сумароков – потешный Петра Великого. Затем, с 1720 года владельцем дома становится его сын – Петр Панкратьевич, «стряпчий с ключом» (как тут не вспомнить фамусовские слова: «С ключом, и сыну ключ сумел доставить»). Бог прибрал стряпчего вместе с его ключом в 1766 году, когда он уже дослужился до тайного советника. И тогда дом перешел к его наследникам, в т. ч. и к сыну – Александру Петровичу Сумарокову, наиболее известному представителю рода. Он сочинил более двадцати пьес, руководил первым русским театром, писал статьи. Символично и название издаваемого им журнала – «Литературная пчела».
«Никто так не умел сердить Сумарокова, как Барков. Сумароков очень уважал Баркова как ученого и острого критика и всегда требовал его мнения касательно своих сочинений. Барков, который обыкновенно его не баловал, пришел однажды к Сумарокову: “Сумароков великий человек, Сумароков первый русский стихотворец!” – сказал он ему. Обрадованный Сумароков велел тотчас подать ему водки, а Баркову только того и хотелось. Он напился пьян. Выходя, сказал он ему: “Александр Петрович, я тебе солгал: первый-то русский стихотворец – я, второй Ломоносов, а ты только что третий”. Сумароков чуть его не зарезал» – писал А.С. Пушкин в «Table-Talk».
В 1767 году Сумароков продал принадлежавшую ему часть усадьбы своей сестре – Анне Петровне, у которой в 1793 году дом приобрела секунд-майорша Елена Петровна Хитрово. К этому времени в центре участка стоял каменный особняк. В 1802 году дом был куплен штабс-капитаном С.А. Степановым.
В 1808 году здание перешло к семье Энгельгардт. Глава семьи Лев Николаевич Энгельгардт, боевой генерал, участник многих военных кампаний конца XVIII века, служивший под началом А.В. Суворова и П.А. Румянцева-Задунайского, оставил после себя «Записки» – интересные воспоминания о временах Екатерины II и Павла I, вышедшие в свет в 1860-х годах. Его жена, Екатерина Петровна, на имя которой и был приобретен дом, была дочерью историка П.А. Татищева. В 1826 году на их старшей дочери Анастасии женился поэт Евгений Абрамович Баратынский (можно писать и Боратынский, как кому нравится).
«Баратынский принадлежит к числу отличных наших поэтов. Он у нас оригинален, ибо мыслит. Он был бы оригинален и везде, ибо мыслит по-своему, правильно и независимо, между тем как чувствует сильно и глубоко… Никогда не старался он малодушно угождать господствующему вкусу и требованиям мгновенной моды, никогда не прибегал к шарлатанству, преувеличению для произведения большего эффекта, никогда не пренебрегал трудом неблагодарным, редко замеченным, трудом отделки и отчетливости, никогда не тащился по пятам увлекающего свой век гения, подбирая им оброненные колосья – он шел своею дорогой один и независим», – так писал о Баратынском Пушкин в 1831 году в статье, предназначавшейся для «Литературной газеты».
Рано потеряв отца, Баратынский воспитывался в Пажеском корпусе, где «попал под дурное влияние». В итоге в 1816 году он был исключен из корпуса без права поступления на какую-либо службу, кроме солдатской. Затем Евгений несколько лет жил в деревне, где и начал писать стихи. В 1819 году Баратынский поступил рядовым в лейб-гвардии егерский полк, расквартированный в Петербурге. В это время судьба и свела его с молодыми поэтами. В 1819 году четверо друзей – Пушкин, Баратынский, Дельвиг, Кюхельбекер – составляли, по выражению последнего, «союз поэтов».
С 1820 года Баратынский служил в Финляндии, суровый край которой он считал родиной своей поэзии (а суровым краем руководил Арсений Закревский). Весной 1825 года Евгения Абрамовича, благодаря стараниям Аграфены Закревской (как мир тесен!), произвели в офицеры, что дало ему возможность выйти в отставку и поселиться в Москве. С 1826 года (по другим данным с 1828 года) он живет не только в доме Энгельгардтов в Вознесенском (тогда – Чернышевском) переулке, но и в их подмосковном имении Мураново. Его приезд в Москву почти совпадает со временем возвращения сюда Пушкина из ссылки.
В этом доме Пушкин бывал часто. Во второй половине 1820-х годов, по словам Баратынского, отношения его с Александром Сергеевичем складываются «короче прежнего». В гости к Баратынским заходят и близкие Пушкину люди – живущий неподалеку Петр Вяземский и дальний родственник жены Баратынского Денис Давыдов. Бывают тут и менее знаменитые современники Пушкина – молодые поэты, один из которых, Андрей Муравьев, вспоминал: «Приветливо встретил меня Пушкин в доме Баратынского и показал живое участие к молодому писателю, без всякой литературной спеси или каких-либо видов протекции, потому что хотя он и чувствовал всю высоту своего гения, но был чрезвычайно скромен в его заявлении. Сочувствуя всякому юному таланту, он заставлял меня читать мои стихи».
Впоследствии дом в Вознесенском неоднок ратно перестраивался и реставрировался. Но известно, что к концу первой трети XIX века здание было каменным, в два этажа. Первый этаж был низким; фасад, выходивший в Большой Чернышевский переулок, был скромен.
Какова же дальнейшая судьба дома? В 1837 году его у Баратынского купил генерал-майор Федор Семенович Уваров. В 1840-х годах в доме жил врач Ф.И. Иноземцев. Он пользовал Н.В. Гоголя, Н.М. Языкова, а также генерала А.П. Ермолова. «Медицинская» линия дома не оборвалась и в 1850-х годах в доме жил будущий хирург И.М. Сеченов, в то время еще студент университета. В 1850 году дом перешел к следующему владельцу – князю Петру Алексеевичу Голицыну, который жил в нем до 1858 года. В 1858–1862 годах домом владел статский советник И.Д. Чертков.
А в 1866 году здесь поселяется писатель и общественный деятель Александр Станкевич. Так получилось, что известен он по большей части не своими делами, а родным братом – Николаем Станкевичем, в честь которого новая власть в 1922 году переименовала переулок – повысила его в звании до улицы Станкевича. Александр Станкевич прожил более девяноста лет, родившись еще до восстания декабристов, в 1821 году, пережил пять императоров всероссийских, отмену крепостного права, революцию 1905 года, и, главное, самого Льва Толстого.
Александр Владимирович Станкевич – писатель, критик, общественный деятель, меценат и коллекционер живописи, участник просветительского кружка своего старшего брата писателя и философа Николая Владимировича Станкевича, после его ранней смерти в 1840 году собрал собственный кружок, в который входили многие известные представители московской творческой интеллигенции.
«Веселую, нецеремонную» атмосферу, царившую в доме Станкевича в Чернышах, отмечал в 1858 году Тарас Шевченко, возвращавшийся через Москву из ссылки. А историк, профессор Московского университета Борис Чичерин вспоминал, что на литературных вечерах в этом доме в 1850–1870-е годы «собирался избранный кружок людей, более или менее одинакового направления, обменивались мыслями, толковали обо всех вопросах дня», люди эти «с одинаковыми чувствами приветствовали новую эру и вместе сокрушались о последующем упадке литературы и общества».
В доме Станкевича в Чернышевском переулке «толковали и обменивались» историки И.Е. Забелин и С.М. Соловьев, архитектор В.О. Шервуд, переводчик Н.X. Кетчер, экономист И.К. Бабст, а также В.П. Боткин, К.Д. Кавелин и многие другие. Лев Толстой бывал у Станкевича в 1860-х годах, заходил он к нему и после так любимых им консерваторских концертов. Круг общения на вечерах у Станкевича составляли музыканты и композиторы, среди которых Н.Г. Рубинштейн и П.И. Чайковский.
Станкевич – не коренной москвич, происходил он из Воронежской губернии. В Москве он обосновался в 1836 году. Занимался литературным творчеством, под различными псевдонимами выпустил несколько повестей. Сочинял рецензии и критические статьи для журналов «Атеней», «Вестник Европы», газеты «Московские ведомости» и других периодических изданий. Воспринимали его нередко как младшего брата «того самого» Николая Станкевича. А уж в советское время их и вовсе перепутали.
В более поздние годы, когда Толстой уже не нуждался в обществе Станкевича, тот выступил критиком толстовских произведений. В 1878 году в журнале «Вестник Европы» была напечатана статья «Каренина и Левин», в которой Станкевич пытался доказать, что Толстой написал вместо одного – два романа, что включение романа Левина в роман Карениной «нарушает единство произведения и цельность производимого им впечатления».
Станкевич довольно близко к сердцу принял «Анну Каренину», посчитав возможным давать советы автору, кого из персонажей какими красками выписывать. Такое поведение Станкевича было вызвано отчасти тем, что фамилия героя собственной повести Станкевича, называвшейся «Идеалист», тоже была Левин. Повесть эта пользовалась определенным успехом и была связана опять же с воспоминаниями о его старшем брате, которого Лев Толстой очень ценил.
Определение «человек сороковых годов» по отношению к Станкевичу характеризуется его откровенным эпигонством старозаветных представлений о «правильном» романном жанре. Вот почему Станкевич иронически называл «Анну Каренину» романом “de longue haleine” (романом широкого дыхания – фр.), сравнивая его со средневековыми мн