Кроме того, профессор высказался относительно долгосрочных причин текущего кризиса, «который, конечно, не является просто финансовым». К числу таковых он отнёс:
1) Чрезмерное извлечение прибавочного продукта из трудящегося большинства, иначе говоря, сверхэксплуатация труда в интересах капитала.
2) Чрезмерная концентрация богатства, капитала, власти и контроля над капиталом.
3) Общая тенденция недопотребления — из-за сверхэксплуатации происходит постепенное падение реальных доходов, а стремление сократить или вообще отменить социальные трансферы ещё больше подрывает благосостояние масс, что в итоге приводит к уровню спроса, недостаточному для поддержания экономического роста.
4) Недостаток инвестиций в реальные производственные мощности, в итоге чего растёт сектор элитного, а не массового потребления. Эту причину Гилле назвал паразитической концентрацией капитала относительно общества как такового.
«Всё это вместе приводит к фискальному кризису государств, а затем и политическому кризису легитимности, — убеждён профессор. — Также это способствует социальному расслоению, фрагментации, сжатию экономики, различным конфликтам и войне. Какие уроки мы можем извлечь из 6–7 лет этого кризиса, который до сих пор продолжается? Можно назвать несколько книг, которые сильно помогут в понимании природы этого кризиса и его особенностей. Помимо известной книги «Капитал в XXI веке» Томаса Пикетти. можно назвать «Кризис статуса кво» (The Status Quo Crisis) Эрика Хэллайнера, описывающий финансовые государственные меры, принимаемые в связи с кризисами.
Возвращаясь к основным выводам текущего кризиса, я бы мог назвать следующие:
1) Иллюзия стабильности и авторитета доминирующей зкономической теории оказалась подорвана. Имеет место яркий пример исторической амнезии. Представители современного мейнстрима говорили о сокращении рисков, но вместо этого они лишь усиленно увеличивались, пока не произошёл тотальный финансовый коллапс.
2) Ответ на кризис и предпринятые реформы. Сейчас активно обсуждаются все так называемые реформы, особенно банковская, которые таковыми, по сути, не были и носили очень ограниченный характер. Когда речь идёт о регуляции банковского кредита, упускается из вида, что собственно банковский кредит это 1/3 общего сектора как такового, а оставшиеся 2/3 — это теневой банковский сектор (представленный всевозможными деривативами, хедж-фондами, страховыми компаниями и т. п).
Ничего не делают с самой структурой этой системы, в том числе с известным принципом too big to fail. Никак не снимаются опасные последствия концентрации капитала, и представители Европейского Центрального Банка, рассуждающие о кризисе, прекрасно это знают. Всё, что мы видели, это предоставление дополнительной ликвидности финансовому сектору в строгом соответствии с монетаристской идеологией. С другой стороны, мы видим, как это сочетается с подходом жёсткой экономии, которая не совмещается с какими-либо социальными преобразованиями. Напротив, предлагается лишь всеобщая приватизация, коммерциализация, транснационализация.
Мы наблюдаем углубление кризиса по всей Европе, когда все перешли к эпохе сплошной стагнации без серьёзных попыток что-либо исправить. Сам кризис ввиду этого перешёл от локального банковского к финансовой системе, фискальному кризису, кризису национального долга, социальному кризису и, наконец, кризису политическому. И пока нет оснований полагать, что он прекратится на этом.
3) Олигархизация в глобальном плане, которая имеет место почти в каждом обществе и каждой стране. В течение текущего кризиса скорость накопления и концентрации капитала через активы среди супер богатых значительно возросла. Это что-то вроде наследственных привилегий, когда огромное количество активов позволяет богатеть ещё сильнее и быстрее. Я называют это олигархической конвергенцией, а уже упомянутый ранее Пикетти — патримониальным капитализмом. Он указывает, что следствием растущего неравенства в США оказалась стагнация покупательной способности среднего класса, из-за чего домохозяйства влезали в долги и по факту становились ещё беднее. Рост реальных доходов нижних 90 % населения с 1978 по 2007 годы составил менее 1 %, а аналогичный показатель для верхних слоёв превысил 60 %. Сложно вообразить, что подобное общество, с таким неравенством между социальными группами, будет и дальше нормально функционировать. Это верно не только для США.
Всё происходящее лучше воспринимать как элемент геополитики, чем следствие обычной экономической логики. Олигархическое лидерство снова обращается к локальному национализму, чтобы помочь встроиться в транснациональные системы разделения власти и влияния, хотя на первый взгляд это звучит парадоксально. В самих центрах капитализма возникают свои периферийные зоны, т. н. зоны «глобального юга».
Более 20 последних лет мы видим вырождение капитализма, социаль-нота регресса и отказа от тех завоеваний, которые были достигнуты в прошлом Это не триумф демократии, но её разложение, перетекание богатства к маленьким группам наверху.
