Пенсионная система России (по крайней мере, до заморозки накоплений) определяется как комбинация модели условных фиксированных взносов и Базового плана (частное пенсионное накопление опирается на фиксированные взносы). Из стран ОЭСР лишь 4 государства придерживаются УФЗ — Польша, Швеция, Норвегия и Италия, при этом первые 3 сочетают данную систему с Минимальным пенсионным планом, а Италия — с Таргетированным.
Впрочем, подобные аналогии следует проводить достаточно осторожно, ведь по многим пунктам сопоставление едва ли возможно. В частности, зарплатоёмкость ВВП, определяющая в т. ч. потенциальную базу для пенсионных отчислений, в России претерпела заметное падение после рекордного показателя 40 % в 2009-м году, в то время как в ЕС и США этот показатель более стабилен и в последние годы колеблется в районе 65 %.
Значительно разнится и развитие финансовых институтов, в том числе информированность населения о всевозможных пенсионных планах — а значит, и их популярность. Так, в США, Канаде и Великобритании частные системы компенсируют более 30 % средней зарплаты, в то время как средняя месячная сумма выплат НПФ в России в 2013 году составляла лишь немногим больше 7 %
13
. Не говоря уже о том, что общее число участников негосударственных пенсионных программ в России равно почти 8 % трудоспособного населения (в США — более 20 %, не считая уже получающих пенсии).Один из важнейших показателей способности пенсионной системы удовлетворить материальные запросы получателей это коэффициент замещения, рассчитываемый как отношение размера пенсионных выплат к среднему заработку по стране (иногда этот показатель исчисляется по отношению к сумме зарплаты на момент выхода на пенсию).
В среднем, для стран ОЭСР этот показатель 54 % для обязательной части и 67.9 %, если рассматривать ещё и добровольную (там, где она есть). Более того, иногда присутствует ярко выраженная любопытная обратная зависимость по отношению к получаемому доходу. Так, в Дании для человека, получавшего лишь половину среднего заработка, пенсия будет составлять 120.7 % его прошлого дохода, а если он получал заработка в 1.5 раз выше среднего, то пенсия покроет лишь 64.4 %. Помимо Дании, превышение пенсии над получаемым доходом наблюдается, например, в Израиле и Аргентине.
Пример Дании примечателен ещё и потому, что эта страна уже несколько лет лидирует в рейтинге пенсионных систем Melbourne Mercer Global Pension Index
14
, составляемом австралийским Центром Финансовых Исследований на основе многофакторного анализа. Более того, Дания это единственная страна, получившая высшую (А) отметку в общем списке, ближайшими конкурентами здесь выступают Австралия и Голландия.Следует отметить, что в России сама концепция коэффициента замещения иногда подвергается критике из-за необходимости согласования индексации пенсий с общей индексацией зарплат, т. к. при опережающей индексации значение показателя может и упасть, хотя фактическая покупательная способность выплат возрастёт. Взамен предлагается рассматривать отношение средней пенсии к прожиточному минимуму, который должен превысить 200 % к 2018 году (сейчас он около 180 %). Однако такое измерение тоже не лишено скрытых проблем — известно, что рост цен на продукты питания и прочие неэластичные товарные группы оказывается куда выше совокупного индекса инфляции, применяемого при расчёте новой величины выплат.
Конечно, специфические проблемы усиливаются и величиной страхованных пенсионных резервов. Так, на конец 2013-го года общая сумма резервов в России колебалась в районе 800 млрд рублей, в то время как в странах типа Японии или США аналогичный показатель составляет триллионы долларов, а, например, в Швеции и Корее подобные активы ещё в 2010-м году составляли заметно более 20 % ВВП
15
.Впрочем, можно отметить и несколько общих моментов, среди которых важнейшим будет рост влияния обязательных частных (mandatory private) систем. Достаточно сказать, что в ОЭСД средний коэффициент замещения государственных планов составляет 41 %, в то время как в сумма с обязательными частными системами это уже 54 % (в уже упоминавшейся Дании частный обязательный коэффициент вообще выше государственного на 17 % для среднего заработка, а в Исландии — на 60 %).
Увеличивается стоимость активов, которыми распоряжаются пенсионные фонды. Так, в России с 2008-го года объём всех пенсионных фондов увеличился на 42 %, достигнув 3,1 трлн рублей. Стабильная позитивная динамика видна и в большинстве других государств, в частности, за последнее десятилетие пенсионные активы в Голландии выросли со 102,6 % ВВП в 2001-м до 160,2 % ВВП в 2012-м, в Исландии — с 84 % до 141 %.
