Только этим можно объяснить встречу, которая нас ожидала. Когда возникает первородная необходимость, она не оставляет места случаю.
IX
Нет, поистине это не могло быть случайностью.
Буллит прекрасно знал, — поскольку сам мне об этом рассказывал, — что Кинг на расстоянии многих миль слышит его машину и прибегает навстречу. И Буллит должен был знать — поскольку это была его профессия, — где, в зависимости от дождливых или засушливых сезонов, находились временные логова большого льва, выпущенного на волю в дикие заросли.
Кроме того, когда мы выехали на длинный участок саванны, я заметил, как Буллит вытягивает шею и поверх ветрового стекла внимательно и пристально осматривает зорким глазом охотника далекую опушку леса на краю сухой травянистой равнины. И вдруг он улыбнулся. А потом легонько локтем подтолкнул Патрицию. И тогда я увидел на горизонте саванны сначала пятно, потом клубок рыжего зверя, который прыжками несся нам навстречу.
— Кинг! — закричала Патриция. — О, папа, это же Кинг!
Буллит безмолвно смеялся. Было в порядке вещей, чтобы это утро абсолютного согласия между ним и Патрицией завершилось самым чудесным сюрпризом, какой он только мог сделать дочери.
— Когда ты узнал, что он живет здесь? — воскликнула она.
— Только вчера, — ответил Буллит. — Я послал трех рейнджеров по его следам, когда он ушел со старого места. И вчера кипсиг Маина, — он повернулся к самому молодому из двух черных гигантов на заднем сиденье, — пришел и рассказал мне.
Буллит обнял тяжелой рукой девочку.
— Я хотел проверить вместе с тобой, — сказал он.
— Кинг! Кинг! — кричала Патриция, вскочив на ноги.
Большой лев приближался огромными скачками, грива его развевалась по ветру, и он рычал от радости. Кинг уже почти достиг машины, но Патриция крикнула:
— Папа, заставь его побегать! Быстрее, быстрее, как он только может. Он на бегу такой красивый!
«Лендровер» резко отвернул, и лев оказался не перед машиной, а рядом. Буллит поддал газу и пошел с такой скоростью, чтобы не отрываться далеко от Кинга и в то же время заставить его мчаться изо всех сил, из последнего дыхания. И Кинг понесся за нами вслед длинными прыжками, — ну совсем, как пес, — но пес апокалипсиса, собака конца света, — и при этом он так же радостно лаял, но от лая его дрожала саванна и заросли.
Так мы пронеслись раз, и два, и три по большой равнине. Испуганные животные убегали за горизонт, а над нами, обманутые львиным рыком, обычно предвещающим смертельную охоту, закружились, заслоняя солнце, грифы и стервятники.
Кинг все так же мчался прыжками и рычал, но на краях его брылей уже выступила пена. Патриция села на место, положила руку на руку Буллита. Казалось, они вели машину вместе. «Лендровер» постепенно замедлил ход и остановился.
Мгновенно Кинг очутился рядом, встал во весь рост и положил передние лапы на плечи Буллита. Хрипя и задыхаясь от радости и усталости, он терся мордой о щеку человека, который приютил его, сберег его детство. Грива и рыжие волосы перепутались, смешались в одно золотое руно.
— Смотрите, ну прямо два льва, ведь правда? — сказала Патриция.
Голос ее был не громче дыхания, но Кинг его услышал. Он протянул лапу со втянутыми когтями, чувствительную и мягкую, как огромная губка, обнял девочку за шею, прижал к Буллиту и облизал им лица обоим сразу своим жарким языком.
Потом он сел и золотыми глазами осмотрел всех, кто был в машине. Он узнал нас: Кихоро, рейнджеров и меня. Потом лев обратил свой взгляд на Буллита. И тот понял, чего от него ждет лев.
Он медленно открыл дверцу, медленно спустился на землю и так же медленно подошел к Кингу. Встал перед ним и сказал, отделяя каждое слово:
— Ну что, мальчик, хочешь проверить, кто из нас сильнее? Как в старые добрые времена? Ведь так?
Кинг пристально смотрел на Буллита. Левый глаз его был немного уже и длиннее правого и, казалось, подмигивал. Легким глухим порыкиванием он словно подтверждал каждую фразу Буллита. Кинг все понимал.
— Ну ладно, малыш, держись! — закричал Буллит.
Он бросился на Кинга. Лев поднялся во весь свой рост на задних лапах и обхватил передними шею Буллита. На сей раз это была уже не ласка. Всей тяжестью лев пытался опрокинуть человека. И человек напрягал все силы, чтобы бросить на землю льва. Видно было, как под шерстью и кожей Кинга перекатываются могучие длинные мышцы. На голых руках и открытой шее Буллита вздулись мускулы Геркулеса. Напирая друг на друга, отвечая усилием на усилие, они не уступали ни пяди. Наверняка, если бы лев применил всю свою мощь или если бы приступ ярости сжал его тело в стальную пружину, Буллит, несмотря на свою необычайную физическую силу, не выстоял бы и мгновения. Но Кинг знал, — не хуже, чем Буллит, — что это игра. И точно так же, как Буллит, который несколько минут назад замедлил ход машины, чтобы лев не отстал, Кинг сейчас использовал свою страшную мощь только для того, чтобы противостоять напору Буллита.
