Конечно, я основываю свои выводы на опросах избирателей даже не одного региона, а только одного города, но ведь и итоговые результаты выборов в Пензе не отличаются разительно от результатов общефедеральных. Хотя отличия всё же есть. Ни «Справедливая Россия», ни ЛДПР (вот здесь горжусь своими земляками) в Думу от Пензенской области не прошли. По уровню поддержки «Единой России» (71,7 %) Пензенская область заняла четвёртое место в Приволжском федеральном округе после Башкортостана, Татарстана и Мордовии. КПРФ набрала чуть больше, чем в среднем по стране, — 12,5 %. В Законодательном собрании Пензенской области теперь из 13 депутатов, выбранных по партийным спискам, десять депутатов-«единороссов», два — от КПРФ, и один — от «Справедливой России». Все депутаты, избранные от одномандатных округов, являются членами «Единой России» или сочувствуют ей. Несмотря на эти особенности, как мне представляется, Пенза всё же отражает общий тренд настроений избирателей. В конце концов, мои респонденты — типичные российские граждане, и их ответы могут быть приняты как типичные реакции и представления. Некоторые же вариации результатов голосования могут быть объяснены особенностью политической ситуации в городе и области. Но эти особенности также лежат в общем тренде — в нашем регионе сильна власть и влияние губернатора, велика централизация ресурсов в регионе.
Итак, первый вывод. Давление на избирателей принципиально не изменило их намерений. Кого-то заставило серьёзней задуматься, кого-то — отложить дела, кто-то среагировал на давление не отказом участвовать в выборах, а голосованием за оппозицию. Власти удалось немного подтянуть явку, но модель электорального поведения вся эта суета серьёзно не изменила. По крайней мере, не изменила в части собственно намерений участвовать в выборах, в отношении к выборам как к институту. Посмотрим теперь, насколько добровольным могло быть волеизъявление избирателей содержательно, то есть насколько сознательным был выбор, насколько он отражает истинные политические симпатии граждан. Действительно, недостаточно просто констатировать положительное отношение избирателей к институту выборов и победившей партии. Гораздо интересней попытаться проникнуть в природу этого положительного отношения. В конце концов, сколько людей, столько и родов любви, сколько, следовательно, избирателей, столько и мотивов голосования.
Ещё раз вспомним, что в ранних, апрельских и майских, опросах (и тем более в предварительных годичной давности) была общая забавная характерная особенность. Респондентов, заявивших, что собираются участвовать в выборах, было устойчиво больше, чем тех, кто был о них информирован до опроса. Таким образом, формальная готовность к политической активности (политическая дисциплинированность) выше, чем реальная политическая активность — готовность находить и анализировать информацию. Я попытаюсь показать в дальнейших рассуждениях, что эта политическая дисциплинированность не переходит автоматически в осознанный политический выбор. А, кстати, если и переходит, то порой весьма причудливо. Отчасти это я продемонстрировала, описывая результаты своих послевыборных интервью. Как показали апрельские и майские исследования (а последующие это подтвердили), люди в целом одобрительно относятся к институту выборов, но собственно политикой интересуются мало. В апрельском опросе, анализируя своё участие в предыдущих региональных выборах, 38,4 % утверждали, что осознанно голосовали за действующего депутата. Но при этом знают о его деятельности только 24,5 % опрошенных. То есть люди голосовали, опираясь на информацию, полученную в ходе предвыборной кампании, но потом не отслеживали реальную деятельности депутата. Прогнозируя своё участие в будущих выборах, 36 % респондентов заявили, что собираются голосовать за того, кого знают и кому доверяют, при этом 65 % не смогли назвать фамилию действующего депутата Законодательного собрания, почти 20 % назвали фамилию неправильно. Затруднились назвать фамилию действующего депутата 54 % из тех, кто утверждал, что голосовал за него сознательно на прошлых выборах. Доля недоверия к региональным выборам, высказанного при намерениях голосовать, составила 11,8 %, что несколько больше, чем негативное отношение к выборам вообще (9,6 %). А вот при оценке фактического, свершившегося голосования о своём неучастии именно в региональных выборах заявили 8 %, тогда как оценили выборы вообще как пустую забаву 12 %. Я рискую заключить, что у избирателей формируется доверие или недоверие к институту выборов вообще, без серьёзного различения федеральных и региональных выборов.