Имеет место важнейшее противоречие между рыночными и политическими свободами, которое значительно усилилось в течение кризиса. Можете видеть эту жестокость, агрессивность финансовой системы, которая подавляет силой недовольных, как, например, в Греции, хотя есть пример Египта и многих других.
Учитывая, что так или иначе мир ещё регулируется национальными государствами, геостратегия может преобладать над экономической логикой. Усиление националистического милитаризма, новые конфликты, дестабилизация на Ближнем Востоке, войны — классически это всё описывалось как период империалистического соперничества, следующий за упадком предыдущей гегемонии, по итогам чего должны наступить глобальные перемены.
Олигархическая структура неолиберального капитализма вступает в открытое противоречие с интересами большей части населения, которую лишили любого прогресса и возможностей в этой структуре. Общие прогрессивные меры, необходимый ответ — это радикальная деконцентрация огромных фирм, доминирующих на мировом рынке, путём повышения налогов. Нужно усилить закон, который защищает труд от сверхэксплуатации. Реальный доход должен расти, тенденции, вызвавшие кризис, должны быть развёрнуты в другом направлении. Кроме того, необходимы новый тип инвестиций в общественный сектор, укрепление международного пацифистского движения, которое должно привести к максимально возможному ядерному разоружению и прекращению военной гонки. Если мы этого не сделаем, мы столкнёмся с действительно ужасающими последствиями».
Угрозам, которые представляет для человечества сложившийся порядок, рассказал и Димитрис Пателис, адъюнкт-профессор философии в Техническом университете Крита.
«Хотелось бы отметить, что человечество сейчас находится в очень критическом моменте своего развития, — считает он. — Этот глубочайший кризис мировой капиталистической системы является структурным. После кризисов конца XIX века и Великой депрессии это третий структурный кризис всей системы.
В рамках Евросоюза ведётся война против трудового народа. С начала этого кризиса в странах вроде моей родины нищета приобрела огромные масштабы. По официальным данным, насчитывается более 1,5 млн безработных. Даже из этих явно заниженных цифр следует, что у нас 27 % безработных, а среди молодёжи безработица превышает 60–65 %. Более 300 тыс. молодых специалистов покинули страну. Демографические последствия за эти 4–5 лет кризиса и так называемых реформ превышают последствия военного периода. Идёт социальная война против трудового народа, она ведётся в рамках Евросоюза, одного из политических полюсов, унаследованных от XX века. Это региональная форма интеграции с вопиющей неравномерностью и негативными последствиями.
Интеграция с введением единой валюты между неравномерно развитыми странами приводит к тому, что обнищание периферии прямо пропорционально обогащению центра. Мы видим, что в странах периферии ЕС, в том числе Греции, дефициты экономик пропорциональны профицитам стран центра. Мы имеем дело со сверхэксплуатацией в межгосударственной форме со стороны транснациональных корпораций. Евросоюз — это именно такой союз межотраслевых монополий, во главе которых стоит кредитно-финансовый капитал.
Греция вошла в Евросоюз в 1981-м (тогда — Европейское экономическое сообщество), и её экономика сильно изменилась в результате реструктуризации. Была разрушена существовавшая промышленность, нас принудили отказаться от любой экономической самостоятельности и безопасности — даже продуктовой, разгромили традиционные сельскохозяйственные производства путём установки всевозможных правил и ограничений. Фактически дотировали не только ликвидацию промышленности, но даже уничтожение готовой продукции, несмотря на мировую проблему голода.
После 1990-х в связи с расширением ЕС на Восток все эти проблемы лишь усугубились, когда Евросоюз стал откровенно империалистической формой интеграции, скорость которой прикрывала неравномерность развития. Страны центра якобы должны были указать более слабым стран путь реформ. Но фактически центр колонизировал их в соответствии со своими интересами. Принятие решений переносилось из национальных, избираемых подотчётных органов в наднациональные, не избираемые и не перед кем не отчитывающиеся. Это иногда называют мягко «дефицит демократии», но на деле речь идёт о диктате, о принуждении стран периферии. Пожалуй, можно и не говорить, что единая валютная система ЕС лишает отдельные страны фискальной независимости.
Мы обязаны понимать, что неолиберальная политика — это не пропагандистские стереотипы, а имманентная новой стадии мирового капитализма политика. Это не вопрос неправильного выбора. С точки зрения транснациональной олигархии, выбор сделан правильно — у них всё в порядке, а вот для периферии, для трудящегося народа это катастрофа.
Это всего лишь один из способов выйти из кризисной ситуации. Выход заключается в девальвации лишних капиталов, что делают прежде всего за счёт обнищания трудящихся, т. е. путём политики внутренней девальвации. В рамках Евросоюза единственное, что позволяет странам оставаться его членами, это внутреннее обнищание.