Тогда Буллит изменил тактику. Он зацепил правой ногой заднюю лапу Кинга, дернул ее к себе и закричал:
— Ну, а что ты ответишь на этот прием, сынок?
Человек и лев вместе покатились по траве. Завязалась беспорядочная борьба, вся в раскатах хохота и рычания. И наконец человек очутился внизу, под грудью льва, прижатый лопатками к земле. Теперь Буллит переводил дух, а лев своим узким натянутым глазом посматривал на него, словно посмеиваясь. Внезапно, одним рывком Буллит перевернулся на живот, подобрал под себя колени, уперся ладонями в землю и, — толчок за толчком, — невероятным усилием выпрямил спину и поднял большого льва Килиманджаро, который повис на нем, беспомощно размахивая лапами и вовсе не сопротивляясь.
— Ура, папа! Ура! — закричала Патриция.
Оба рейнджера хлопали в ладоши.
Один Кихоро оставался безмолвным. Он отвернулся и своим единственным глазом пытливо и подозрительно всматривался в узкую длинную полосу редколесья, которая клином выходила на поляну.
Не знаю, каким образом заметил это Буллит. Он сбросил Кинга со спины, вздохнул воздух, запрокинув голову к солнцу и потянулся всем телом, расправляя плечи, разводя руками. Должно быть, все его мышцы, все связки болели от напряжения. Однако он хохотал от счастья. Его сила и ярость наконец-то получили разрядку и были увенчаны высшей наградой на глазах его дочери.
— Хорошо поиграли, сынок, — сказал он Кингу, беря его за гриву.
— А теперь моя очередь! — вскрикнула Патриция.
Но когда она уже хотела выскочить из машины, ее удержала черная сухая рука Кихоро. В то же мгновение из треугольника колючих зарослей, за которыми так пристально наблюдал кривой следопыт, послышался львиный рев и сразу же — еще. Даже я, совсем непривычный к голосам джунглей, не мог ошибиться. Этот рев ничем не походил на добродушное, веселое и дружелюбное рыканье Кинга, которое я знал. Это были свирепые, хриплые и страшные раскаты, от которых замирает сердце самых храбрых людей. Издавать их могли только разъяренные хищники, одержимые жаждой убийства.
Две львицы вышли из зарослей. Две большие прекрасные львицы с великолепными шкурами. Они хлестали себя хвостами по бокам и оскаливали рычащие пасти.
За ними выбежало несколько маленьких львят.
Я понял истинное значение этой сцены только благодаря выражению Патриции. Ее всегда живое и чувствительное лицо тотчас замкнулось. Казалось, оно окаменело от невыносимого позора и мучительной ненависти, постыдной и гнусной. Только одно-единственное чувство способно настолько исказить и изуродовать женские черты: ревность, доведенная до пароксизма. Как могло это зло в такой степени поразить Патрицию? Ответ был один: эти львицы были избранницами Кинга и теперь призывали его к себе.
Кинг понял это в тот же миг, что и Патриция. Глаза его обратились к Буллиту, потом к девочке, потом на разгневанных львиц. Он встряхнул гривой. Он колебался. Патриция приоткрыла рот. Огромный лев повернул к ней голову. Если бы она его удержала, он бы наверняка остался. Но яростное пламя гордости сверкнуло в ее глазах. Она не издала ни звука. И тогда Кинг пошел к своим самкам. Сначала, как бы из вежливости к нам, неторопливо. А затем в несколько длинных прыжков присоединился к своим львицам и львятам. Все вместе они исчезли в зарослях.
Буллит сел за руль и включил мотор. С неловкой улыбкой и таким же неловким тоном он сказал:
— Ну что, Пат, хорошо мы повеселились, не правда ли?
Девочка не ответила ему ни словом. Буллит повернул к краю лесной полосы.
— Теперь мы скоро доедем, — сказал он.
Буллит говорил как человек, который говорит бог знает о чем, лишь бы не молчать.
— За этим леском начинается хорошая дорога, — продолжал он. — Прямо на юг. Я ее недавно привел в порядок. А потом — саванна, потом манийятта, потом наше бунгало и сразу же — по стаканчику виски.
Поляна осталась позади. Буллит испустил глубокий вздох облегчения. Но когда он уже поворачивал на дорогу, о которой говорил, Патриция схватила его за руку.
— Останови здесь! — сказала она.
Буллит непонимающе уставился на нее. Она закричала:
— Останови, говорю я! Иначе выскочу на ходу!
Патриция пыталась совладать со своим голосом. Но в нем звучали почти истерические нотки, и я с трепетом вспомнил голос ее матери: точно так же кричала Сибилла на грани нервного приступа.
Буллит подчинился. Девочка выпрыгнула из машины, не открывая дверцы. Буллит сделал движение.
— Нет, — сказала Патриция с тем же мрачным упрямством. — Я не хочу никого. Мне никто не нужен.
Лихорадочно горящие глаза ее встретились с моими. И как в полубреду, — невозможно было понять, то ли из презрения, то ли из какого-то дружеского чувства ко мне, — добавила:
— Разве что вы… Конечно, если, хотите.
— Да, да, — пробормотал Буллит.
Я вышел из машины. Патриция приказала отцу:
— Уезжай!
Буллит тронул «лендровер». Патриция углубилась в колючие заросли. Прежде чем последовать за ней, я обернулся и краем глаза увидел, как переломленное в талии, черное тело бесшумно выпало из машины и тотчас распласталось на земле.