Наконец, высказываются и общие опасения. Множество экспертов говорит о том, что существующие системы хороши в среднесрочной перспективе, но при долгосрочном планировании надо понимать, что положение будущих пенсионеров в сравнении с нынешними будет неизбежно ухудшаться. На этом фоне звучат мнения о том, что пенсионным фондам следует обратить большее внимание на инфраструктурные проекты, позволяющие извлекать «автоматически» индексируемую прибыль. Ещё в 2011 году ряд крупных австралийских (AustralianSuper, UniSuper), канадских (OMERS, ОТТР) и датских (Pension Danmanrk) фондов имели сравнительно высокие (до 22 %) доли инвестиций в инфраструктурные проекты. Впрочем, надо признать, что на данный момент весь потенциал подобных капиталовложений крайне далёк от реализации.
Явление, получившее куда большее внимание, это возможность пенсионных накоплений положительно влиять на всю национальную экономику (особенно при условии слабой развитости финансового сектора) — тут самой частой ссылкой является пример Чили, показывающий явную взаимосвязь между ростом активов пенсионных фондов и капитализации рынка ценных бумаг (в процентах к ВВП).
Следующим общим моментом выступает актуальность реформирования пенсионных систем. Действительно, за последние 5–6 лет большинство стран прибегало как к одиночным реформам (вроде повышения пенсионного возраста), так и к комплексным изменениям, направленным на изменение показателей покрытия, соответствия целям (adequacy), финансовой стабильности, трудовых стимулов, административной эффективности, диверсификации и прочих.
По итогам этих преобразований, в подавляющем большинстве стран сокращался валовый коэффициент замещения, при этом его падение для наиболее обеспеченных категорий населения было ярче выражено (хотя есть и единичные примеры обратной тенденции, например, Швеция).
Излишне говорить, что спор о роли и будущих перспективах пенсионной системы ведётся и в России. Как и везде, в ход идут различные аргументы. Например, указывается на низкую эффективность использования пенсионных накоплений — в частности, начиная с 2004-го года, их доходность в ВЭБе была выше инфляции лишь по итогам 4-х лет (2005, 2009, 2012 и 2013 годы). Более того, за 2014 год ни одна из управляющих компаний не показала доходность, превышающую 11,4 % инфляции. При этом на пенсионных вложениях не лежит никакого «рыночного проклятья» — рэнкинги крупных НПФ показывают
16
, что многим из них получается удерживать доходность выше инфляции, тем более если ориентироваться на долгосрочную картину, а не показатели отдельных кризисных периодов.Подобные опасения высказываются, конечно, везде. Например, на основе данных восьми стран ОЭСД было произведено эконометрическое моделирование, показавшее, что если разбить инвестиционный портфель поровну между государственными облигациями и участием в акционерном капитале, показатели доходности в ближайшие 40 лет большую часть времени будут достаточно высокими. Впрочем, низкая и даже отрицательная доходность во времена экономических кризисов имеет место во всём мире и не является специфически российским бедствием.
Неоднозначным можно назвать и стремление сократить роль государства в пенсионной системе. Так или иначе, доходность пенсионных фондов зависит от общего состояния экономики, определяемой в конечном итоге качеством и эффективностью комплексной государственной политики. Если происходит экономический спад, то снижается и доходность, что заставляет фонды либо смириться с потерей накоплений, либо искать более прибыльные (но и рискованные) источники вложений. Остаётся, конечно, вариант инвестирования в зарубежные рынки, но тогда создаётся болезненная ситуация зависимости отечественных пенсионеров от внешних сил, что не самым благоприятным образом сказывается на укреплении национального суверенитета.
Риски пенсионных инвестиций Распределение доходов 10% 25% 50% 75% 90% Реальный годовой доход 2.5% 3.3% 4.3% 5.3% 6.0% Коэффициент замещения 26.9% 31.9% 39.9% 50.5% 60.0%
Социально-демографический контекст пенсионной реформы
В обоснование пенсионной реформы как в 2002, так и в 2015 году чиновники и близкие к ним эксперты регулярно приводили данные о демографической ситуации в России и других развитых странах. Однако по большей части дело ограничивалось общими ссылками на снижение рождаемости, рост продолжительности жизни и старение населения. Между тем для понимания демографических процессов и связанных с ними проблем для пенсионной системы необходим куда более детальный анализ.
Демографические аргументы сторонников рыночной пенсионной реформы и, особенно, увеличения пенсионного возраста, строятся на весьма спорном предположении о том, что смертность в России не только снижается, но и будет снижаться дальше, а продолжительность жизни будет, соответственно, поступательно расти. Для того, чтобы понять, насколько верно такое предположение, нужно выявить: