ских игроков шведская новостная газета «Dagens Nyheter» рекомендовала метрдотелям города охладить запасы водки: «Едет Стрельцов!» Такие просьбы оказались лишними, так как из той четверки любителей выпить в Швецию поехал только Иванов. Татушин, Огоньков и Стрельцов были отстранены от участия в чемпионате. Многие эксперты ожидали, что он станет турниром Стрельцова. Но соревнования прошли без одного из самых многообещающих игроков Европы.
Для Стрельцова отстранение роковым оказалось 26 мая 1958 года, то есть спустя день после вечеринки и за две недели до начала турнира. В доме Караханова футболисты познакомились с 20-летней Мариной Лебедевой и ее подругой Тамарой Тимкиной. Марина и Стрельцов провели вместе ночь. На следующее утро Лебедева подала в прокуратуру заявление, в котором она утверждала, что Эдуард Стрельцов ее изнасиловал. Тимкина подала аналогичное заявление, в котором утверждала то же самое об Огонькове. Когда Огоньков и Татушин вернулись на тренировочную базу, то Стрельцова уже арестовали. Услышав сообщение об аресте футболиста, работники завода ЗИЛ пригрозили 100-тысячным протестным маршем. Лишь известие, что Стрельцов дал признательные показания, заставило отказаться от этих протестов. Футболисту пообещали, что он примет участие в чемпионате мира, как только признает свою вину.
Однако Секция футбола СССР дисквалифицировала Стрельцова пожизненно. Огоньков и Татушин, которые были задержаны на тренировочной базе, спустя день вышли на свободу, после того как Тимкина принесла свои извинения. Но на чемпионат мира они так и не поехали. Игроков вычеркнули из сборной команды с официальным обоснованием, что они прогуляли тренировку.
30 мая Лебедева отправила в прокуратуру еще одно письмо в прокуратуру, в котором просила остановить расследование в отношении Стрельцова. По ее словам, она его простила. Через день она снова поменяла свое мнение и направила второе письмо. 24 июля, спустя три дня после своего 21-летия, Стрельцова приговорили к 12 годам лагерей.
Стрельцов был известным бабником. Будучи 19-летним юношей, он имел отношения с 16-летней дочерью министра культуры Екатерины Фурцевой[51], одной из двух женщин, которая в дальнейшем заседала в Политбюро ЦК КПСС. Приверженцы теории заговора усмотрели в этих отношениях причину для преследования и ареста Стрельцова. Такие события вполне могли быть правдой, поскольку советское общество, включая футбол, даже после Сталина и Берии было полным интриг, произвола и насилия.
Екатерина Фурцева впервые встретила Стрельцова на кремлевском приеме для олимпийцев. Скорее всего она тогда спросила у молодого человека о возможном замужестве для ее дочери. Но Стрельцов отрицал такие сведения: «Я никогда на ней не женюсь. У меня уже есть возлюбленная». Позже ходили слухи, что он сказал одному из друзей: «Я бы никогда не женился на такой «обезьяне», я лучше бы повесился, чем женился бы на такой девушке».
Политизированная пресса в любом случае пришла к выводу, что Стрельцов не соответствует имиджу нового типа человека. 11 апреля 1957 года «Торпедо» играло в Одессе с минским «Спартаком». (Поскольку погода в Москве в начале весны была плохая, многие игры переносили на юг.) На поле Стрельцова провоцировали часто. Так и в Одессе его снова задели выходки соперника, и он уже не мог совладать с нервами, прыгнул двумя ногами в бутсах с шипами на игрока № 5 минского клуба и был удален с поля. На Стрельцова обрушилась жесткая критика. Его критиковали сильнее, чем Яшина после его удаления с поля. В издании «Советский спорт» тогда было написано: «Никакой он не герой». Во многих письмах читателей (возможно, фиктивных) Стрельцов предстает как пример зла западного империализма. Яшин только однажды вышел за рамки примера советского спортивного героя и нового человека. Стрельцов, похоже, совсем не дорожил своей репутацией. Он стал антипримером для подражания, каким не должен был быть социалистический спортсмен.
Травля Стрельцова продолжалась в СМИ и в советском футболе. В 1958 году он забил пять голов в чемпионате СССР, а в 1959 году появился официальный футбольный справочник, в котором Стрельцов, как автор этих голов, даже не упоминается. В газете «Комсомольская правда» его назвали глупым, как пень. Стрельцов также предстал в образе примитивного человека: «Он считает, что вода в море соленая оттого, что в ней плавает селедка». По мнению «Комсомольской правды», его разум недотягивал даже до примитивного человека.
На чемпионате мира в сборной Советского Союза было семь московских динамовцев. Это был третий после парагвайской «Олимпии» и мексиканского «Атласа» размер представительства одного клуба на ЧМ-1958. Девятнадцать из двадцати двух игроков приехали из московских клубов (пятеро – из «Спартака», среди них – Игорь Нетто, Сергей Сальников и Анатолий Ильин, четверо – из «Торпедо»: Леонид Островский и Валентин Иванов, двое – из «Локомотива» и один – из ЦСК МО). Остальные игроки приехали из «Динамо» (Киев) (двое, в том числе Юрий Войнов) и из «Зенита» (Ленинград) (Александр Иванов). Историей со Стрельцовым и компанией кадровые неприятности не закончились: незадолго до чемпионата травму получил Игорь Нетто, который смог выйти на поле лишь в матче группового турнира против Бразилии.
В Швецию также отправился немецкий журналист Ханс Бликенсдорфер, который вел репортажи о советской сборной, и в первую очередь о Яшине. Советские спортсмены остановились в известном местечке для зимнего спорта Хиндос, в 30 км от Гётеборга. Курт Тухольский снимал там виллу «Недсолюнд» в 1929 году, где он жил после эмиграции и вплоть до своей смерти. Бликенсдорфер: «Советские спортсмены разместились в Хиндес. (…) У каждого, кто хотел их навестить, создавалось ощущение, что Берлинской стены еще нет. Позади каждого дерева в парке отеля стоял агент КГБ, а еженедельная пресс-конференция тренера Гавриила Качалина была похожа на «московский магазин с пустыми полками». Качалин никого не выдавал и ничего не говорил. На его фоне Гербергер выглядел щедрым кондитером».
Бликенсдорфер подружился с радиокорреспондентом ГДР Вольфганом Хемпелем. Тот рассказал ему, что Яшин являлся единственным игроком, у которого были привилегии. «Качалин просто признал, что в мире нет лучшего игрока. Он должен был выставить его на игру, потому что тренер фактически находился в руках Яшина». Но как подойти к Яшину, если Качалин, как утверждает Хемпель, ненавидел не только женщин, но и журналистов? Хемпель посоветовал своему западногерманскому коллеге отправиться с Яшиным на рыбалку. В 500 метрах от советского отеля располагалось озеро, где Яшин обычно ловил рыбу. Бликенсдорфер вскоре направился туда и, выдав себя за скромного, неприметного рыбака, действительно встретил Яшина: «В пяти метрах от озера я поставил свой раскладной стул и закурил сигарету, как обычный рыбак. Рыбаки не любят шумного общества, однако всегда восхищаются, когда люди просто наблюдают за их «искусством ловли». Мне показалось, что Яшин был ко мне расположен. Когда он ловко вытащил пойманную рыбу, по-дружески подмигнул мне перед тем, как бросить рыбу в ведро. А затем он вытащил из кармана штанов инструменты, которые чаще всего носят скорее монтажники, а не футболисты. Снова кивнул мне и закурил свою русскую папиросу, скрученную из двух листов бумаги. Такой, как Яшин, не будет заворачивать крошки махорки в газету «Правда».
Спустя некоторое время разговор все-таки состоялся, и немецкому журналисту в этом помог его «обиходный» русский язык, которого он наслушался во время Второй мировой войны в боях под Москвой и Сталинградом. Как он говорил: «Каждый немец немного знает русский язык, иначе не было бы больше ничего смешного». К его словарному запасу относился в основном русский мат и просторечные выражения, которые соответствуют, например, английскому «mother fucking» или русскому «твою мать». Немецкий журналист показал на ведро, в котором бултыхались три рыбешки, и сказал это крепкое русское словцо. У Яшина было ошарашенное лицо, и он разразился смехом. Футболист рассказал, что они немного поездили по Гётеборгу, и с усмешкой добавил, что их команда не настолько притязательная, как, например, команда Бразилии, которая в отеле напротив принимала у себя целый автобус шведских блондинок. Говорили также о том, что Яшин начал курить уже в девять лет. Потом наконец-то псевдорыбак Бликенсдорфер осмелился спросить: «Вы хотите выиграть чемпионат мира?» Яшин закинул удочку в воду и сказал: «Стать чемпионом мира? Я им уже стал. Дома, в Москве, люди уже и так это знают. Но к этому нужно добавить удачу, которая рождается не в Кремле, а в игре». Бликенсдорфер: «Яшин знает это лучше всех. Красная площадь – это не футбольное поле», – добавил он.
Бликенсдорфер превратил этот диалог в интервью, которое вызвало большой интерес и неоднократно было перепечатано. Как вспоминал журналист, это было честно и подло одновременно, потому что собеседник не знал, с кем он имеет дело. Впоследствии он уже не мог рыбачить на озере Хиндос, поскольку о его разговоре узнал Гавриил Качалин. Но тренер не мог заменить Яшина, потому что он был лучшим. Поэтому Яшин остался в воротах, а дружба, которая зародилась на озере Хиндос, продолжилась. Каждый раз, когда они встречались на каком-нибудь мероприятии или соревновании, Яшин всегда спрашивал: «Ну что, будем говорить открыто или сначала пойдем рыбачить?» Он был человеком с отличным чувством юмора и мужским началом, которому не нужна была перестройка, чтобы это доказать».
В Швеции советская сборная играла в четвертой группе с командами Англии, Австрии и Бразилии. Матч СССР – Англия оказался первым «гвоздем» турнира, поскольку многие видели в нем скрытый финал. До 65-й минуты атлетичные и выходящие иногда за рамки дозволенного советские спортсмены вели в счете 2:0 благодаря голам Симоняна (13-я минута) и Александра Иванова (55-я минута). Затем «Трем львам» удалось сравнять счет: на 65-й минуте забил Кеван, а на 84-й минуте, с пенальти – легендарный игрок английской сборной 36-летний Том Финней. Назначенный пенальти русские яростно оспаривали, утверждая, что фол против Хейнса был совершен за пределами штрафной. А венгерский судья Жолт даже получил взбучку от Яшина, который потом со всей злости зашвырнул кепку в ворота