Мотив участия в голосовании как выполнения требований дисциплины проявляет себя и в сентябрьском исследовании. Так, среди тех, кто ничего не ждёт от деятельности депутатов (26 % опрошенных), чуть более 45 % всё-таки собирались идти на выборы. При этом в любом случае на выборы собирались 30 %. Это меньше, чем в целом по совокупности, но немало. В октябре 23 % респондентов заявили, определяя своё отношение к выборам, что они никому не верят или что от их выбора ничего не зависит. Тем не менее, 42,5 % таких избирателей собирались принять участие в голосовании. Невольно хочется применить формулу одного из героев «Золотого телёнка»: «Если выборы существуют, должен же на них кто-то ходить». Получается, что люди и не собирались бойкотировать эти выборы. А ведь власть, похоже, этого опасалась. Глава избирательной комиссии по Пензенской области признался, что после отмены пороговой явки власти опасались проявления массового абсентеизма, не надеялись даже на преодоление 25-процентного барьера! Ну не знает власть свой собственный народ, не понимает. Или не любит.
Замечу, как обещала выше, обращаясь уже к президентским выборам, что у населения сложились гораздо более адекватные представления о власти, чем у власти о населении. Так, люди безошибочно предсказали, что 2 марта сделают рабочим днём официально или не официально. Граждане с увлечением старались угадать, что ещё придумают власти, чтобы заманить всех на выборы. При этом бойкотировать президентские выборы массовый избиратель опять-таки не собирался. Но власть опять начала его тащить на выборы, опять принялась убеждать население методами, больше напоминающими гипноз в медицинских целях, чем на политическую агитацию.
Но правы оказались именно граждане. Да, таки второе марта на многих предприятиях стал рабочим днём. Да, руководителям предприятий, преподавателям и т. д. были розданы методические указания по агитационной работе и агитационный материал, в котором подробно описывается, что жить стало лучше, жить стало веселее. Были и более увлекательные придумки. Так, в Пензе была проведена акция «Голосуем всей семьёй!». На избирательных участках юные фотографы снимали голосующих целыми семьями (нужно было непременно приходить с детьми), а после фотографии в обязательном порядке (а как иначе то!) должны были предоставляться в школу для организации фотовыставки. Детям в школе неоднократно разъясняли всю важность этих выборов и необходимость для их родителей принять в них участие. Какое-то странное недоверие к разумности собственно избирателей. Или это стремление действовать через тех, кто подоверчивей и повпечатлительней? Создаётся впечатление, что если кто и сомневался в том, как будут звать главу России с марта 2008 года, то это как раз этот будущий глава и иже с ним, а граждане уже выучили имя-отчество и заказывают портреты. И оказались во всём правы! И явка высока, и никаких протестов не случилось, и выбрали кого надо без особого ропота даже. Безусловно, президентские выборы во всех смыслах были менее свободны, чем выборы парламентские. Дело не только в давлении — здесь даже иллюзорного выбора уже не было. Но дело не только в том, что граждане послушно поддались давлению и политическому гипнозу. Для того я и пользуюсь данными исследований электорального поведения и предпочтений, сложившихся до организации неприкрытого давления, чтобы показать, что само это давление было во многом излишним, но ожидаемым людьми и принятым ими со странным пониманием.
Да, население оказалось послушнее, чем ожидала власть! Но ирония в данном случае не слишком помогает понять, что же всё-таки происходит. Избиратель ленив и нелюбопытен, покорен, необучаем? Вместо песни, подобной стону, российский человек создал фетиш в виде выборов и навеки духовно почил? Наши люди безынициативны, замотаны, просто глупы, а потому легко управляемы? Или, как изящно выразился В. Сурков, они «генетически» предрасположены к особому виду «суверенной» демократии? Вариации на тему российского менталитета могут быть бесконечными. Не думаю, что объяснение можно найти, рассуждая столь прямолинейно.
Покорность российские люди проявляют отнюдь не всегда, новейшая история это подтверждает. Те случаи последнего двадцатилетия российской истории, когда народ безмолвствовал вопреки собственным базовым интересам, поразительны и трагичны, но у них есть общая черта. Сопротивление отчуждению в пользу государства в прошлом породило в общественном сознании связку между определёнными формами восстановления государственного регулирования и несвободой. Причём этот механизм срабатывает только в том случае, если интересы противоречивы, неотчётливо выражены, конкретные инициативы власти недостаточно прозрачны для массового сознания, недостаточно отчётливо и предсказуемо угрожают интересам людей. Если же основания консолидации ясно прослеживаются, никакой менталитет не мешает российским гражданам отстаивать свои права. Так было зимой 2005 года, когда массы вышли на улицу протестовать против «закона 122», так происходит сейчас во время массовых или точечных выступлений против реформы ЖКХ. Отдельно нужно сказать о профсоюзном движении. При всех его противоречиях в современной России несомненно одно: трудящиеся уже могут проявлять стойкость, непримиримость и солидарность, могут консолидироваться вокруг понятных им насущных интересов. Вопросы заработной платы, условий труда, трудовых прав, социальных льгот, тарифов на жильё и т. д. — внятные и каждодневные потребности, которые уже сейчас могут мобилизовать людей на сопротивление. К сожалению, как только подобные интересы хотя бы частично реализуются, протест идёт на убыль.